Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2009, №1-2 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера
Хроника поэтического книгоиздания
Хроника поэтического книгоиздания в аннотациях и цитатах
Январь – июнь 2009 (включены отдельные книги конца 2008)

        Геннадий Айги. Собрание сочинений: В 7 томах
        М.: Гилея, 2009.

        Впервые издаваемый семитомник Геннадия Николаевича Айги (1934-2006) представляется событием беспрецедентным. Перед нами — своего рода сквозной путеводитель по творчеству поэта, к тому же изданный так, чтобы тексты его не смазывались в восприятии читателя: даже самые минималистские тексты помещены на отдельных страницах. Впрочем, важно и то, что с хронологическим принципом совмещена целостность авторских книг, которые для Айги (не в меньшей степени, чем для Генриха Сапгира, но совершенно по иным принципам) были вполне целостными художественными конструкциями. Настоящее собрание нельзя считать полным: здесь мало прозы и эссеистики поэта, да и стихи представлены не в полном объёме. Однако сам факт появления такого издания — прорыв в понимании истинной иерархии русской поэзии конца XX — рубежа XXI веков. Возможно, это станет стимулом для глубинного изучения творчества Айги в отечественном (а не только мировом — хотя подобный порядок и звучит парадоксально) контексте.
        И — состояние / цветка одинокого — розы: / как неумелое: в несколько — будто — приёмов / объятье — младенца: / без обнимаемого.

Д.Д.

        Сергей Арешин. Балахон: Стихотворения и поэмы
        Челябинск: ИД Олега Синицына, 2008. — 87 с. — (Серия современной поэзии «Неопознанная земля»).

        Арешин — один из представителей уральской поэтической школы. Его лирика отражает целый спектр разнообразных влияний, сплавленных воедино исключительно брутальностью героя и натуралистичностью описания мира, что вообще в какой-то мере характерно для поэтов этого региона (например, для Александра Петрушкина, Андрея Санникова). Особо можно отметить влияние рок-поэзии (а через неё и литературы начала ХХ в.), сказывающееся и в словоупотреблении, и в некоторой надрывно-богоискательской интонации большинства текстов книги.
        раздавленная неосторожность реки / «выпей» / выпей / мы встретимся под водою последнего сна... // «сколько на дне таких?» / не знай

Кирилл Корчагин

        Глеб Арсеньев. Стихи и маргиналии II (от случая к случаю)
        М., 2008. — 188 с.

        Четвёртый сборник стихотворений (как верлибрических, так и регулярных) Глеба Арсеньева включает тексты 1994-2008 гг. Для поэта характерны аскетически сухая, стоическая интонация и вместе с тем — склонность к нанизыванию впечатлений и наблюдений. Вторую часть книги составили «маргиналии» — разнородные заметки и записи.
        Сушь с утра до вечера / потрескалась кожа земли / на позвоночнике дома / флюгер нехотя вертится / чёрною смородиной / чадные шмели

Д.Д.

        Александр Бараш. Итинерарий: Стихотворения
        М.: Новое литературное обозрение, 2009. — 64 с. — (Серия "Поэзия русской диаспоры")

        Четвёртая книга стихотворений израильского поэта московского происхождения (р. 1960). Поэзия деталей и подробностей. Наиболее интересными в этой книге видятся небольшие циклы стихотворений («Кофе у автовокзала», «Кастель», «Одноклассницы.RU» и не разделённое на части «На расстоянии одной сигареты»), где над тканью мелочей разных частных воспоминаний проступает высокое поэтическое напряжение, которое не может появиться без конфликта между стихами внутри цикла. Всё другое — не менее точно, потому что такая макрокомпозиция воспроизводится и в меньших по объёму текстах, например, в восьмистишии:
        В окне висит картина мира: // кисло-молочный йогурт неба / направо то же что налево — / опавших лип ретроспектива / намокших крыш клавиатура / Всё это — и не то, чтоб криво / а как-то так не слишком клёво // И тихо отъезжает мимо.

Дарья Суховей

        Как только открываешь книгу Итинерарий, из неё материализуется Собеседник. Сидит напротив и спрашивает: помнишь? «Стоячий кафетерий, мы туда сбегали из дому... кофе... за 28 копеек и пирожное за 22: картошка, тяжёлая и вязкая, на кружевной бумажке, как в жабо». А сегодня «солнца ещё не было видно, но заря цвета зелёного яблока — вызревала за горой Кармель». Собеседник сразу выуживает читающего из быстротечного потока жизни: сам он будто никогда этим потоком не был уносим, а бродил, настаивал в себе слова, которыми должен застыть каждый эпизод — его и общей нашей жизни. «Мы сейчас — то, что будет называться "когда родители были молодые"». Бараш всегда примеряет сейчас на будущее — как оно будет выглядеть, как называться? — исключая из жизни и письма черновик: всё — путевой журнал, который невозможно переписать заново. Естественно, что книга называется Итинерарий, а не Путевой Журнал, потому что стилем ПЖ Бараш выбрал «средиземноморскую ноту» (название предыдущей книги), средой обитания тоже, но, бродя среди олив, он продолжает смотреть туда, где «новодел — внук беспредела», и сводить прошлое с будущим:
        Когда подох наш чёрный пёс, / я положил окоченевший труп / в рюкзак, отнёс его и закопал / за дальней просекой. В какой-то новой жизни, / когда я буду чист и бестелесен, / я прилечу туда, и старый пёс / поднимется, привалится к ноге / и взглянет мне в глаза.

Татьяна Щербина

        Владимир Берязев. Ангел расстояния: Стихи последних лет
        М.: Изд-во Р. Элинина, 2009. — 208 с.

        Довольно полный и искусно составленный (П. Крючковым) свод стихотворений сибирского поэта с европейской культурой. Владимиру Берязеву свойствен широкий диапазон настроений и тем; он умеет сочетать тонкость, ироничность и рефлексию интеллигента с (не будем бояться этих слов) патриотическим пафосом. Чего автор не любит — так это упоённо жевать сладкую соплю неудачи. В каком-то отношении это стихи победителя. А если поэт и жалеет кого-то, то, наверное, не себя.
        Наливала стакан молока, / подавала беляш золотистый, / было около так сорока / ей, наверное, или слегка / за... неважно...

Леонид Костюков

        Сергей Бирюков. Sphinx
        Madrid: Ediciones del Hebreo Errante, 2008. — 72 с.

        В поэзии Бирюкова, одного из лидеров современного неоавангарда, автора нескольких книг стихов, монографий и сборников статей, наконец, составителя легендарных антологий экспериментальной поэзии «Зевгма» и «Року укор», сосуществуют учёность и провокативность, западничество и почвенничество (поэт родом из Тамбова, а живёт в Германии). С глоссолалическим ражем и словесной игрой соседствует аналитичность письма. Здесь поэзия присутствует в качестве утверждения о собственном наличии; не интертексты или метафоры — но декларации и манифесты, обладающие, тем не менее, лирическим смыслом.
        женщина в лёгком платье / почти прозрачном / шуршание планет / вращение механизмов / стихотворения / буквальный перевод

        Вениамин Блаженный. Сораспятье: Стихи
        М.: Время, 2009. — 416 с. — (Поэтическая библиотека).

        Сборник стихотворений выдающегося минского поэта Вениамина Михайловича Блаженного (Айзенштадта; 1921-1999) полностью повторяет по составу подготовленную им самим книгу под тем же названием (Минск, 1995); поэтому, к сожалению, в том не вошли стихотворения последних лет жизни. Впрочем, переиздание освобождено от многочисленных ошибок первоиздания. Поэзия Блаженного, получившая одобрение таких мастеров, как Борис Пастернак, Арсений Тарковский, Виктор Шкловский, придаёт отечественной религиозной и метафизической лирике редкую для него интонацию высокого юродства, непосредственного диалога с горними силами, восходящего ещё к Книге Иова.
        Господь, не уходи из этих детских слов / И детские глаза беречь мне заповедай, / Чтобы я мог в бреду узнать твоих послов — / В прозрачной чистоте предутреннего бреда. // Узнать твоих пичуг, и кошек, и собак, / Всех тех, кого моя оплакала утрата, / Кто думу затаил в высокомудрых лбах, / Как будто это лбы наследников Сократа...

        Тамара Буковская. Стихи на полях
        СПб.: АКТ, 2009. — 30 с.
        Artикуляция
        СПб.: АКТ, 2009. — 30 с.

        Два новых сборника петербургского поэта, редактора самиздатского журнала «АКТ» содержат, соответственно, два формально различающихся цикла. Первый представляет собой собрание миниатюр, отсылающих то ли к подписям под картинами, то ли к книжным маргиналиям; второй состоит из свободных стихотворений-рядов, репрезентирующих неразрывный поток бытия. Обе книги содержат графику Валерия Мишина, не просто иллюстрирующую стихи Буковской, но вступающую с этими стихотворениями в семантически наполненное взаимодействие.
        моя жизнь / проходит / на полях / твоей жизни / играются / на одном поле / на том / куда нас / высеял / случай / и свёл / случай / обернувшийся / навсегдашним / законом / непреложности

        Игорь Вишневецкий. Cтихослов
        / Предисл. Е. Никитина. — М.: Икар, 2008. — 124 с. — (Art-con-Text).

        Сборник Игоря Вишневецкого «Стихослов» носит «кураторский» характер: в отличие от других книг серии «Art-con-Text» он построен не на парном диалоге поэта и художника, но на целой галерее образов разных графиков, живописцев, фотографов (от Пакито Инфанте до Олега Кулика, от Георгия Пузенкова до Ольги Чернышёвой), обозначающих через косвенные совпадения разные стороны поэтического письма Вишневецкого. Стремление поэта к указанию на непроговариваемое, письмо не столько о явлениях и ощущениях, сколько об их следах, метках, при этом остающееся в пространстве сакрального, иерархического понимания поэтического слова, восходящего к высокому модернизму, находит в подобном визуальном сопровождении дополнительные измерения. Изобразительный ряд и комментирует стихи Вишневецкого, и служит своеобразным камертоном, вызывающим глубинные поэтические смыслы.
        Изображенье льва на трубке / и сладковатый дым, / и кругом голова от впечатлений. / Мир, как на две ореховых скорлупки / расколотый — то бодрствуем, то спим / в чудесной череде явлений.

