Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2008, №2 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Автор номера
Стихи

Николай Кононов

* * *

К Обводному подходит Боровая в наклоне пьяном,
Она — болезнь, глубокий кариес, заноет мост-американка
Про Костю Ротикова — как он, сортирный гимн курлыча,
На запахи спешил с закрытыми глазами.

Дымы сладимые восходят дрэдами над фабрикой ночной,
Лежалым секондхэндом на дальних раскладушках облачность горит
Над самой проходной, — там я встречал тебя с работы едкой,
Где дали флаер нам беспроигрышный в «Джек пот».

В тот год как будто жалость всем сердце отворила,
Ведь я любил в прекрасном фунтике конфеты дармовые
И тех, кто Ником и Николкой звал меня, постыдно подставляясь.
Учи уроки, бог ночной, гудёт гроза и ливень за горизонтом слёзы проливает.


* * *

Заря как смерть-Денисьева над кипой дней зверьком
Сидит, расчёсывая заводи — ключица, выя, перси, мочка,
И к бугорку седьмого позвонка промеж холмов
Сейчас-сейчас сбежит зелёным шумом безоглядно.

Там чупа-чупс багрянцем не кислит уста твои родные,
Там день заснул в сквозном хлеву свинья свиньёй бесплотно,
Покуда взрослые с детьми на чипсы деньги копят
И на пивном рожке наивный месяц выжившим играет

Про то, как допризывник абитуриентку молит безнадёжно,
Чтоб вечера́ с апрельского плеча белёсыми бретельками сползли...
Чтоб за руки тебя держал я, унижаясь, умоляя,
«О» напевал и «а», совсем-совсем согласные забыв.


* * *

К воланам водяным подола самого прекрасных городов
Охапки таборитов, духовище бомжей, гвалт гастарбайтеров
Стекают рукоплеском непотребным
За славу рваную, проигранные деньги, блядский нацпроект,

За подбородок утренний, что бреют здесь сто тысяч дворников,
За мочку месяца, что так отяжелела клипсою полярной.
Ты выбери меня за музыку-голубу...
Горелою резиной людские поцелуи пахнут, помнишь...


* * *

Тогда я пудрился безбожно, и губы обводил, и коготок вострил,
И с Валечкой ублюдочным курлыкал я на плюшевом насесте
Сладимым тенором эпохи беспросветной и розовел у самой проходной
Гвоздильного завода: Валя, здравствуй, я премии твоей сажусь на облучок!

Как будто бы хотел я стать бестрепетною девой-де́вицею-гёрл,
Сестрицей отрывных календарей, Эолом форточек раскрытых,
Гигантских карт любовником, смотрителем таблиц
Артиллерийских, там по шею в тине гаубицы вязнут.

Приснилось мне — я с Вальтер-Беньямином уезжаю, за детворой бегу,
За поездом дымлюсь сыпучей мелюзгою за синьку горизонта,
Там ноет месяц-кровосос и с рельсами вприпрыжку
Проходит жизни кавардак, из готовальни черноту черпая.


В одной комнате

Девочка в лунную отмель окунает, заохав, свои островки небольшие...
«Ну, ехидна! Ну, яйцекладущая гадина! Вот тебе сказ материнский!»
«Театрик пусть тихий досмотрит в тепле», — дым-отрыжкой
Запаляет трёхглавый папаша-отец нелюдскую подушку.

Девочка в лунном приливе неистово спит — в общежитской шкатулке
Бредит ростком непристойным, что сам по себе вырастает
В мороси маминой полки волшебной, в молозиве телика тесном,
В канифоли подъезда, чтоб вонючий Горыныч проспался Орфеем.

Девочка в лунном пятне изнеможет, как будто бы слушает, слышит
Радионоты в себе, в том узеньком месте, где смехом
Прыснет бесовский мобильник, жующий по-русски
Времени жгут. Что, ответь, навернувшись, расширилось, стало летучим...


* * *

На полупальцы встав, нежнейшая всё видела — как выходил
И на полмарша как спускался, свища себе в мобилу снегирём:
«Ну, ждите, мол, вот-вот, сейчас-сейчас, уже-уже, несу-несу, хе-хе...»
Нимфея, забелённая стократно, как будто бы сквозь сонные цветы —

Лилеи, ненюфары, асфодели, и русский сонник-цвет,
Что так особенно и по-особенному шёлков, не жмурясь на свету,
Припав к стене божественной подъезда, где испражнения и рвота и бычки
С затёками на мраморе полов свились в меандр уриновейный.

