Ночью все дороги круглыеНапружинив золотое тельце, со всей ослепительной дури по самым коротким рельсам мчится изумительный Меркурий. Тонким хором ночные машины поют свои лучшие песни, и торопится в кленовые вершины по дорогам поток чудесный. И всё же как она красива, наша вечно ненадёжная столица, говорю я по кругу курсивом, говорю и не могу остановиться. * * *Сегодня совсем тяжело, маяк, заливающий дали. Скорее бы лето прошло и воду горячую дали. Густым облакам болтовни на воздухе не удержаться — протяжные будние дни, как тени, на землю ложатся. В субботу, под самый конец, в проём панорамы неброской нагрянет пушистый свинец с багряно-лимонной полоской, но даже под фирменный скотч просунется ливень горячий и скажет в безлюдную ночь каких-нибудь слов наудачу. Про это
Чёрное вьётся опять кудрявой тесьмой, отдавая себя, как швартовы, тьме — и никак не понять, пропало письмо или брошено в ящик почтовый, но по-другому никак. Такое темно начеркалось — не вырубит пламя. Прочный двухкомнатный мрак глядится в окно, улыбаясь одними слезами. Утро в волейбольной секции
Как белый рушник с багровой пометой, реклама Kenzo на фоне рассвета. В неясной листве мелькали ладоши, но вот мы в тепле, плохом и хорошем. За мокрым окном мелькали тетради, я книжку достал, в аквариум глядя. Такая она, багровая сырость, что счастье всегда нам будет на вырост — в нём место своё найдут без ошибки и Джекил, и Хайд, и юркие рыбки, уйдут в раздевалку волейболисты, большая тетрадь схоронится в листьях, и будут мелькать, как яркие вклейки, дорожные знаки по Маросейке.
|