* * * В книгах по психиатрии я читаю только высказывания
больных, но не комментарии автора. Эмиль Чоран Я в первом классе ненавидела читать,
и мать не знала, что со мною делать,
и записалась на макулатуру,
и Толкиена прикупила мне.
Вот с тех-то пор я плотно прикипела
ко всякой готике, и брак с толкиенистом
(к несчастью, неудачный — не тому
учили игры ролевые)
заключила.
Лилейность чутких персей отдала
ладоням вечно потным, неумелым. Вот случая могущество!
Маман,
Зачем ты Трёх хотя бы мушкетёров
мне не подсунула?!
На розовый талончик
Граф Монте-Кристо также выдавался
и Драйзера трагедии кирпич... Хоть и сменила я теперь пластинку,
отнюдь бытьё уютнее не стало, —
во внутренний попав круговорот
борьбы сверхзапрещённых тайных обществ,
безумные наживки Парвулеско
глотаю глупой рыбой...
- Что за чёрт?! —
отчаянье рассудок вопрошает,
таращащийся мутными глазами
на проблематики экзистенциональной
летящее навстречу остриё:
— Коль человек свободен от страстей,
то власть над гномами ему на кой, о Боже!?
* * *
Неисцелимым должен бы по чести называться лишь один
недуг на свете — Желание. Эмиль Чоран — Ты возбуждаешь меня постоянно.
— Мне не хватает твоей любви.
Так говорили рояль с фортепьяно,
а их подслушивали соловьи. — Есть ли у вас трава такая?
— Да, у нас можно переночевать.
Титьки, резвяся и блистая,
будут в пламенный рот влетать. Славься, обдолбанный миг пониманья,
неуловим, как чёрт-альбинос.
О, опороченные упованья!
О, поцелуй непременный взасос. Боком проклятая кушетка.
Трахают Юнга, Софию забыв.
Сломан сачок, но цела ракетка.
Что, зелена, говоришь, нимфетка? Смеха любовного жадный взрыв.
* * *
Если бы я ослеп, больше всего меня, думаю, удручало бы то, что
я не могу теперь до полного одурения смотреть на плывущие облака. Эмиль Чоран Слова разумные, когда б канали вы,
как горько я б сейчас о чувствах пёкся.
Среди в порядке шахматном листвы,
ах, сбрикетированной,
«началося —
шептал бы, буквой 'г' бродя, —
тех сфер
необратимое, о слёзы, оскуденье,
где фибр душевных формируется трансфе́р,
посредством коих лишь и происходит бденье
бессмертных луковиц людских...»
Слова, слова,
расчисленные, глупостью гонимы.
Вас мрак сочувственно впускает в рукава
и, отмолчав в себе, формует в ды́мы,
доступные для зренья в свете дня. Вдали, над недоумков головами, —
плывите, бред немыслимый кляня,
грустите несолёными слезами.
* * *
Из европейской поэзии исчез крик. Осталось жонглирование словами,
художества акробатов и эстетов. Эквилибристика
пустозвонов. Эмиль Чоран Какие-то святые мощи мы целовали —
слава Богу, никто ничем так и не заразился.
В архизорком, сверхбдительном чьём зерцале
наш перфоманс рисковый
с бесовскою срифмовался
плотоядной ухмылкой?
В посмертном чего астрале
ожидать?
Вот аквариумные рыбки-вуалехвостки
тож резвятся, коряги, им брошенные, говнами полируют.
А какие пакости проделывают подростки!
Кондуитный ужели всех их фиксирует поляроид? База данных мощна ли учёта мерзостей невеликих,
предъявляемых бледным душам почивших в бозе?
Демиург-прокуратор не запутался ли в уликах?
не обрыло ль Архангелам
на полном судить серьёзе
за поджог кузнечика, отягчённый чечёткою на улитках? Други! Истинно вам говорю — заражённые постмодерном,
с модным запахом серы из-под крылатых подмышек,
они так прикалываются —
нас к некрупным склоняя сквернам. (Что-то вроде прививок для засранцев-приготовишек.)
|