За гул дворов и комнат тесноту — бомжихи утицами вскрякнут,
Над ништяком всплакнув иль банку-алюминий прокатив,
Они ведь с нимфами хотят тянуться к змейкам-блядь-гирляндам
На стогнах ужас-городов, где музыка гудёт разлива шприцевого.

За гной-печаль небес и кровоизлиянье закатное, да тучи-облака,
За то, что в шахматы и шашки был не обучен папой в малолетстве,
За ломтерезку, бормашину, за палёное, обманчивое, за́ сто,
За миллион, за евро и рубли, юани, фунты, золото, — замри.


* * *

Короче, весна-погода всем баки забивает, она — любовь-сам-блядь,
Она — лежачая работа, её не бей, когда открытым текстом
Слова весенние гулять на улицу Кузнечную выходят
Цедить цифирь пивную, отрыгивая «тройку» да «девятку».

Здесь в скверах, как в утробе субмарин, колбасит ветеранов.
— Ты добрый человек, так дай, чтоб просто дать, не подобрев,
И изойти на слёзы человечьи
Сорокаградусным боярышником чудным. Что, не дашь?

Я видел, как в трамвае, пригорюнясь, Святой Франциск
К девахам-охтинкам и выборгским ушлёпкам-колобродам
Спешил, чтоб вены сам себе бульвар искро́й не перерезал,
Когда трампарк автохозяйство под капюшон без спроса поцелует.

Ведь сладостно, скажи, на гипермаркеты ложится мегамгла,
В сиренях проссанных, в ольшаниках бесславных,
В плохом бистро у сизого окна, за голову схватившись,
Молчат Франтишек с Франком, Коля с Николаем.

Им тайны не доверят города — всё щёлк да хлоп.
Кто ж игровые денежки считал, идя на преступленье
К подъезду дома, где Ануфриев прожил
Шесть лет и дивных девять дней апрельских
                                                         всё тосковал и бредил.


«МУЖСКАЯ ОДЕЖДА»

1.

В прекрасном деревенском магазине так долго спал костюм, что в серой
Распутице утопла икра и на лацкане зажмурилась петлица;
Прекрасный Мишка из Барков или осанистый Авдей из Тихомора, —
Все знают, что не голь они, не пьянь, — ни разу в смутные штанины не ныряли.

Лишь Лёха Волобуй, пастух дородных стад, секретно ценник теребил
В какой-то выходной, не совпадавший с общим воскресеньем, —
Себя не выскочкою-бригадиром возомнив, а чисто человеком
В рубашке розовой, что серому подходит, как заря к лощине за селом.

И галстук глупый с вышитой Москвой-олимпиадой качнулся сам собой

2.

В ужасно душный день, когда жара над городом и пьянь кругом,
У самого Обводного в вонючем доме из окна дурного ты в полный рост
Возник, как Аполлон, узлом оптическим — в мобильник ты орал по матушке,
Что водку сраную пусть допивают без тебя,

И голою рукой себе макушку шелестил — и чёрная подмышка озарила
Сиянием непомерным эту мерзость — как бы фонарь лучей попятных,
Ты так светил в себя, как драгоценность, дар, сокровище
Из сукровицы жуткой и животной, такой пахучей, что запаха

Никто не различал


* * *

В стихи слова охмелевшие
Входят подбоченившись
Помолодевшими лешими,
Проведя в мучении жизнь.

Кто это сказал? Покажите его
Обнаглевшего, что жив пока,
Чья губная гармошка жидкими
Лентами перепоясывает облака

Над русской равниной,
Где млекопитающих и жуков
Трупы зашевелились лавиной
Под земляным трико.


ПАНТЕОН

1.

Мне маниаки примерещились.
В серийные лесопосадки скромные
Они протискиваются за женщинами,
Вдохнувши их пачулей доменных.

Ведь там бурлит могила внутренностей,
Кто знает эти огнь и пение...
О, не оскудевает утро в ней,
Стекая с сердца затемнением.

Ведь тело телу предназначено...
Я начал говорить, когда не верила
Мне эта тень, она замаячила,
Мелькнула, словно вепрь, она...

2.

                                             памяти Л. Г.

«Гулял по загородному кладбищу»
Не продвинулся за эту строчку дальше.
Что делаю и что вообще ищу,
Пока спрашивал себя — устал лишь.

Облака застыли непорочными
Больными девами, макияж померк их
Октавой розовой — не прочь они
Мелькнуть отсюда водомерками.

Туда, где нежность, нежность перемесит
Сердечный шум, и всё наивней
В штриховке соболезнующих ливней

Любовной жалобой ползёт Мересьев,
На треть он умер у порога вечности,
Щекотка звёзд искрит его конечности...

3.