Д.Д.

        Дмитрий Григорьев. Другой фотограф: Некоторые стихотворения 2003-2008 гг.
        / Предисл. В. Шубинского. — М.: Центр современной литературы, 2009. — 88 с. — (Русский Гулливер)

        Новая книга петербургского поэта (р. 1960) состоит из двух частей: «Имена снега» и «Имена дождя»; каждой части предпослано авторское лирическое эссе про разные виды дождя и снега. В первой части — верлибры о работе, стихи про ангелов, Пана и Саломею. Всё там такое зимнее, отграниченное двойной рамой или слоем льда, наблюдательное, проводящее очевидную границу между реальным и потусторонним. Во второй части — непостижимое приближается и становится частью обыденной жизни, как ветерок в распахнутое окно, которому рама не граница. Другой фотограф щёлкает кузнечиком, дикое окно хлопает неизвестно где и «что выкинет в очередной раз, никто не знает». Но всё это непосредственно здесь и сейчас. Вопросы о смысле бытия во всей книге ставятся и решаются просто. Даже более чем.
        Вот идут на прогулку дети, / смотрят в меня как в яму, / а куда им ещё смотреть, / если дорога прямо / проходит сквозь моё сердце, / совпадая с линией жизни, / пересекая линию смерти.

Дарья Суховей

        Валерий Шубинский отмечает в предисловии нехарактерную для петербургской поэзии естественность стихов Дмитрия Григорьева. Пожалуй, именно слова «естественность» и «открытость» и будут здесь наилучшими определениями. У Григорьева в стихах нет изначального конфликта, наоборот, противоречия между миром и человеком, между природой и техникой и т.д. как-то сглаживаются, происходит синкретическое соединение самых разных элементов нашего многообразного мира. Поэт принимает всё, что ему встречается, и даже смерть становится у него лишь временной остановкой на длинном и извилистом жизненном пути. И потому даже если в стихах идёт речь о чём-то печальном, об утратах, от них всё равно остаётся очень светлое и обнадёживающее впечатление.
        Вот смерть идёт в твоих ботинках / на яркой глянцевой картинке, / и прогибается бумага, / и рассыпается строка

Анна Голубкова

        Манера Дмитрия Григорьева ведёт свою поэтическую генеалогию от той линии петербургской поэзии, что восходит к работам Геннадия Алексеева. В текстах из новой книги особенно заметна импрессионистическая созерцательность, во многом аналогичная той, что часто появляется в русских переводах из японской поэзии. Поэтический мир Григорьева зыбок и существует как бы на грани реальности и сновидения — в привычном течении быта часто обнаруживается возможность выхода в иной, скорее сказочный мир со своей логикой и законами, который в итоге и оказывается основным предметом лирического описания (ср. с творческим методом Игоря Жукова или Андрея Сен-Сенькова).
        белые пятна заполнились красным, / река потемнела, солнце погасло, / брёвна скользкие до тошноты / мне уже не связать в плоты, // а вода, густая как нефть, несёт / разлитый над полем заката йод, / и пьяный на пристани хрипло поёт / про какой-то чудесный плот.

Кирилл Корчагин

        В этой книге, пожалуй, краски Дмитрия Григорьева интенсивнее, чем прежде. Меньше графических намёков, больше «досказанностей». Редкий для современной поэзии — да и для поэзии вообще — скорее мажорный лад, иногда вопреки грустноватому смыслу. Вроде как пока другие думают, как справляться с сумерками, Григорьев находит такую местность, где солнце не село — да и не собирается садиться.
        а вода, густая, как нефть, несёт / разлитый над полем заката йод, / и пьяный на пристани хрипло поёт / про какой-то чудесный плот.

Леонид Костюков

        Джордж Гуницкий. Берег слова: Стихотворения
        СПб.: Красный матрос, 2009. — 108 с.

        В новую книгу петербургского поэта, известного как автор текстов для песен Гребенщикова (его шуточная инструкция читателю помещена на последней странице обложки) и Бутусова, вошли стихотворения в узнаваемой лирически-абсурдной манере, датированные 2008 годом. Традиции абсурдных поэтик всех изводов — от русского авангарда до англоязычного лимерика и музыкальной поэзии второй половины рок-н-ролльного ХХ столетия — переплетаются в стихах Гуницкого, который наконец превратил творческий ник-псевдоним, под которым известен с 1970-х, в полноценное авторское имя.
        Мне говорили, что на траверзе Кордовы / Порой встречаются безумные коровы / С алмазным мегациркулем в руке / Бегущие по сломанной реке

        Сева Гуревич. Несаргассово море: Стихотворения
        М.: Водолей Publishers, 2009. — 168 с.

        Третья книга петербургского поэта (р. 1960). Иронично-циничные стихи, балансирующие между рогожкой городского романса и кружевами неомодернизма. Стих весьма традиционен, но интонации — разнообразные, от:
        А потом под разговор лукавый / Вспомнишь вдруг, в сетях и нетях лжи, / танец моря, бег волны стоглавой, / Прячущий иные миражи
        
— до:
        может быть, мы слагаем вирши / вычитая слова из текста / что когда-то был задан свыше / иль как память достался с детства / перенять по наитью почерк / посошком испытать дорожку / я ведь тоже один из прочих / шифровальщиков понарошку
        
И мы видим, что экзистенциальная граница зримо присутствует, и преодолеть её нет никакой возможности.

Дарья Суховей

        Дмитрий Дианов. Нетяжелая твердь: Стихотворения
        М.: Водолей Publishers, 2008. — 168 с.

        Сборник составлен из стихотворений, написанных поэтом за более чем три десятка лет. Постакмеистическая поэтика Дианова строга и выверена, в ней нет ярких красок, но есть представление не только о гармоничности мира, но и его многомерности.
        Мой ветер — домосед и однолюб — / Летел к тебе — на всякий грустный случай, — / Припомнить, как твоих касался губ, / Искавших по себе зимы колючей.

        Диван Мирзы Галиба
        
Новосибирск: Артель «Напрасный труд», 2008. — 48 с.

        Мирза Асадулла-хан Галиб — великий индийский поэт XIX в. Однако в этом сборнике представлены вовсе не переводы его стихотворений, а подражания, точнее, попытки вжиться в суфийскую поэтику старого поэта, выполненные новосибирцем Андреем Щетниковым; при этом в стихах, составивших сборник, есть и фрагменты самого Мирзы Галиба. Парадоксальный эффект, производимый трансформацией твёрдой формы газеллы в верлибр, составляет контрапункт цикла.
        Мне достаточно малейшей зацепки, / Чтобы пара разрозненных слов превратилась в стихотворение. // Малая искра во мгновение ока превратилась в степной пожар, / А ведь я ещё не успел о тебе подумать. // Опомнись, Галиб: ты висишь над пропастью на паутинке! / Готов ли ты положиться на её милосердие?

Д.Д.

        Дмитрий Драгилёв. Все приметы любви: Книга стихов
        / Предисл. Б. Шапиро. — М.: Центр современной литературы, 2008. — 68 с. — (Русский Гулливер).

        Биографическая справка о поэте (р. 1971) заканчивается словами «призёр берлинского открытого русского слэма». Ничего похожего на яркие до аляповатости высказывания звёзд слэма российского в книге нет. Есть тихое воспитание рижско-германского русскоязычного европейца, вскормленного как историей русского стиха, так и опытом развития мировой поэзии. Много подстрочных сносок, поясняющих малоизвестные факты мировой культуры, и даже пересечение с Бродским о стоматологических проблемах включено в контекст деталей микроистории, а статичные языковые связи и ритмический каркас шатаются — как те самые непрочные зубы:
        Прошло время хороших зубов / мой зуб / похож теперь скорее на церковь / в центре Европы / чем на коралловую слезу // дантисты поднимут цены / и девушка за любовь / не выпьет но требует / летучий корабль чести отчаянно офицерской

        Михаил Ерёмин. Стихотворения. Кн.4.
        СПб.: Пушкинский фонд, 2009. — 48 с.

        Новая книга петербургского поэта (р. 1937) включает в себя стихи, написанные с 2005 по 2008 год. Также в издание вложен список опечаток, найденных в трёх ранее выпущенных «Пушкинским фондом» сборниках стихотворений Ерёмина, их 6. Узнаваемая форма восьмистиший с синтаксисом в несколько витков, обилием естественнонаучной терминологии, в каковой форме поэт работает уже более полувека, в новейших стихотворениях претерпела изменения в строну Божественной простоты — самые очевидные вещи говорятся прозрачным языком. Видимо, четвёртая книга стихотворений — ключ к пониманию всего творчества Михаила Ерёмина, полному жизни во всех её проворотах.
        Предгорний синий бор и скитничьи кресты / Незаслонимы, будь то пробели ваяний / И празелень искусных крон, / Не застят коих кряжистые пни и крыжи, / И долу пустоши и градостение — / Прожить в отечестве, а не в отчизне, / Которая не что иное, как судьба, / Но не обязанность мощам и пепелищам.

Дарья Суховей

        Павел Жагун. Алая буква скорости: Книга стихотворений
        СПб.: Пушкинский фонд, 2009. — 196 с.

