* * *Опустевший посёлок неясного предназначения, типа.
Редкие двуногие, пара коров, дюжина коз.
Скудная почва Отечества, созданная
под рожь, картошку, грибы, парники
с бледными всходами американской мечты
в виде огурчиков и помидоров.
Бледные ночи цвета черёмухи, бледное море,
пресное от дождей. Оловянный солдатик,
алчущий самоволки, помолвки,
вряд ли живот свой положит за топкие рубежи. Только к старости ценишь
ненавязчивость красок, мелкотемье земли.
* * *
Невеликий выбор: или
тепло Империи, или холод
и плесень на промёрзших
стенах — того, что сами
властители, тупя глаз,
зовут демократией.
На изломе сезонов —
крошки эпох.
Стар я уже, чтобы
родину выбирать. Молод
ещё, чтобы её позабыть.
* * *
За истёкший век
скорость российских железных дорог
осталась прежней —
перед таким пространством
прогресс пасует.
Так же качает вагон,
так же шепчет попутчица:
«давай ещё по одной, и ляжем уже»,
заворачивая всю свою кожу
в прожилках стынущих рек
в кофту и шерстяные носки.
И вправду — мотыльками облепляет снег
струйку света,
стремящуюся к пустоте.
Скорость воровского взгляда
на мужскую особь
пропорциональна тоске
и количеству прожитых лет. Скорость жизни осталась прежней.
* * *
Подмосковный июнь — ненаставшее лето.
Сильный довод в пользу противников
теории глобального потепления.
Полигон изучения видов дождей —
от ливня до мороси.
С криками, обращёнными к внедорожнику,
«мы тя, бля, тут не бросим»
мужики городского типа
упираются в багажник и крылья.
Кто — кого? Ответ неуместен.
* * *
Со дна двора-колодца
не черпал ни звука.
Жизнь не роилась
на ничейной земле.
По гулкой крыше
разгуливали голуби
и мальчишки. Открывал
глаза, чтобы сомкнуть объятья.
* * *
Компьютеры, мобильные телефоны,
девицы с героином в чреслах
и обещанием нездешних блаженств
уже ничему не научат.
Прелести повторения: не бери
чужого, летом должно быть тепло.
С холма Ядрошино и с Японских гор
видно одно: дорога, уходящая
в зазор между землёй и небом.
* * *
И вы, мои кореша, живите проще —
вроде этой берёзовой рощи,
что время проводит
в серёжках, зелени, злате,
покрываясь затем сверкающей
ватой. Словом, плывёт по течению.
Полетим же — как семя — по ветру
и с ним пропадём. Упадём,
где память подскажет, —
в море, в глину, в песок.
Такова, знать, инфраструктура момента,
что ведёт нас, как быдло,
в ту страну, где
ещё ничего не сбылось.
|