                                   памяти Щ.

Стихи прекрасного юноши
Через 70 лет после смерти
Проступили вьющимися
Размывами тверди.

Это соболезнуют
Самим себе его ямбы,
Со скулы лезвием
Скользнув в поляну,

Где в первый год войны
Без вести Пилад исчез,
«Кажется, в том его вины
Не было», — прошептал Орест.

4.

М. Кузмин с приказчиком
Меняется иконами
Ну а как же ещё
Быть со знакомыми
Ладными бородачами

Ангел вооружён мечами

Сверк-сверк в золотых клеймах
Не забудут о хозяине
Облаков дерзновенных,
Грозы, ливней,
Снеготаяния

И в честь обмена
Искра меж ними
Проницая бивни
Выходит из плена
Попаляя и нас попеременно...


* * *

Учителям, учёным, офицерам,
Последним идиотам, промелькнувшим
В Божественных семисаженных сферах
В санпропускник, где брезжит нежно душ им,

Дурашке, что рассмотрит через минус
Одиннадцать, как воденею я с ним, —
Потрогать можешь, хочешь, я придвинусь,
Сейчас все воды кончатся — и блядь с ним.

Вот так держи, уже распад случился,
Хоть делали всех точным аппаратом, —
Ты знаешь, сколько на луга дрочил я,
На небосвод, на звёзды, видя ад в том...


* * *

Послушать шум, как слушают поэты,
Бегущих волн — и в этом умерщвление
Библиотечное мне чудится, поэтому
Скрутиться в строчки не даёт лишь лень им.

Три тыщи тактов сладостных Тристан виагру пьёт
И рыжих завитков не афродизиаки,
И снаряжённый слижет огнемёт,
Как тенор-паводок приносит вещий знак ей.

Когда ты тоже звук трубы и звук како́й-то там
Ещё одной, ещё — и жуткое встревает,
И входит тихая от пенья птиц спокойного
И парасольку лёгких закрывает.


* * *

Он не был тем, чем быть бы
Ему средь большеростых пацанов, —
По сути девочка такая
В купели снов,
По чудным магазинам до женитьбы
В последний раз, как Навзикая,
Лаская трикотаж ручьёв,
Весёлой рифмой громыхая...

Каких-то сумма частностей
И свойств немного, —
Кто не испытывает счастья с ней,
Тот не разделит ничего и с ним.
Всплывает месяц одиноко,
Своим сиянием тесним,
Чтоб в можжевеловом распадке
Шуршали тайные тетрадки...


* * *

«Не посветлеет от луны нисколько, —
Мне ж в тьме похорошеть
Возможно лишь на ощупь», —
Так бредёт под листом ольхи,
Высовываясь на треть,
И лунный душ её полощет
Ночница. И с травы ей
Подбрасывают часовые —
Личинки, черви, светляки
Ночного света косяки...


ДЕСЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ ИЗ КНИГИ ДЛЯ АЛЕКСА

1.

По Интернету вирусы любовные спешат во все концы, себя опережая.
Когда б я не читал твой блог июльский, где ты совсем не ты, и нет
Тебя куда поболе, чем ты есть, но это ведь для нас неважно.
И фотографии, конечно, не твои, и имя краткое, но описанье тела

Как у Кавафиса, и в след десятилетней давности как будто я вступил —
Там запах, запах, запах и одиночество и ожидание и страсть
До пояса застёгнутого мира, я там встречать тебя не должен,
В столовке приграничной таможенник с майором делят конфискат.

И SMS им издали приходит, как сладкий зов охотничьего рога
Из музыки немецкой неродной, — ты обозначил это в предпочтеньях,
См. девятый пункт своей анкеты слишком честной на гей-ру.
Мол, тридцать два, высок, сейчас штудируешь ты Карло Гинзбурга,

Как ангелические черви в русском переводе изрыли сыр, и скоро
Пусто́ты, дупла, каверны, отверстия, окопы задышат снулой полыньёй,
Где шумом белым я тебе буравлю бесшумные слова о том о том о том,
Что полюбил тебя бесплотно, как хотел ты. Так? Отвечай. Ты слышишь?

2.

Я полюбил тебя, — Тристан слезил над озером, но ты не знаешь
Про вещества животные и жилы дорогие той музыки сквозной.
Приносят сети новостей охапки, что заурчат тебе на эсперанто
Все-все животные ручные дремучей стороны...

В сусальных туфельках блескучих куда-то поспешает дева
В каком-то ритме сладостно-непостижимом, как будто бы она
Того же чает и влюблена в тебя, как я, и с каждым шагом легче
На пыль ступает, и вездесущие её вот-вот подхватят сети.