        Третья книга стихотворений поэта, появившегося в современной литературе не так давно — около двух лет назад — и сразу же представившего публике всё, что было написано им за долгие годы. Пока что довольно сложно осмыслить то, что сделано Павлом Жагуном. Сам поэт в послесловии, имеющем характер эстетического манифеста, говорит о генеративном искусстве и о неизбежности превращения компьютера в своеобразный художественный инструмент — вроде скрипки у музыканта или кисти у художника. Стихи Жагуна, как отмечает он сам, неоднозначны, полисемантичны, полиритмичны, основным структурным элементом в них является звукопись. Всё это так, однако, кроме всего вышеперечисленного, в стихах этих есть и что-то ещё, какое-то особое волшебство, не позволяющее свести их целиком и полностью к литературному эксперименту.
        наша память — / бродячая псина / брось монетку / и станет понятно / сколько в мире / осталось бензина / чтобы снова / вернуться обратно

Анна Голубкова

        Валерий Земских. Кажется не равно: Книга стихотворений
        / Предисл. А. Мирзаева. — М.: Центр современной литературы, 2009. — 96 с. — (Русский Гулливер)

        Восьмая книга новых стихотворений петербургского поэта (р. 1947) объединяет стихи последних двух лет, где обилие мелких бытовых подробностей и финальный перевод взгляда создают ту неопределённость, которая, кажется, досконально описана наукой ХХ века, но не получала достойного воплощения как развёрнутая философская категория в поэзии. В предисловии Арсена Мирзаева говорится о «скрытом» шуршании мыши как об одном из заметных лейтмотивов поэтики Земских, образно обозначающем именно эту категорию неопределённости, неуловимости момента бытия, принципиальной невозможности его фиксации как в сознании, так и в стихотворении.
        Ты заглядываешь в комнату / Там горит лампа / Возможно ты включил её когда-то / Если вспомнишь / Жизнь изменится / На время / Прошедшее с тех пор

Дарья Суховей

        Тему этой книги можно определить как «две грани». С одной стороны, Валерия Земских интересует та черта, где речь вдруг становится поэзией, — это, кстати, сближает его с Всеволодом Некрасовым. С другой — автор пристально вглядывается в горизонт, за которым кончается земное существование человека. Есть ли там что-то? Стихи Валерия Земских недвусмысленно это самое что-то нащупывают, но оно настолько специфично, что поневоле задумаешься: а может, не надо?..
        Каждый кирпич / Желает упасть / На голову / Но увы / Большинство ложится навечно в стены.

Леонид Костюков

        Стихи Валерия Земских достаточно разнообразны, однако более всего он тяготеет к тонкому и проникновенному верлибру, как бы чуть-чуть царапающему слух и сердце читателя. Эта последняя книга получилась довольно-таки грустной, в стихах часто идёт речь о пустоте, утрате, промежутке, пропущенном или же безвозвратно ушедшем времени. Видимо, именно поэтому от книги в целом остаётся какое-то осеннее впечатление, что особенно приятно для любителей свойственных этому времени года неторопливых прогулок и размышлений.
        Острая сабля висит на стене / Пропустим пыль на ковре / Трещину в старых ножнах / И сразу к пятну / У эфеса

Анна Голубкова

        Для Земских характерно осмысление посредством текста буквально каждого, подчас кажущегося незначительным фрагмента бытия — эта особенность сохранилась в полной мере и в новой книге. Поэт остаётся апологетом свободного стиха как достаточно гибкого для того, чтобы вместить горькие размышления, фотографические снимки окружающего пространства, непрерывную и в каком-то смысле мучительную рефлексию.
        Поднимется ветер / С рулевого слетит фуражка / Неловкая попытка поймать / и шлюпка перевернётся // Гребцов выловят через неделю / Рулевой попадёт в сети через месяц / Через год разбитую о камни шлюпку выбросит на берег / Ещё через два года он присядет на засыпанные песком обломки / Потушит сигарету о полустёртый номер на борту / Отряхнёт белые брюки / И пойдёт дальше

Кирилл Корчагин

        Сергей Ивкин. Конец оценок: Стихотворения
        Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2008. — 56 с. — (Библиотека «Свезара»).

        В сборник екатеринбургского поэта вошли стихи разных лет. На общем фоне брутально-трансгрессивной, семантически и синтаксически изломанной, аутически-суггестивной поэзии многих ярких уральских авторов стихи Ивкина кажутся чуть ли не неоклассическими, однако и в них лирический субъект переживает состояния перехода и трансформации.
        Живём — не где хотим, а где поселят. / Душа как непогашенный окурок, / опасно вьётся сладковатый дым. / Когда ты сходишь с этой карусели, / то незаметно обрастаешь шкурой, / в которой нечувствителен к другим.

Д.Д.

        Ивкин — один из тех авторов уральского литпроцесса, чьё творчество нельзя назвать сугубо «уральским». Тексты Ивкина, отсылающие скорее к опыту «Московского времени» (особенно — к стихам С. Гандлевского), нежели к творчеству В. Кальпиди и В. Дрожащих, сильно выделяются на общем местном фоне, в котором превалируют герметичность и неообэриутская деструкция языка. А общая плавность и лиричность его стихов резко контрастирует с «уральской надрывностью» других поэтов региона.
        Я — глупый пацан, до буйков доплывавший в грозу, / смотрю на моторку, как на настоящее судно, / которому озеро, знаю, осилить не трудно, / имея мотор и озёрного духа внизу.

Мария Скаф

        Виктория Иноземцева. Материя
        М.: Время, 2009. — 48 с. + CD. — (Поэтическая библиотека).

        Название сборника стихотворений Виктории Иноземцевой не случайно: её стихотворения необычайно плотны, словесные конструкции пригнаны друг к дружке до неразрывности. Перед нами поэтические монологи трагического «я», пытающегося сохранить целостность в разорванном мире.
        Что нам, тихим, господи, судьбу выбирать, / загляни же, Господи, в детскую тетрадь, / там святые чёрточки и рука слаба, / личики и чёлочки, пальчики у лба <...>

Д.Д.

        Игорь Иртеньев. Избранное
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008. — 352 с. — (Поэтическая библиотека).

        Для человека, не читающего газет и много лет не включающего телевизор, повсеместная популярность стихов Игоря Иртеньева оказывается фактом неожиданным и, пожалуй, даже весьма приятным, свидетельствующим в первую очередь об имеющейся у российского народонаселения неистребимой потребности в поэзии. Стихи Иртеньева, как отмечено в предисловии Виктора Куллэ, не так уж и просты, хотя прежде всего, конечно, поэт этот работает с устойчивыми формулами, засевшими в сознании читателей ещё на школьных уроках литературы. Впрочем, в русской литературе можно найти достаточно много аналогов такого рода поэзии, так что окончательное определение роли и значения творчества Игоря Иртеньева следует оставить будущим историкам литературы.
        Я раньше был подвижный хлопчик, / Хватал девчонок за трусы, / Но простудил однажды копчик / В интимной близости часы.

Анна Голубкова

        Александр Кабанов. Весь: Из шести книг
        Харьков: Фолио, 2008. — 192 с.

        Сборник «Весь» выстроен в обратном порядке: от позднейших стихов, датированных 2008 годом, до стихов 1998 года. Избранное за 10 лет. За это время поэтика Кабанова, почти не меняясь внешне (всё те же словесные игры, каламбуры, химерические смешения всего со всем), претерпела значительные внутренние изменения; от «синтетических» слов и образов (одна из книжек поэта так и называется — синтетически — «Айлавьюга») к образам «синкретическим», не столько составным, сколько неразложимым, от чувства отъединённости к чувству всеединства. Этот неоромантизм с налётом украинской барочности, избыточности, вещность и плотность текста, его энергия позволяют отнести тексты Кабанова к «южнорусской» школе, что бы мы ни вкладывали в это неуловимое определение. Кабанова легко пародировать, у него немало подражателей, но мало кому удаётся вот это волевое поэтическое усилие, навязывающее случайным словесным созвучиям неслучайный и неординарный смысл.
        Всё на земле — мольба, дыр и, возможно, щыл. / Господи, Ты зачем комменты отключил? / Всех успокоит Сеть, соль и лавровый лист, / будет вода кипеть, будет костёр искрист. / Будут сиять у ног — кости и шелуха... / Как говорил Ван Гог: «Всё на земле — уха...»

Мария Галина

        Виктор Каган. Превращение слова: Стихи 2006-2008 гг.
        М.: Водолей Publishers, 2009. — 280 с.

        В стихах Виктора Кагана позиция наблюдателя, чуть ли не созерцателя, подчас поэтического пейзажиста, крайне внимательного к мелочам, из которых состоит мироздание, сочетается с богатством ритмико-фонической стороны стиха.
        лужицы кофе на столике / словно архангелов лики / памяти малые толики / всполохи проблески блики / старая кожа диванная / ржание вещей каурки / и коммунальная ванная / под листопад штукатурки <...>

        Михаил Каганович. Credo: Сборник стихов
        М.: АртХаусмедиа, 2008. — 192 с.

        Поэтический сборник Михаила Кагановича непосредственно связан с его же романами — «Начало романа» и «... на конной тяге», близкими по традиции к магическому реализму. Тексты эти (и стихи, и проза) написаны от лица доктора Михаила Каана, одновременно маски и альтер-эго автора. При всём стилистическом разнообразии для Кагановича-Каана остаются важнейшими ностальгическая тема и размышления о месте еврейских судеб в судьбах страны и мира, о взаимодействии еврейской и христианской культур.
        Так рыба корчится в чаду, / Глотая жир со сковородки , — / Свой каждый миг, весь век короткий, / Я с той поры припят к кресту.

Д.Д.

        Катя Капович. Милый Дарвин
        / Предисл. М. Шатуновского. — М.: Икар, 2008. — 128 с. — (Art-con-Text).

        Катю Капович, подумав, можно было бы назвать самым последовательным акмеистом нашего времени. Каждая строка каждого её стихотворения бесконечно глубоко мотивирована жизнью автора. Ничего не добавлено, ничего не приукрашено. В такой поэтической оптике совершенствование — это обыкновенно либо ещё более тщательное фокусирование, либо поиск неожиданных средств. Но именно в этой книге Кате Капович удаётся чудо — мир за её стихотворениями, оставаясь абсолютно подлинным и достоверным, вдруг становится красивее. Очевидно, это не литературное усилие автора, а эволюция зрения. Надо отметить великолепные фотоиллюстрации Стаса Полнарёва, очень точно попадающие в тон книги.
        Внутри пустого гнезда, / посреди второго числа / декабря конфорки звезда / мигает в толще стекла.

Леонид Костюков

        Николай Караев. Безумное малабарское чаепитие: Сборник стихов
        Тарту: Kite, 2009. — 148 с. — (Cерия «Первый полёт», вып. 5).

        Первая книга русскоязычного эстонского поэта (р. 1978) вышла в серии, предназначенной как раз для поэтических дебютов эстонских 20-30 летних. В книге 5 разделов, один из них посвящён переводам стихов — с английского (Пикок, Суинберн, Фрост; Буковски, Гилмор и др.), французского (Превер), китайского (Хуан Цань-жань, Юй Цзянь, по подстрочнику), японского (Миюки Накадзима). Оригинальные стихотворения написаны в кросскультурной полисемантической манере. Завершает издание «Русско-малабарский словарь», где разъяснены понятия тех культур, на перекрёстке которых существует поэтика Караева. Как и в стихах, энциклопедическое в нём граничит с ироническим.
        Я человек, измученный нарзаном. / Я в текст глядел, и текст глядел в меня. / Я Хануман, истерзанный Тарзаном. // Я трезвенный кутёж при свете дня. / Мои стихи есть заворот аллюзий / Плюс коцаная куцая фигня.

