песенка грома среди ясного неба
Дикий я пустынный свет —
То льюсь молчу —
То грохочу —
На чашку чая к тебе хочу и конфет —
Вот и в окно стучу
Кафка, Ницше, продрогшие в реке мертвецы
Будут сахарницу с жадностью выедать,
Киркегор старый датчанин в пепельном парике молоть небо за нас, и святые отцы —
За нас умирать...
...За дождь вороватый, лающий в трущобной дыре,
За ништяк сигаретки в синегорском монастыре...
* * *
просыпаешься ночью в поту, рабочие сны, полвторого,
ожерелье из лярв, дырявый забор на картине младшего Васнецова,
померещилась
рыдь проточная у реки,
где беззубые встречаются старики, —
в скромных рамках берегущие свою знаменную красоту, темногубые, неприступные, поклоняющиеся труду, женихам, —
мать их ньютоновскую прямоту, —
мять их ситцевую простоту...
расплавленные механизмы — заводные зверьки
в глухоте пружинами шелестят, как лапками мотыльки
за окном негода нудит, пузатые лужи, проклятый глинозём, скребёт ноготком,
звёзды изюм, чужой горизонт, берег короткий, где не был ни с кем знаком...
...не разбудите внучка, пусть выспится, тяжёлые задают им нынче уроки...
дурнота
Сантехнические подробности квартир как картин
здесь ли нам место
нас тут не было в постоянстве
Нопфлер гитаркой выводит песню о ласковых зверьках
таких по ночам я встречала на тёщином языке
горного серпантина
о них потом говорят
как они рок-н-роллят в пропасти юных
протяжная борожба к далёкой сверхновой
бескровной
в бестиарии простодушных
винтики без вины
пять признаков Зверина
Заходил златоперчивый Зверин крутой
с брильянтово-мерилиновой цепкой на обожжённой жиле,
вы, блядь, мёртвые, а не живые, я тут живой, —
он орал, слеза мужественно падала запятой, так мы дружили...
В кобуре пустой — семечки, лузганые мытищи;
в январе бмвуха за пятихатку сверсталась
об столб, а у бармена грустные были глазищи —
до рака ему оставалось малость.
Исповедовал златоперчивый пять конкретных признаков времени:
1) если брат два на двдюшнике глючит,
2) если в кузьминках хорошего парня героином задрючит,
3) если философия витгенштейна процарапает аккуратную щель в темени,
4) если солнце с утра слепое, скупое к героям месячного запоя,
5) если бывшая снова беременна —
ремонтом гостиной, где на полках в коробках немерено
по феншую расставленных на века душ поэтов — невинных самоубийц, ха-ха! их бумажные потроха, —
говорил тогда зверин: блядь, мне пора,
распускалась пространственная дыра, похожая на вокзал
в ней он временно исчезал
Stockhausen/Zeitgeist
гложет пёсья голова
кость попсовоэтажных снов, —
сумрак, халатики кухонь, спать на икее обнов, ой ли, любоф —
сахарная парварда,
сырокопчёная борода,
крути у виска, моя милая юная киберсоседка,
в лифте написано на потолке — хули ты зыришь, какие нравы, о эмо,
сдохнем на одной клетке,
я микросхема —
ты микросхема, —
у переправы сойдём в неисправность
поэмы, задыхаясь за быстрой паломой,
с чуйкой знакомого перелома, лаза за буреломом,
лететь через космос с тобой нам, до паки-сияния горизонта,
в отвесной пустоши
вечно ребристого понта...
икота то гота, то гопника идиота, то идиота того же
с прыщавой рожей,
на втором этаже душная в неглиже история кого-то и с кем-то,
по инструкции пожарного шланга —
сладкоголосая кинолента,
парагвайское танго;
лестница под уклон,
тяжёлый трафик эманаций через бетон —
мамлеевскими паучками доброго каллиграфа —
хоррор венозно-химерный, ужин мадьярского графа,
к тому же
десятый летальный случай летучий в подъезде,
инфаркт вынесли, спеленали капустой,
обналичили, перекрестились, как на биеннале японского фотоискусства, —
а если б умели — молились бы с чувством.