Мячи голов

Иногда
Я беру с собой
Одну из любимых книжек,
Например, антологию переводов
Пауля Целана —
Черновцы: Букрек, 2001.
Беру — и совсем не читаю,
Потому что времени нет,
И не показываю никому,
Потому что снобствую
Со вчерашнего дня.
Книга просто греет,
Потихоньку греет,
В кулонах лифтов,
В лодках окон,
И только раз в день неслышно
Напомнит, как я читал тебе
Её немецкие страницы
И ничего не понимал,
И ты тоже ничего не понимала.
Тогда я хочу спать и представляю себе,
Как на широком дворе
Черновицкого университета
Стоят и разговаривают
Несколько черновицких переводчиков Целана,
А на
Узоры улыбающейся черепицы
Садятся хлопья первого снега,
Садятся и на троллейбусы с женскими лицами,
И на мохнатые мячи голов
Утренних людей
Точно так же садятся.

Станция «Холодная гора»

я тебя никогда не коснусь
я тебя никогда
мы будем сидеть в вечернем метро
и подсчитывать каждые пять минут
насколько в вагонах меньше людей
а над нами бесноваться будут
в лампах галогенных добрые и злые духи
как люблю я твою длинную шапку
как жили мы всё это время поговорим
и счастливый электрички рёв заглушит
нам слова о том как хорошо уметь
различать серого 133 оттенка
как нам жить осень зиму весну
пятна пота на домах помогали
тёмно-тёмно-серые аж морские
я тебя никогда не коснусь
только ты
ноги́
один раз
туфелькой

На холме

Деревянная церковь на холме.
Ни одного следа.
Голубые окна взлетали трапециями,
Голубые провода,
Голубое небо и голуби.
Тёмно-синие кусочки речки,
Призрак леса,
Призрак микрорайона за речкой.
И первые две пары следов
Среди утренних снежных глаз
Наконец поднялись на холм,
Одна в чёрном платке, другая в красном:
«Здоровенько, Аня! С лета ж мы не виделись!
А мой старший-то в Юридическую академию поступил.
Будет учиться на прокурора.
Я, говорит, мама,
Буду людей в тюрьму сажать».

Подъём-переворот

В тринадцать или сколько там лет
Я влюбился в девочку Инну.
Из её высокого дома
Наши окна казались звериным логовом,
А из нашего дома маленького
Её окна были
Продолжением мёртвых заводов.

У меня на потолке люстра жила,
Огромная и стеклянная,
А Инна испугалась, что это паук
Распустил во все стороны лапы.
Я сказал ей: «Не бойся, это — неизвестный,
Но точно добрый зверёныш.
Он лапы расставил и ждёт,
Чтобы ему живот почесали».
Тогда всё перевернулось
На сколько-то
Там
Градусов,
А Инна ступила на потолок
И гладила люстре пузо.

С тех пор много таких
Подъёмов-переворотов сделала жизнь,
Да ещё и по ходу лепила
Стройки, леденцы и серёжки,
Родители Инны разошлись,
А сама она с сестрой
Продавала старую одежду
В очереди за молоком,
Я же на неё засмотрелся
И потокомммммолока из цистерны
Чуть не убил паучка,
Прятавшегося в моём бидоне.

И теперь всего через два этажа
От её старой квартиры
Живёт мой давний друг,
Как увижу его раз в два месяца,
Насмеюсь над расспросами его смешными,
Так и скажу ему, что, видишь, давно под шелковицей
Не пасётся Иннина жёлтая овчарка Дик.

Архитектурные достижения

Можно любить архитектуру постмодерна
Даже за то, что один товарищ
Так построил тут внизу магазин,
Что каждое утро
На полсекунды
Сердцу кажется,
Будто в нашем парке появилось море.

Можно любить кафедральные площади
И каштановые аллеи
В том числе и за то,
Что в воскресенье
Люди бегают медленно, медленно летает шмеля мячик
И велосипеды едут быстро и незаметно,
Будто земной шар,
И за оградой дети замедленно
Прыгают в пропахший солнцем воздух,
Пока хозяин всего зоопарка не сократил финансирование.

Можно любить железные занавесы,
Старые и совсем новые, крашенные белым, и на них садится мошкара,
Только за одно —
За эти взрывные прозрения,
За подаренные ими маленькие открытия:
Оказывается, и в Евросоюзе
В мае
Попку
Может обжечь крапива.