Дарья Суховей

        Дебютная книга живущего в Эстонии поэта, в 2005 году получившего приз Ордена Куртуазных Маньеристов на турнире поэтов «Пушкин в Британии». Это, однако, «гламуризованный» куртуазный маньеризм, приправленный пикантными добавками анимэ-культуры, эклектики и экзотики, изобилующий отсылками к культовым литературным произведениям. Книга делится на несколько разделов: «Два попугая» (лирика); «На героях анимэ нет лица» (стилизации и зонги); «А роза всё падает» (литературные вариации, параллели и реминисценции); «Венецианские черновики» (всего понемногу). Лирический герой Караева — эстет-одиночка, космополит и транслятор культуры, читатель также усмотрит родство с Игорем Северянином — и будет прав.
        Коли выпало двуногим воплотиться, / Лучше жить в глухой империи у моря, / Продуваемой насквозь эфирным ветром, // В меру северной, с готической столицей, / В метрополии, застывшей в стиле "ретро", / В захолустье, не в опале, не в фаворе; // Представлять себя, пожалуй, самураем, / Тамплиером, бодхисаттвой, пилигримом, / По осенним мостовым легко ступая // Или мчась за ускользающим Граалем / В направлении потерянного рая / Между Бенаресом и Иерусалимом...

        Даниэль Клугер. Разбойничья ночь: Стихи и баллады
        / Послесл. Е. Витковского. — М.: Текст, 2009. — 156 с.

        Вторая книга стихов живущего в Израиле писателя, барда и поэта. Это, пожалуй, самое полное собрание текстов Клугера состоит из нескольких разделов: «Еврейские баллады» посвящены Испании времён инквизиции; «Готика еврейского местечка» — литературно обработанные легенды «штетлов», еврейских поселений на территории нынешних Польши-Украины-России; «Разбойничья ночь», куда вошли, в частности, мрачно-готическая «Баллада о Клаусе Штёртебеккере» и весьма энергичные переводы из Вийона. Завершают сборник раздел «Театр постаревшего любовника», куда включены лирические тексты автора, в том числе и давние, и «Послесловие крысолова» Евгения Витковского. Даниэль Клугер — великолепный рассказчик и вдумчивый исследователь, большинство его баллад посвящено реальным событиям. События эти, однако, трансформированы в сторону «живописности» и «романтичности», отчего каждый конкретный казус становится универсальной притчей. Быть романтиком и не впадать в пошлость — редкий дар; Даниэлю Клугеру это удаётся — его героические и сентиментальные баллады занимают совершенно особое место в современной поэзии. К сборнику Клугера вполне уместно было бы дополнение в виде CD, поскольку баллады его хороши в авторском исполнении, диска, однако, нет, а жаль.
        С волны свинцовой, тяжкой, срывает пену ветер. / Но буря не тревожит сегодня старый порт: / Вожак пиратов Клаус, известный Штёртебеккер, / С остатками команды взошёл на эшафот.

Мария Галина

        Анатолий Кобенков. Однажды досказать...: Последние стихотворения
        / Сост. С. Захарян, Г. Сапронов. — Иркутск: Издатель Сапронов; Владивосток: ООО Альманах «Рубеж», 2008. — 448 с.

        Посмертный том иркутского поэта Анатолия Ивановича Кобенкова (1948-2006) составили стихи, написанные в последние годы его жизни. Поэтика Кобенкова, при всей её центристской установке, отнюдь не ориентирована на постакмеистический мейнстрим; для поэта были важны и новокрестьянские поэты, и романтики 1920-х, и, вероятно, конструктивисты. В этих стихах равно важны и внутренний нарратив, лирическая повествовательность, и глубинная рефлективность авторского «я».
        За то, что Брут, за то, что шут, / и оттого, что снова / тебя на стёклышки крошу, / чтоб приукрасить слово, — // не провожай меня туда, / где в курточке кургузой / стоит стоячая беда, / прикидываясь музой...

        Елена Костылева. Лидия
        Тверь: Kolonna Publications, 2009. — 74 с.

        Вторая книга московской поэтессы менее провокативна, нежели первая, хотя и в ней главенствуют мотивы неконвенционального эротизма, богоборчества, возникающего как способ самоидентификации разорванной, плавающей субъективности. «Прямое высказывание» здесь деконструируется изнутри собственной же концепции.
        я раньше думала что люди — / они не я и им не больно / а им оказывается вот как / оказывается вот как // и между ними плотно словно слово / уже взлетевшее на воздух / такое блядь / допустим это слово / не так, не вовремя и человеку больно // да в принципе сюда сойдёт любое

Д.Д.

        Александр Кушнер. Облака выбирают анапест
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008. — 96 с. — (Поэтическая библиотека).

        Новая книга лауреата многочисленных премий и одного из самых титулованных современных поэтов, часто вообще называемого «живым классиком». С некоторой точки зрения такое определение вполне оправдано, потому что именно с русской классикой творчество Кушнера связано самым теснейшим образом. Здесь и прямые цитаты, и отсылки к классическим текстам, и опыт перечитывания, и постоянное наложение чужого культурного багажа на свою собственную жизнь. Стихотворения Кушнера существуют на фоне всего того, что было сделано в рамках прежней русской культуры. И, безусловно, эти стихи не могут не быть крайне важными для тех, кто в недостаточной степени знаком с оригиналами и не имеет своего обширного опыта общения с классическими образцами. Творчество Кушнера, таким образом, выполняет важнейшую функцию просвещения и культурной пропаганды, которая не может не быть недооценённой на фоне упадка уровня современного образования.
        Судьбу, — бедна она, убога, / Но в ней узор распознаю / Поверх печального итога, / И вижу смысл, и верю в Бога, / Молчу, скрываюсь и таю.

Анна Голубкова

        Илья Лапин. Два времени: Стихи
        СПб.: Русская симфония, 2009. — 68 с.

        Первая книга петербургского поэта (р. 1978) объединила стихи, писавшиеся во второй половине 2000-х годов. Основная тема этих стихов — повышенно чувствительное отношение к осмыслению истории пространства и движения времени. Можно назвать это поэтическим краеведением, но проблема глубже — человек существует, вернее, ощущает себя только на фоне памяти. В основном Лапин пишет традиционным стихом, тем ценнее выходы за пределы этой техники — малопрозаическая миниатюра «Райвола в марте» и записанный в строчку белым стихом «Монолог городского сумасшедшего». Некоторые стихи написаны по мотивам симфонических музыкальных произведений, эмоциональное содержание которых Лапин пытается передать средствами поэзии.
        Откуда дрожь взялась? Что это? Холод? / Адажио из первого концерта? / Дождь в ре-миноре, ре-минор в дожде? / Или на миг всего один расколот / Вдруг оказался тёмный камень смерти / И луч проник сквозь трещину в гряде?

Дарья Суховей

        Леонид Латынин. Дом врат: Книга стихотворений
        М.: Водолей Publishers, 2008. — 144 с.

        Нахождение на грани жизни и смерти, смертельная болезнь, как пишет сам Латынин, перефразируя Писание, «обитание в моём нечаянном Доме Врат», стало тем экстремальным в высшем смысле слове опытом, что претворился в художественном слове. Скупость выразительных средств в данном случае подчёркивает глубоко интимный характер данного поэтического высказывания.
        И кто их рассудит, / Приближенных к краю. / Природа забудет, / А люди — не знаю. // Явление чуда / На улице сонной, / Ужели забуду / Рассветы на Бронной

        Илья Леленков. Думай о хорошем
        / Предисл. Е. Лесина. — М.: Вест-Консалтинг, 2009. — 96 с. — (Б-ка журнала «Современная поэзия»).

        Во второй книге московского поэта совмещаются ирония и умеренная заумь, некоторая брутальность и определённая доля сентиментализма. Работа с символами массового сознания (или просто навязчивыми именами-этикетками) носит здесь не постконцептуалистский, но лирико-юмористический характер (напоминая, отчасти, поэзию Андрея Подушкина).
        утихни мамба. молчи, гитара / убит индеец тупак амару // три футболиста из ла-коруньи / его у дома подкараулили // они стелились весь день в подкатах / а он с работы пришёл поддатым

Д.Д.

        Эдуард Лимонов. Мальчик, беги!: Стихи
        СПб.: Лимбус Пресс, 2009. — 144 с.

        Новый поэтический сборник живого классика русской литературы включает стихотворения последних двух лет. В своей поэтической ипостаси Лимонов остаётся верен вектору, взятому ещё в шестидесятые, — примитивизму, генетически восходящему к работам обэриутов и через них к практике кубофутуристов. Разве что теперь его поэтика предстаёт в более утрированном виде. Новейшие стихи Лимонова по сути являются ироническим «двойником» его прозы: они близки сюжетно и тематически, работают с тем же жизненным материалом — воспоминаниями о давних приятелях и любовницах, революционными воззваниями, мимолётными впечатлениями от современной русской жизни, сплавленными яркой биографией героя-автора.
        Вышел из тюрьмы. Сидит на табурете. / Сзади девочка стоит. / Люди! Посмотрите на два тела эти... / Скоро их судьба и разлучит. // Механизмы драмы. Повороты Богом / То ли чёток, то ли бусин в кулаке, / Смотрит строго, слишком строго / Девочка. Рука на мужике...

Кирилл Корчагин

        Семён Липкин. «Угль, пылающий огнём...»: Воспоминания о Мандельштаме. Стихи, статьи, переписка. Материалы о Семёне Липкине
        М.: РГГУ, 2008. — 452 с. — (Записки Мандельштамовского общества. Т. 15).

