В МейоIРади неё я снова откопал
Воображение, как хрупкий череп, там,
Где разлетевшиеся позвонки
И лопатки устлали песчаный ветер, Как будто путь к ней лежит кругом
Того кургана с крутящейся тенью
Под тенью крыла морской птицы:
Солнечных часов несвятой душе. IIХотя деревня вся слух, вся зрение —
Распутать наши миграции, мы
Выходим на сцену в престранное время:
Мы идём по следам животных И пропадаем в сплетни и сказки,
Оставляя вехи называться
В честь наших приключений, а грибы —
Толпиться, где нам случилось лечь. IIIКогда ей придёт пора засыпать
И трону ей веки, пусть ночь сама
Будет — таков мой закон — не глубже,
Чем травянистый, в ирисах, пруд, Где простодушные яйца хранит
Дикая утка — наивней, чем чаечье
Перо, в чей разноступенчатый свет
Одеваю её и стираю пейзаж. IVПусть зори и сумерки будут тем,
Что вырою ямку ей под бедро
(Скалистый мыс — это каменный кубок.
Нести в нём тело её, как воду), Медленно приду в чувство лебедей
В неразлучном парном полёте домой,
Жаворонков в травах у ног скота
И куликов, что весят, как душа.
Застывший дождь
Я загущаю водопад до канделябра,
Нитей дневного света, костей в плоти льда,
Срастающихся под стеклянными бинтами,
А там, где озеро живёт, как ватерпас,
Оставляю выдре в кармашках воздух. Я увеличиваю каждую травинку
В застывших каплях: урожай сосулек, прутьев,
Больших и разных, манящих в оттепель пальцев,
До мозга тающих между языком и губами,
Пока ветер бьёт в ветки, как в челесту.
Мороженщик
Ром-с-изюмом, ваниль, ирис, персик, грецкий орех:
Ты сочиняла к ним рифмы: это прежде,
Чем был убит мороженщик на Лисберн-роуд
И ты купила гвоздик — положить у его магазина.
Я перечислил тебе все цветы, что видел
На Боррене в один день: чабрец, вербейник, дрёму,
Лабазник, тайник, лютик, вереск, ангелику,
Герань, душицу, купырь, вику, росянку,
Гравилат, шалфей, звездчатку, валериану,
Подмаренник, тысячелистник, вьюнок, очный цвет.
Цветение
Теперь, когда тело становится женским, смотрю на мужчин,
Как на меня — две-три женщины прежде, и прячусь
Среди прелестных жертв Овидия — вся эта кровь
Красит травы, и вот она — цветы, пурпур их,
Лилиевидных, дикий гиацинт, на чьих лепестках
Мы царапали наши скорбные инициалы,
Кровь с мёдом, пухнущая, кипящая,
— Чистые пузыри в жёлтой жиже, — за час творит
Красоту моего сына, правдивость моих сосков,
Лепестки, что недолго продержатся: миг — и нет,
Юность и цвет её по имени ветреница.
Там, дальше
Встретятся ли там, дальше,
Дельфины, которых считал,
Выдра, которую жду?
Лучше б я прожил жизнь,
Слушая волны.
|
