* * *Опустевший посёлок неясного предназначения, типа. Редкие двуногие, пара коров, дюжина коз. Скудная почва Отечества, созданная под рожь, картошку, грибы, парники с бледными всходами американской мечты в виде огурчиков и помидоров. Бледные ночи цвета черёмухи, бледное море, пресное от дождей. Оловянный солдатик, алчущий самоволки, помолвки, вряд ли живот свой положит за топкие рубежи. Только к старости ценишь ненавязчивость красок, мелкотемье земли. * * *
Невеликий выбор: или тепло Империи, или холод и плесень на промёрзших стенах — того, что сами властители, тупя глаз, зовут демократией. На изломе сезонов — крошки эпох. Стар я уже, чтобы родину выбирать. Молод ещё, чтобы её позабыть. * * *
За истёкший век скорость российских железных дорог осталась прежней — перед таким пространством прогресс пасует. Так же качает вагон, так же шепчет попутчица: «давай ещё по одной, и ляжем уже», заворачивая всю свою кожу в прожилках стынущих рек в кофту и шерстяные носки. И вправду — мотыльками облепляет снег струйку света, стремящуюся к пустоте. Скорость воровского взгляда на мужскую особь пропорциональна тоске и количеству прожитых лет. Скорость жизни осталась прежней. * * *
Подмосковный июнь — ненаставшее лето. Сильный довод в пользу противников теории глобального потепления. Полигон изучения видов дождей — от ливня до мороси. С криками, обращёнными к внедорожнику, «мы тя, бля, тут не бросим» мужики городского типа упираются в багажник и крылья. Кто — кого? Ответ неуместен. * * *
Со дна двора-колодца не черпал ни звука. Жизнь не роилась на ничейной земле. По гулкой крыше разгуливали голуби и мальчишки. Открывал глаза, чтобы сомкнуть объятья. * * *
Компьютеры, мобильные телефоны, девицы с героином в чреслах и обещанием нездешних блаженств уже ничему не научат. Прелести повторения: не бери чужого, летом должно быть тепло. С холма Ядрошино и с Японских гор видно одно: дорога, уходящая в зазор между землёй и небом. * * *
И вы, мои кореша, живите проще — вроде этой берёзовой рощи, что время проводит в серёжках, зелени, злате, покрываясь затем сверкающей ватой. Словом, плывёт по течению. Полетим же — как семя — по ветру и с ним пропадём. Упадём, где память подскажет, — в море, в глину, в песок. Такова, знать, инфраструктура момента, что ведёт нас, как быдло, в ту страну, где ещё ничего не сбылось.
|