        Сборник, посвящённый памяти Семёна Израилевича Липкина (1911-2003), выходит не зря именно в серии «Записок Мандельштамовского общества». Ведь Липкину принадлежит хоть небольшое по объёму, но содержательно одно из самых значимых мемуарных сочинений о Мандельштаме — перепечатанное в настоящем томе, открывающее его содержательную часть и давшее ему заглавие. Липкин занимает в ряду поэтов «переходной эпохи» между высоким модернизмом и современностью совершенно отдельное место. Он — один из немногих «смысловиков» (в ахматовско-мандельштамовском сленговом смысле), не столько даже акмеистический продолжатель, сколько носитель крайне скудной, но великой в замысле классицистической модели, столь болезненно сосуществовавшей с модернистской парадигмой. Он — создатель кристальных, тончайших и прозрачнейших стихов, обладавших, тем не менее, эпической мощью.
        Установка Липкина была не на смещение семантико-синтаксических рядов, но на их, так сказать, уточнение и акцентирование. Здесь есть преображённое слово — но преображено оно не сдвигом смысла или употребления, а стиранием клишированного внешнего слоя, налипшего на слой глубинный. Среди вошедших в том стихов есть и не изданные при жизни; книга дополнена воспоминаниями о поэте.
        Молодые несли мне потёртые папки, / С каждым я говорил, как раввин в лысой шапке, / А теперь, отлучённый, нередко унылый, / Хорошо различающий голос могилы, / Я опять начинаю, опять начинаю / И, счастливый, что будет со мною — не знаю.

Д.Д.

        Анна Логвинова. Кенгурусские стихи
        / Предисл. С. Арутюнова. — М.: Вест-Консалтинг, 2009. — 60 с. — (Б-ка журнала «Современная поэзия»).

        По сути, в этой книге Анне Логвиновой многократно удалось то, что так и не получилось у Фауста, — остановить прекрасное мгновение. Моменты (казалось бы) случайных сочетаний: рассеянного света, усталости, лёгких касаний, детского сопения — воссозданы в «Кенгурусских стихах». Несомненные таланты Анны Логвиновой — языковая изощрённость и предельная человеческая открытость, каким-то чудом не нарушающая деликатности. Изощрённость автора иногда бывает чрезмерной, открытость — нет.
        Ах, значит, сегодня я Майкл, / Майкл В Снегу Засыпай, / Майкл Красная майка, / Майкл Московский трамвай.

Леонид Костюков

        Первая книга поэта включает как стихотворения из цикла «За пазухой советского пальто» (премия «Дебют», 2004), так и стихи последних лет. Своеобразная «наивная» манера письма и мировоззренческая позиция Логвиновой позволяет ей погружаться в сферу почти интимных переживаний, концентрируясь на частностях, принципиально избегая обобщений. Героиня этих стихов специфическим образом безрефлексивна и инфантильна, а сами тексты, вопреки многим аналогичным поэтическим практикам, не содержат примесей физиологии, т.к. инфантилизм для Логвиновой оказывается не способом погрузиться в хтонические глубины (как, например, у Дины Гатиной), а, наоборот, — спастись от ужасов мира, дискурсивно устранив саму возможность травматичного.
        Ты выходишь на кухню, а там никого. / Ты выходишь на улицу, а там никого. / Ты заходишь в метро, а там никого. / Бог оставил тебя одного. // Не ищи в этих действиях Бога / никакого подвоха. / Бог с тобой, здесь помимо тебя и Него / никогда и не было никого.

Кирилл Корчагин

        Ирина Машинская. Волк: Избранные стихотворения
        М.: Новое литературное обозрение, 2009. — 264 с. — (Серия «Поэзия русской диаспоры»)

        Поэтическое избранное Ирины Машинской (р. 1958) включает стихи 1970-х-2000-х годов из книг «После эпиграфа», «Простые времена», «Волк», «Путнику снится» и новейшие стихи, объединённые в разделы «Западный полюс» и «Гобелен». Объединяет стихи свободное простое дыхание, не сковываемое ни ярмом школ, ни лассо очевидных традиций. Ценность этой книги в том, что интересная во многих отношениях поэтика Ирины Машинской выстраивается в единый текст.
        выйти замуж / строить замок / и смотреть с утра в оконце: / будто око / будто солнце / будто зеркало оно / будет так заведено // будет небо баловаться / брейгель — с горочки кататься / мать — грозить ему в окно (1978)
        — гавань небес / кобальта и сиены / ты выскальзываешь на бис / из глубины сцены — // тихая первая проба вод / быстрая лепка / волн под тобою, скорлупка — вот / ты, улыбка (2000-е)

Дарья Суховей

        Вадим Месяц. Цыганский хлеб: Стихи
        М.: Водолей, 2009. — 368 с.

        Основательное избранное поэта и прозаика, сменившего сперва Сибирь на Америку, а затем Америку на Москву и выдвинувшегося в последнее время в число ведущих российских издателей поэзии. Вадим Месяц работает в различных поэтических модусах, однако основой его поэтики остаётся восприятие современности-как-архаики, визионерское наблюдение архетипических моделей, которые могут стоять как за мифом (к примеру, в цикле о Хельвиге) собственно, так и за обыденной реальностью («Безумный рыбак»). Важно здесь и понимание нелинейности, цикличности мироздания, заставляющее уходить и от линейных форм текстопорождения.
        Дорогая вещественность времени слишком заметна, / словно лёгкий налёт мёртвой извести в рёбрах субботы... / И все нити, сцепившие время с разлётом галактик, / наконец стали вовсе обыденной штукой...

        Василий Муратовский. Корни и кроны
        Алматы, 2008. — 400 с.

        Книга избранных стихотворений живущего в Казахстане поэта включает стихи, написанные в 1982-2006 гг. Василий Муратовский работает с текущей, протеической стиховой стихией, переходя от силлабо-тонике к акцентному стиху или верлибру, от наивного реализма к сюрреализму, создавая своего органические поэмы, в которых главенствует не лирическое «я» и не отражение мироздания, но неясные связи между субъектом и объектом.
        в искренне стучащем, / в ищущем единоверцев сердце / томленье о тепле земном и свете неизбывном — / есть паренье силою нетленной / над мертвечиной круч / долинных идол, чей произвол могуч / лишь наложеньем смертного / на смертное

        Евгений Мякишев. Колотун: Избранное.
        СПб.: Лимбус Пресс; Изд-во К. Тублина, 2009. — 160 с.

        В томе избранных стихотворений Евгения Мякишева нарушен хронологический принцип, тексты выстроены исходя из некоего авторского сверхсюжета. Поэзия Мякишева обращена, казалось бы, непосредственно к миру эмоций, к чистому переживанию, противопоставлена рафинированности интеллектуального поэтического высказывания, однако за подобным эффектом кроется очень серьёзная работа, связанная с оттачиванием авторского образа и языка; быть может, именно поэтому свободная композиция в данном случае более выигрышна, нежели линейно-хронологическая, т.к. позволяет видеть выстроенный «я»-образ как целостность, а не как развитие.
        Ксения едет в деревню, чтобы сидеть там во ржи, / Чтобы вдыхать ароматы природы и не увязнуть во лжи / Тусклых гнилых петербургских окраин, / Где каждый день, словно гвоздь, / Молотом времени тихо вбиваем / В гиблую вечности ось.

Д.Д.

        Евгений Мякишев. Огненный фак: Стихи
        СПб.: Красный матрос, 2009. — 192 с.

        Провокативно-игровая книга стихов петербургского поэта (р. 1964) вышла одновременно с лимбусовским «Колотуном» и, как нам кажется, представляет собой антологию менее формальной стороны творчества поэта, весьма страстной — где цинизм граничит с нежностью, а ожеговский словарь перемежается плуцеровским, впрочем, словообразование при любых корнях весьма свободно и цветисто. Часть текстов написана в соавторстве с московским поэтом Михаилом Болдуманом, при них есть пометки, да и если б не было — всё равно соавторство узнаётся по перепадам интонации с монологичной на диалогичную. Книга делится на 4 части, в которых стихи объединены по соответствию карточным мастям: в каждой части стихи на темы, соответствующие семиотике масти: страсти, удары судьбы, рост и цветение, пение и экзальтация. По стилю тоже всё весьма разнородно — от раннего опуса с элементами зауми (такого Мякишева мы не знаем!) до любовной и городской лирики, зачастую необарковского толка.
        Подземный хобот поцелуя, петляя меж корнями клёнов, / Сквозь дупла солнечных объёмов / выходит на поверхность шайда. / Изредный бащень хле песошных, / изрезный лопень зре марахтых, / Се ровный вездых шлей росошных / и бенный лузор врей мохнатых (1983)
        Ну чё, насосалась сивухи в дрова / В честь праздничка? Или сухая / Шуршишь, как минувшего лета трава / В закате мучном, не стихая? / Пожухла. Лежишь, словно сноп, в тишине / На пыльных мешках из-под хлеба, / Любуясь полушкою лунной в мошне / Шального февральского неба. (2000-е)

Дарья Суховей

        На глубине: Сборник стихотворений
        Челябинск: ИД Олега Синицына, 2008. — 224 с.

        Сборник, составленный по итогам I фестиваля региональных литературных объединений «Глубина», включает стихи почти сорока челябинских, екатеринбургских, нижнетагильских и др. поэтов. Несмотря на неровный уровень издания, в книге представлены яркие поэты как старшего и среднего (Евгений Туренко, Андрей Санников, Александр Петрушкин), так и младшего (Андрей Черкасов, Александр Маниченко, Дмитрий Машарыгин, Евгения Вотина, Руслан Комадей, Вита Корнева) поколений.
        какие детали в теле / какие дома летали / как определили / не донесли / вымотались / перестали (А. Черкасов)

        Галина Нерпина. Вместо разлуки: Книга стихов
        М.: Время, 2009. — 64 с. — (Поэтическая библиотека).

        Четвёртая книга московского поэта. Стихи Нерпиной представляют собой остранённый вариант женской лирики, в котором размышление и рефлексия не то чтобы заменяют подспудно ощущаемое гендерное позиционирование, но отодвигают его на второй план (в отличие от обратной ситуации в стихах Веры Павловой и, отчасти, Елены Исаевой).
        Невозможный, душный, лишний, / Но и всё же — самый лучший... / Ничего у нас не вышло, / Как себя теперь ни мучай. // Нет, не жалость и не малость — / А могущество бессилья. / Что от бабочки осталось? / Фиолетовые крылья.

