Читая пальцамиТем ощупью найденным
поворотом,
поэт выщербленный, пустотелый,
ты пришёл на руках.
Вырезанный из времени, будто гроб. Ты проступил через стены,
эти пусто-текущие,
из глубин существующего:
чернозёмом в ладонях,
слезами пальцев. Щебнем слов
пронизываешь их, считывающих:
с меня, с меня
пишущим голосом
царапая по стеклу.
Разделённость
По воздуху, твёрже железа,
Пронесено прикосновение,
Отбытие сквозь
Названиями разделённое. Неосторожного путём идя,
Неисполненного,
Он-во-мне вопросом растрескался: Устою ли в Твоих глазах, Господи несуществующий,
Выдержу ли
Одно-из-нас
Не узнать лица
заминдалелого. Несоучастник, ненаблюдатель. Слушай:
то наточенное,
что вызвучивается во мне, то, написанное-и-невидимое,
произнося, вы-являю. Пока есть память,
время от-бывших вместе с моим, твоим, сущая —
одно. Мы — теперь — и Сизиф, и его камень.
Миндаль
1. Миндаль, о чужая К неистолкованному,
К указанному тишине посланию
Сквозь рассечённый тишиной глаз заката
Я подношу себя, —
В этих полных,
В этих лёгких-тебе руках
Вмещая растолчённый на прикосновения
В краснораскроенном воздухе
Миндаль
Тебе, пустотелая чужая.
2. Решётки рук
Прозрачность, твёрдость
Камня между ладонями. Перед разрывом прикосновения
Я пустой, я полный тебе ожидания
Кулак протянул — И в руках, сложенных для молитвы,
В твоих прожжённых,
Лёгкое тело, для убийства заточенное,
Раскрошилось протяжным криком, Рассыпалось.
3. Остриженная наголо
Среди базальтовых столбов тьмы
Ты разламываешь меня, будто хлеб,
На слова, на предложения. Из храма рук я погружаюсь
В течение по-кругу-реки,
Из страха возвращения замыкая линию. Этот мой из ночи глубинный крик —
То в чернозём времени входит память,
Входишь ты, остриженная наголо.
* * *
Речь твоя — чуже-вынутая,
с языка на язык переложенная,
из рук в руки. От слов, над словами призванный,
ты отводишь меня, самоубийца,
прочь:
в нераздельное, в не названное
место во мне.
* * *
Дыхание,
изверженную ветвисто-ломкую пустоту подняв,
я трахею держал сурмой: нет, ни слова нет в альвеолах,
лишь разорванное
вер, и, шь!
* * *
Сгорбленный,
под порогом, прячешь нечто маленькое —
огромное, вырванное с корнем:
бурьян, «нет», — зайди, пусть тесен этот пустырь: высокая птица, галка,
свою песню выкрикивает — тут, надо лбом,
где ветвисто торчит дендрит,
собравшийся в птичий рай — к камню,
что фаллически мне в воздухе зияет; и
слеза над глазом в реснитчатом рту,
пей ты от неё: рванули мои натянутые губы
за твёрдым словом — к опустошённому,
и обмякшему. Заходи, качаясь, себя ночь
накрошит на плечи, —
миндально замерцает
даль.
|