        А. Ник. Будильник времени: Стихи
        СПб.: Издатель Виктор Немтинов, 2008. — 48 с. — (Поэтическая лестница).

        Сборник А.Ника (Николая Аксельрода), поэта круга Малой Садовой, близкого к хеленуктам, а позже переселившегося в Прагу. В поэзии А.Ника очевидны родовые черты ленинградского абсурдизма, возводящегося не в юмористический гротеск, но в форму игровой философии, противопоставляющей себя обыденной пошлости бытовой (да и вообще всякой нормативной) логики. В книге представлены преимущественно стихи 1970-х годов.
        В молчании сердитом / стоит часовой / Тикает будильник времени / над его головой / Стоит солдат задумчиво / и взглядом смотрит в цель / Февраль давно уж кончился / сегодня уже апрель

Д.Д.

        Олеся Николаева. Двести лошадей небесных
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008. — 128 с. — (Поэтическая библиотека).

        Девятая поэтическая книга лауреата двух премий — им. Б. Пастернака и национальной премии «Поэт» за 2006 г. При первом же взгляде на стихи Олеси Николаевой поражают их поистине неженская страстность и даже при-страстность. Интенсивность испытываемых эмоций сразу же воскрешает в памяти легендарные исторические образы — княгиню Ольгу, Марфу-посадницу, боярыню Морозову. Как и эти героини русской истории, Олеся Николаева смело выходит на битву со злом, под которым, судя по стихам, понимаются различные противники самобытности исторического пути России. В её стихах можно найти и намёки на дряхлость слегка выжившей из ума старой европейской культуры, и обличение порочности основ синкретичной американской цивилизации. Обаянию западных ценностей Олеся Николаева противопоставляет веру, любовь и твёрдость нравственных принципов. Такое содержание, конечно, нельзя назвать новым, но, тем не менее, оно, как видим, до сих пор не утратило своей актуальности.
        И буду молиться о чуде / на острове чёрном, сквозь дым, / чтоб белые-белые люди / сказали: «Ты с нами! Летим!»

Анна Голубкова

        Новая антология палиндрома
        
/ Авт.-сост. Б.С. Горобец, С.Н. Федин. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. — 248 с.

        Данная антология, вышедшая в крупнейшем издательстве естественнонаучной литературы и составленная математиками Б. Горобцом и С. Фединым, во многом направлена на осмысление самого феномена комбинаторной поэзии. Этому посвящён достаточно основательный вступительный очерк, в котором приводятся некоторые математические закономерности, методы оценки оригинальности палиндрома, а также формулируется основной лингвистический закон палиндрома («Число букв в палиндромах, как правило, нечётное»). Кроме того книга содержит мемориальные очерки о Д. Авалиани, В. Рыбинском и Д. Минском — много сделавших для развития отечественной комбинаторной поэзии. Основная же часть книги разбита на два раздела — палиндромы (плюс листовертни) и гетерограммы, включающие за редкими исключениями (Г. Лукомников, В. Гершуни) имена, неизвестные за пределом круга любителей комбинаторной поэзии.
        Небо дописывая, не доходен я, а выси подобен (Г. Лукомников)
        Что вы простонете? / Что вы просто не те? (Д. Авалиани)

Кирилл Корчагин

        Нуль лун. Стихи
        / Сост. Е. Кацюба. — М.: Изд-во Р. Элинина, 2009. — 112 с.

        Составленный Еленой Кацюбой поэтический сборник лишь отчасти репрезентирует их с Константином Кедровым проект «ДООС». В книге — десять поэтов, и нельзя сказать, что они объединены общими эстетическими установками — это, скорее, проект дружеский, собрание симпатичных составителю людей. От агрессивного солипсизма Алины Витухновской до поставангардной рефлексии Сергея Бирюкова, от утончённой звукописи Наталии Азаровой до брутальной суггестии Вадима Месяца — здесь место разным языкам. Особенно стоит отметить подборку безвременно ушедшей Анны Альчук.
        ощущая со стёклами / мирриады брызг луны / тот момент тленья / отчётливей щеки и губ ушедшего // снег (А. Альчук)

Д.Д.

        Объяснение в любви: 150 стихотворений и 18 русских поэтов Эстонии
        / Сост. И. Котюх. — Выру: Kite, 2009. — 184 с.

        Первая в новейшей истории антология русскоязычной эстонской поэзии объединила 18 имён, принадлежащих разным поэтическим поколениям, стихи брались начиная с 1990 года. Составитель антологии Игорь Котюх руководствовался идеей, что о любви пишут если не все, то многие, — и пишут по-разному — от миниатюр до пространного постмодернистского пастиша, от идиллии до парадокса. В антологию вошли стихи Бориса Балясного, Михаила Вайнгурта, Ларисы Йоонас, Николая Караева, Игоря Котюха, Ирины Меляковой, Нила Нерлина, Светлана Семененко, Елены Скульской, Феликса Тамми, Андрея Танцырева, Марины Тервонен, Ольги Титовой, Бориса Штейна, Дианы Эфендиевой, а также авторов, пользующихся псевдонимами П.И.Филимонов, Doxie и Llaita.
        Ты, хорошея, спишь на полустанке / седьмого сна. Я встану до звонка. / Разбужена ты будешь в полседьмого, / когда темно за окнами, и море, / которое приснилось в полседьмого, / ещё в тебе качается, как сон. / И ты выходишь на берег пустынный / ещё не пробудившейся гостиной, / Венера маленькая с заспанным лицом (А. Танцырев)
        Он поцеловал родинку на моём мизинце, я пришила ему оторвавшуюся пуговицу. Вместе пололи морковь, ловили в пруду головастиков. / Разговаривали на разных языках. / Так мы строили свою Вавилонскую башню (И. Мелякова)
        Яхту / назвали Еленой. / На ходу / она слегка виляла кормой (М. Вайнгурт)

Дарья Суховей

        Одесса в русской поэзии
        
/ Сост. А. Рапопорт. — М.: АртХаусмедиа, 2009. — 192 с.

        Довольно репрезентативная антология, расширяющая наше представление о поэтике локальных текстов. К сожалению, составитель не вполне различил «одесский текст русской поэзии» и антологию собственно одесских поэтов, что особенно заметно в разделах, посвящённых XIX и первой половине ХХ вв. Новейшая поэзия также представлена и «иногородними» поэтами (Евгений Рейн, Владимир Высоцкий, Иосиф Бродский, Игорь Холин, Виктор Кривулин), и одесситами, бывшими (Мария Галина, Юрий Михайлик) и настоящими (Анна Сон, Борис Херсонский).
        Вот лето кончилось, к концу подходит осень. / Уже темнеет в семь, светает в восемь, / И скоро будет долгая зима. / А мы о тёплом море вспоминаем, / Когда из-под дивана выметаем / Моллюсков опустевшие дома. (А. Сон)

        Алексей Олейников. Ямбы — самбы
        М., 2008. — 72 с.

        Книга парадоксально-пародийных, шутливых или иронических, порой близких к примитивизму стихов, а также выделенных в особый отдел палиндромов, выстроенных как азбука. Главенствующая форма стихотворений Олейникова — четверостишье; нельзя исключать, что автор ведёт сознательную игру с поэтикой великого однофамильца поэта, Николая Олейникова, т.к. и здесь немалое место занимают стихи «как бы на случай».
        Хочу терзать! Терзать приватно, / Вчера, сегодня да и впрок, / Но так, чтоб было Вам приятно, / Безвинный, нежный Ваш пупок.

        Орбита 5: Проза, поэзия, графика
        / Сост. А. Заполь, В. Лейбгам, А. Пунте, С. Тимофеев. — Рига, 2009. — 400 с.

        Новый сборник одноимённой рижской художественно-поэтической группы, как всегда, предстаёт в принципиально новом оформлении (на сей раз напоминающем изящную записную книжку или ежедневник). Помимо постоянных участников проекта (Жорж Уаллик, Сергей Тимофеев, Лена Шакур, Артур Пунте, Семён Ханин и др.) представлены и гости, к примеру выдающийся украинский поэт Сергей Жадан (его перевела Евгения Чуприна). Отдельный раздел (занимающий не менее половины книги) посвящён визуальным работам.
        теннисные корты, корты / все играют в теннис, теннис / а рядом лежит голубь, голубь / и этот голубь мёртвый, мёртвый // а рядом чьи-то шорты, шорты / на них — самец-крыса, крыса / крыса совсем лысый, лысый / а, главное, он мёртвый, мёртвый (Алексей Левенко)

        Алексей Парщиков. Землетрясение в бухте Цэ
        / Предисл. А. Докучаевой. — М.: Икар, 2008. — 124 с. — (Art-con-Text).

        Безвременно ушедший в этом году Алексей Парщиков не впервые выступал в книжном соавторстве с художниками — памятна его книга «Соприкосновение пауз» (М., 2004), совместная с графиком Игорем Ганиковским. Метафизические контуры последнего указывали на конструктивистский пласт в поэзии Парщикова, нынешний же художник-соавтор, Евгений Дыбский, напротив, актуализирует барочно-чувственную, интуитивную и ассоциативную сторону парщиковского письма. Акварельные цветовые пятна подобны всполохам многоуровневых и труднорасшифровываемых (однако всегда имеющих предмет в своём основании) образных рядов Парщикова. Немаловажно здесь и собственно постоянное обращение поэта к визуальным образам, его безусловное понимание стихотворчества как работы не только речи, но и глаза.
        Сон: парусные быки из пластиковых обрезков / по помещеньям рулят в инговой форме без удержу... / Кос, как стамеска, бык. Навёртываясь на резкость, / канат промышляет изъявом: вот так я лежу и — выгляжу...

Д.Д.

        Александр Переверзин. Документальное кино
        М.: Воймега, 2009. — 48 с. — (Серия «Приближение»).

        Есть такой способ уточнить и в каком-то отношении усилить интенцию акмеизма — абсолютно очистить мир за словами от вымысла и домысла. Александр Переверзин доводит этот принцип до логического завершения. Поэзия, избегающая предположений. Зоркий, талантливый фотограф с прекрасной оптикой и механикой камеры, без фотошопа. А где же метафизика? А метафизика в кадре. У Переверзина есть все качества для того, чтобы возглавить некоторое направление в современной поэзии; за ним готово пойти довольно много молодёжи. Хватит ли там места для многих — время покажет. Одному, по крайней мере, не тесно.
        К горизонту щербатое, братское / подползает шоссе Ленинградское, / федеральное автологово. / Тьма чайковская. Пламя блоково.

Леонид Костюков

        Арсений Ровинский. Зимние Олимпийские игры
        / Предисл. Д. Кузьмина. — М.: Изд-во «Икар», 2008. — 84 с. — (Art-con-Text).

        Сборник живущего в Дании поэта иллюстрирован лаконичной графикой Ани Жёлудь. Лаконична и сама поэзия Арсения Ровинского, но это лаконичность не примитивистская, но вполне многозначная, скорее плотность, нежели разреженность. На этом контрасте разных способов лаконизма отчасти и построен диалог поэта и иллюстратора. Впрочем, их безусловно роднит подчёркнутое внимание к малому, незаметному и даже ничтожному; от «маленьких людей» внимание переносится здесь к «маленьким вещам».
        на космодроме / жёлтые листья / немцы купили / наши ракеты // деньги как звёзды / падают с неба / без них невозможно

        Александр Розенштром. Жалобы турка: Стихи
        М.: Август, 2008. — 268 с.

        Живущий ныне в Америке поэт и прозаик, известный в филологических и библиографических кругах как редактор и издатель легендарного журнала «De Visu», соединяет в поэзии неоромантизм, восходящий к шестидесятнической поэзии (это же отмечает и Константин К. Кузьминский в приведённом в книге эссе), и семидесятнический сентиментализм, связанный с осознанием утраченного времени.
        Холодный и неяркий / Дорожный мой уют. / Мне чёрные овчарки, / Как волны, в ноги бьют. // Мой ватник проморожен, / И сбиты сапоги, / И путь мой невозможен — / Кругом опять ни зги...

        Константин Рубахин. Самовывоз: Книга стихотворений
        М.: Центр современной литературы, 2009. — 96 с. — (Русский Гулливер)

        Вторая книга московского поэта, генетически принадлежащего к т.н. «воронежской школе» (Е. Фанайлова, А. Анашевич). Стихи Константина Рубахина построены на перечислении и столкновении метафорических рядов, с помощью которых одновременно камуфлируется и (на более глубинном уровне) конституируется авторская проблемная субъективность. Отдельно следует выделить серию «Порядок действий», каждый из элементов которой представляет собой развёрнутую изолированную метафору.
        удивляюсь, / как если бы принял за газовую трубу, торчащую из дома, / девушку, завязывающую шнурки на жёлтых полусапожках, / а она бы вдруг спросила который час

Д.Д.

        Юрий Ряшенцев. Избранное
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008. — 352 с. — (Поэтическая библиотека).

        Книга избранных стихотворений сценариста, поэта, автора текстов песен из всенародно любимых кинофильмов. Как известно, в литературоведении до сих пор не существует однозначного мнения насчёт того, можно ли считать полноценными стихотворениями тексты, написанные для исполнения под музыку. Стихи Юрия Ряшенцева, помещённые в эту книгу, являются именно стихотворениями, однако для них, несмотря ни на что, характерна просто поразительная музыкальность. Каждое из них, по сути дела, может быть положено на музыку и исполнено для соответствующей аудитории: какое-то — для кружка любителей камерной музыки, какое-то — у лесного костра. Илья Фаликов в предисловии отмечает позитивность поэтического настроя Ряшенцева. Что ж, по крайней мере, это качество представленных в книге стихотворений никак не разочарует современного читателя.
        На полотне сырых небес / набросан робкий лес. / И узкий месяц надо мной — / как парус неземной.

        Владимир Салимон. Места для игр и развлечений
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008. — 192 с. — (Поэтическая библиотека).

        Четырнадцатая книга московского поэта. Весьма интересно, что содержание этой книги практически полностью соответствует её названию. Владимир Салимон играет практически всем, что попадается ему под руку, — в том числе и собственными экзистенциальными ощущениями, и какими-то литературными реминисценциями, и философскими размышлениями. Ещё весьма примечательно то, что все стихи, включённые в эту книгу, так хорошо сочетаются друг с другом, что можно считать их не сборником отдельных стихотворений, а частями одной большой поэмы, которую автор, похоже, пишет всю свою жизнь.
        Словечки непроизносимые / такие, как трансцендентальный, / а за окном хлеба озимые / имеют вид весьма печальный.

Анна Голубкова

        Владимир Салимон. Рогатые зайцы: Стихотворения
        М.: Петровский парк, 2009. — 219 с.

        Новая книга московского поэта включает в себя стихи 2007-2008 гг. Салимон, пожалуй, может быть назван поэтом «многопишущим», но здесь нет никакой корреляции с качеством текста, речь идёт скорее об особом темпераменте — или — даже лучше сказать — методе обращения с внутренней речью, которая, однако, не преподносится как поток, но чётко и последовательно делится на звенья-тексты. Редкое умение Салимона — способность сохранить лирическое «я» целостным, внятным, в лучшем смысле прозрачным.
        Обладает он известной прочностью, / словно мост цепной, / жаль, что не могу сказать я с точностью / так про путь земной. // Может, он на честном слове держится, / может, на соплях? / в этом я хочу удостовериться / на свой риск и страх.

Д.Д.

        Солнце без объяснений. По следам XIV и XV Российских фестивалей верлибра: Сборник стихотворений / Сост. Д. Кузьмин
        М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2009. — 172 с.

        Очень эклектичный (в позитивном смысле слова) сборник, наглядно демонстрирующий широкие возможности верлибра. В книге собраны и миниатюры Ивана Ахметьева, и «баллады» Георгия Генниса. Не менее широк и тематический разброс: от предельно откровенных, даже физиологических историй Валерия Нугатова до нежнейших, тончайших зарисовок Андрея Сен-Сенькова. При этом «Солнце без объяснений» представляет собой ещё и моментальный срез истории верлибра последних пятидесяти лет: наряду с текстами Константина Кедрова и Фаины Гримберг в нём присутствуют стихи и молодых верлибристов (например, Дениса Ларионова и Эдуарда Лукоянова).
        разноцветные бактерии туфелек на шпильках — / добровольно великолепные недомогания походки // розовые таблетки от них босиком (А. Сен-Сеньков)
        Бабушка чёрта мне говорила / Не думай / Что чёрный сухарь отличается от печенья / Бабушки всегда правы / Но что толку / Всё выходит боком / Слышим их или не слышим (В. Земских)

Мария Скаф

        Сборник, составленный по итогам тверского (2007) и московского (2008) фестивалей свободного стиха, собрал произведения полусотни поэтов, пишущих свободным стихом — преимущественно или в частных проявлениях. Несомненно выделяется среди всего прочего стихотворение Максима Амелина «Лира», повествующее о выставленном на продажу антикварном издании «Опыта о русском стихосложении» А.Х.Востокова (1817), а также стихотворение Данилы Давыдова «Некогда обещанный этюд», основанное на том, что в одной из биографических справок конца 1990-х годов ему приписали сочинение под названием «Этюд о крысином смехе» — и теперь из ежегодника в ежегодник фестивалей верлибра эта тема катится на уровне внутренней мистификации, дискретной повести-телеги. Остальные произведения сборника отвечают представлениям о современном русском свободном стихе, для которого чуть ли не обязательна демонстрация зияний реальности, парадоксов бытия и языка, и это утверждение в равной мере можно отнести к творчеству поэтов разных поколений.
        Нет это не понедельник / мне предлагают любой кусок торта / приучают к шуму // Разведчики решают судьбы родины / по телевизору / вечер тянется и скоро исчезнет / всех это устраивает (Д. Ларионов)
        Споткнуться / и влететь в дверь кафе / которое было здесь тридцать лет назад (Ира Новицкая)

Дарья Суховей

        Жанна Сизова. Логос молчания
        СПб.: Алетейя, 2009. — 80 с.

        Второй сборник петербургского поэта. Поэзия Сизовой полна мистико-религиозных медитаций, но это не «наивная метафизика», а проницание сквозь символические пласты мировой (античной, ветхозаветной, христианской) культуры к первоначалам творения. В этом смысле многие удачные стихи Сизовой близки к той традиции (скорее мировоззренческо-поэтической, нежели стилистической), что в русской поэзии обыкновенно связывается с именами Ольги Седаковой и Елены Шварц.
        И время напрягалось костью лобной. / В иранский свет, в египетскую тьму — / так пепел-логос уходил / в молчанье плазмы / довнутриутробной.

        Дмитрий Строцев. Бутылки света: Книга стихотворений
        / Предисл. О. Дарка. — М.: Центр современной литературы, 2009. — 88 с. — (Русский Гулливер)

        Первая вышедшая в России книга известного минского поэта. Строцев известен как поэт-звуковик, чьи стихи в авторском звучании приобретают особое эстетическое качество, однако это не означает, что их печатная форма чем-то ущербнее: напротив, это некая параллельная звуковой форма существования текста, позволяющая читателю искать соответствие авторской интонации и собственной интерпретации. Более того, для каждого из текстов, отличных и формально, и по эмоционально-смысловому наполнению, и по структуре и характеру «я»-говорящего, подобная интерпретация будет принципиально новой.
        я, выйдя в небеса, / увидел в небе сад / как мне теперь назад / вернуть мои глаза // они теперь как ртуть / как ягоды во рту / им кажется за труд / поплакать поутру // поплачут, поглядят / на сад после дождя / и плакать захотят / как малое дитя

        Андрей Тозик. Территория: Стихи разных лет
        Калининград: Терра Балтика, 2008. — 144 с. — (Калининградская поэзия).

        В сборнике избранных стихотворений калининградского поэта Андрея Тозика представлены — впервые в столь значительном объёме — лишь «просто тексты» и отсутствуют образцы более экспериментальных работ (особенно визуальной поэзии). В книге собраны стихи, написанные чуть менее чем за десять лет. Важное свойство стихов Тозика — вариативность. Речь идёт даже не о цикличности, но именно о повторении мотивов, каждый раз оборачивающихся по-новому, каждый раз оказывающихся превращёнными в нечто иное по отношению к предшествующему, но при этом вполне опознаваемых, выстраиваемых в ряд, в длящееся годы продолжение высказывания. Здесь видится прямая связь с художественным опытом поэта, с его графическими сериями, как раз построенными на подобном диалоге вариантов.
        император / дождевых червей / даёт приказ наверх наверх / мы гибнем / под сапогами под колёсами / нас много / нас может целый легион / но всё же всё же...

Д.Д.

        Дмитрий Тонконогов. Тёмная азбука
        / Предисл. И. Фаликова. — М.: Вест-Консалтинг, 2009. — 58 с. — (Б-ка журнала «Современная поэзия»).

        Второе издание уже ставшей раритетом книжки, выпущенной в 2004 году издательством «Запасный выход». Тонконогов — поэт, пишущий мало и скупо, но завоевавший внимание как читателей, так и критиков и собратьев по перу (что в наше время почти одно и то же). Новым для читателя стало предисловие Ильи Фаликова, пишущего в частности о том, что «шкловское остранение — лучшее достояние Тонконогова» и усматривающего в текстах Тонконогова параллели с Чухонцевым, Рейном, Шкляревским и Шульпяковым. Если учесть, что разные критики в текстах Тонконогова обнаруживали родство кто с обериутами, кто с Вагиновым, можно со спокойным сердцем утверждать, что Тонконогов — ни на кого не похожий и притом интересный поэт.
        ...Итак, она меня любила, а я её не замечал. / Она была маленькой, лишь перископ торчал. / Её внимательный глаз порой выходил из орбиты. / Шли косяком убогие и прочие неофиты...

Мария Галина

        Юлиан Фрумкин-Рыбаков. Ландшафт: Пятая книга стихов
        СПб.: ЗнакЪ, 2008. — 96 с.

        Новая книга стихов петербургского поэта. Стихи на разные темы — от бытия петербургского поэта, в контексте множества эпиграфов, возможно, несущих и функции посвящений, до искренне понятых христианских мотивов, где и топос, и система ценностей создают эффект присутствия. Тотальная центровка текстов создаёт особый ритм. Неоавангардистские эксперименты с языком (в основном, словосломы, создающие эффект двойного чтения, обособленности слога и возникающей вследствие этого дисритмии) тоже весьма уместные и интересные.
        Язык уходит в пустоту, / Но эхо, эхо остаётся // В колодцах памяти, в колодцах. / Оно — при врат ник на посту... / Я — зык, ты — зык... Гудут на стыке / С «ты», с «мы» колоколов языки.

Дарья Суховей

        Феликс Чечик. Алтын: Книга стихотворений
        / Предисл. И. Волгина. — М.: Центр современной литературы, 2009. — 140 с. — (Русский Гулливер)

        Новая книга живущего в Израиле поэта. Чечик — поэт лаконизма силлабо-тонических форм, максимально сжатого высказывания, разворачивающегося как микросюжет, чьё развитие дано в одновременности. Излюбленные формы Чечика — восьми- и двенадцатистишья, и в этом (как и в самой поэтической концентрации) можно проследить его родство с такими поэтами, как Наталья Горбаневская и Виталий Пуханов.
        Промежуточный финиш / оказался концом. / Ночью из дому выйдешь / повидаться с отцом. // А на небе, как в детской, / одиночества жуть. / И собаке соседской / до утра не уснуть.

        Сергей Шабалин. Новые тексты для балалайки
        М.: Изд-во Р. Элинина, 2008. — 64 с.

        В книгу живущего между Россией и Америкой поэта включены стихи девяностых и двухтысячных годов. Здесь господствует элегическая интонация. Перед нами перемещающееся в различных пространствах и временах «я», рефлектирующее, но в то же время и отдающееся самому течению жизни, отчасти ироничное, но в большей степени сентиментальное.
        Когда Москву утюжит сердце ревностно, / в Рязани дождь угрюмо-проливной. / В рязанях не загадывают ребусы, / которые решить не суждено...

        Марк Шатуновский. Сверхмотивация: Книга стихотворений
        / Предисл. В. Месяца. — М.: Центр современной литературы, 2009. — 140 с. — (Русский Гулливер)

        Сборник московского поэта, близкого к метареализму. Поэтика Шатуновского должна быть названа максимально неоклассичной в рамках метареалистического проекта; об этом же писал и Алексей Парщиков (цитируемый Вадимом Месяцем): «Техника у него покрыта не испариной, а инеем — она классична... Он поразительный поэт, классик современного отчуждения». Однако при этом стихотворения Шатуновского представляют собой внутренне вариативные тексты, в которых лирический сюжет развивается нелинейно, а классическая просодия лишь усиливает эффект сокрытия непосредственной нарративной сути.
        мы все иероглифы прочитанного текста, / и в нём описаны все варианты смысла, / нам кажется, что жизнь — бесформенное тесто, / что мы налепим из неё порядковые числа

        Олег Шатыбелко. Кстати, преодолённый
        М.: Вест-Консалтинг, 2009. — 64 с. — (Б-ка журнала «Современная поэзия»).

        Четвёртая книга московского поэта. Олег Шатыбелко, формально находясь в поле «новой искренности», «прямого высказывания», предлагает любопытную его инверсию, оправдывающую саму утопичность проекта. Стихи Шатыбелко есть своего рода исповедальная поэзия (в прямом почти смысле слова — вплоть до обращение к «святому отцу», что есть уникальная для позиционирования Другого фигура в современной лирике). Принципиальная дискурсивная разорванность этих текстов говорит скорее о своего рода смятении, нежели о деконструкции лирического «я».
        что раздражает, святой отец: / когда ты идёшь, идёшь — наконец, / тебе кажется, что почти, а тут вы. / снова, тут главное слово снова, / почти в той же точке, на том же месте / такой терпеливый, если / сидите с той же улыбкой. / неужели мы так предсказуемы, наказуемы?

        Александр Шишкин. Стихи на заданную тему
        М.: АртХаусмедиа, 2009. — 152 с.

        Вторая книга московского поэта и издателя. Отношения со временем, историей у Шишкина вполне отвечают новейшим типам поэтического мышления, что не мешает автору оставаться глубинно религиозным поэтом.
        Вот так — промёрзшее железо / Стоит в проветренных цехах — / Смерть замерла среди стиха / И озирается тверёзо.

        Татьяна Щекина. Кончился свет / Предисл. А. Кузнецовой
        М., 2009. — 80 с. — (Б-ка журнала «Дети Ра»)

        Посмертный сборник художника и поэта Татьяны Щекиной (1956-2006). Поэзия Щекиной близка к традициям «наивного авангарда», во всём многообразии его, от Ксении Некрасовой до Зинаиды Быковой. В то же время Щекина как художник-поэт, безусловно, может быть прочтена и в ряду литературно одарённых мастеров изобразительного искусства, от Павла Филонова или Казимира Малевича до Вадима Сидура, что, конечно, не мешает воспринимать её стихотворения как таковые.
        я смотрю на тебя много дней / моё плечо как лёд / раскачиваюсь ветром чтоб согреться / так где кончаются звёзды / где говорят о тайне / а не о факте

        Татьяна Щербина. Они утонули: Стихи, эссе, диалоги. 2006-2009
        М.: ИД «Юность», 2009. — 176 с.

        В новой книге Татьяны Щербины собраны тексты различного рода: поэтические, публицистические, эссеистические, драматургические. Важно то, что Щербина не разрывает разные жанры, но полагает их взаимопроницаемыми, вариативными, касающимися одной и той же прагматики. В этом смысле сугубо публицистичное название самой книги, отсылающее к известной политической реплике, заставляет искать в книге какую-то особую злободневность, тогда как Щербина скорее видит свою задачу в философской симптоматике, а не в художественном комментировании фактов.
        Эволюция, революция, / девальвация и коррупция, / начинается демонстрация — / и кончается институция; / и ломается вся конструкция...

Д.Д.

        «Они утонули» — речь идёт о чувствах по поводу происходящего вокруг, так называется одно из эссе, вошедших в книгу. Но на обложке книги это словосочетание сопровождается знаком вопроса. Знак вопроса — жест, очень характерный для Т. Щербины. Что происходит — в мире, в обществе, в нас? Что это значит, каков механизм того, что вокруг или внутри?
        В вольтеровском кресле думаю о несущих / конструкциях языка: / близок локоток, да не укусишь / (неужто так хочется локотка?)
        
В этих текстах чуть ли не главная движущая сила — естественный, органичный интеллектуализм, выявленная, вербализованная рефлексия, появляющаяся одновременно с чувством, нераздельно, если не раньше эмоции. Рефлексия сопровождается живым любопытством, чуть ли не детской свежестью интереса к самым разным областям и сферам жизни — к языку, метафизике, истории, науке, технике, газетным новостям, бытовым мелочам. В книжке есть характерная фраза: «Иногда я просыпаюсь не потому, что выспалась, а потому что становится скучно...» («Своя история»). Таким образом, конечно же, говорить о том, что они, то есть чувства, утонули, — не приходится. Они перешли в другое качество: если не в пафос, то в модус понимания, и в побуждение читателей к тому же. Отсутствие формальных границ между жанрами — одна из форм бытования «свободного духа» или духа свободы, в том же широком контексте, где и идеология. Новая книга Татьяны Щербины свидетельствует: в наши времена прямое публицистическое послание, высказывание памфлетного толка, открытым текстом, с точки просвещённости, здравого смысла и либерализма, — смыкается с художественным месседжем.

Александр Бараш

        11:33: Поэтическая антология
        / Сост. С. Ивкин. — Екатеринбург, 2008. — 132 с. — (Библиотека «Свезара»).

        Название сборника объясняется тем, что здесь представлено 33 автора (в основном молодых) из 11 уральских городов: Дегтярска, Екатеринбурга, Касли, Кыштыма, Нижнего Тагила, Новоуральска, Озёрска, Перми, Ревды, Режа, Челябинска. Книга изящно изданная, формируемое ею представление о новой уральской поэзии, скажем так, весьма умеренно объективное.
        Тусклая Катя живёт накануне сада, / Около прошлого, и продолжает ждать / Самого ясного чувства... а это надо, / Или не надо это? Не парься, Кать! // То она бдит на славу, то метит спину / Чётной помадой, как бы — по себе скользя. / Не доискаться истин Катину сыну, / И неразменная вся она, чисто — вся. (Евгений Туренко)

Д.Д.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service