Во сне, во сне, во сне мне адрес свой волшебный диктовал ты —
Туманный край, в/ч десятизначный индекс, и нельзя
Запомнить мне его и записать, как голос твой цифирь перебирает...
И ту скороговорку никто другой за просто так не повторит мне...

3.

Ты целых две недели дурацкую страницу не посещал свою, и фото
Едва заметно жухнуть вроде начало по краю — ведь, кажется,
Повеселей прищур лучился твой и не была рука напряжена,
А тут к невидимому будто бы прикладу потянулся.

Пораньше, Алекс, чем доказательство сошлось той бурной теоремы,
Я позабыть её успел, — уже поплёлся поезд, ты лобызал меня,
Твоим губам непостижимым вторить на бегу не поспевал я.
И вдругорядь палёным алкоголем вагоны чокнулись и покатились.

«Лепиры асфоделям тристии несут», — но ты не понимаешь,
В стекло вперясь, без словаря меня, и аонидам сахар не положен.
Им одиночество рябит, как семафор у утреннего голого разъезда
Под звёздами, что одногодками слегли на полки — все одичавшие, полубольные.

...С подруженькой в постели ты уснул лицом к стене, но завитушки
Меандра слабого сквозь сон на вытертых обоях в сотый раз считаешь —
Нечётные всегда всплывают числа — три, пять и семь, конечно, семь,
Ведь столько литер в полном имени моём, но ты его ещё не помнишь.

4.

Выходи, выходи, выходи, Алекс!
                                Так Дио́нис велел! Косяком дичь пошла.
Я рифмовать устал, но сквозь сети такой свет нацедил,
Что пьянит твоего имени блёсткий охотничий чистоган.
Выпь в чащобе всхлипнула, когда сдержаться не смогла.

Пора, пора дробовики ладить, пули лить, порохом легавых манить!
Все двери отпирай, лучший любовник мой, сейчас, сейчас пойдём.
Электричка в 5:30, успеем, не дрейфь, как в 50-ые шпана
Стиляг бодрила. Есть, есть у нас времени косячок.

Покойный папа «Шипр» открывал и на вековой сосны
Срез походил, и с тех пор мужских запахов оборот
Голову мне годовыми кольцами кружит. И я на пять болтов
Джинсы свои затянул, попробуй, открути — 501-й Лева́йс.

5.

Звал бы тебя: до сельмага, потом за околицу до скорой тьмы
За силосными башнями в покосы, где ЛЭП, как моё сердце, гудит.
Ты б моё плечо своей лапой, как патронташем, тяжелил,
Всё б на нас поглядывали твоя лайка да мой Трезор.

Солоно целуешь, потому что на высол Луны глаза скосил.
Сам лягу. Не вали. А то подерёт тебе джинсы дорогие Трезор.
Хорош будешь — посоловелый, румяный, — на Луну, мол, взирал,
За лайкой по полям скакал — ну, давай, давай, что там ещё.

Как за грех ответить, когда не спросит никто? То-то и оно.
Да молоки с во́рота сотри — за рыбой в синь вод зыбких нырял.
«Жить не по лжи» двуногим велят всякие бородачи,
Но что делать с тем, что влечёт, воло́чит и волочёт...

6.

В парикмахерской на Воскова меня рыдания невидимые душат,
Из репродуктора трофейная ботва мне сердце увивает,
Но как-то мимо всё певичка ноты нижет,
                                                   как будто я не я, а Вальтер или Томас,
Фосфоресцирую в обёртке парфюмерной
                                                      за час перед свиданьем неземным.

За SMS твои сквозь шум фольги военной и облаков глухие шаровары,
Откуда рвотным духом сумерки стекут в следах фурункулёза...
Ты, из окопа выбравшись, солдатиком на облачность посмотришь,
Покатится граната разрывная, и я не уцелею, как и ты...

Над выпасом займёшься заревом, толпокруженьем кровососов,
От этой пищи неземной и я не откажусь, но разве сляжешь
На турмалиновую жилу, мой огонь?
                                                           О, суматошно, слабоумно, беспорочно,
Чесоткой блиндажей, бомбоубежищ глаукомой, восстаньем мириадов...

7.

Плетёшь мережу мне — и я попал, попал, попал, попал, попался, —
Орфеем обратился я кудрявым сероглазым и камеру из рук не выпускаю.
«О, Эридисе, Эридисе» не пою — не то что посмотреть, нельзя разговориться
С кузнечиком, что скачет через Цейс за тусклой цокотухой.

В ночных полях нимфеи в очередь спешат на торфоразработки.
Сыреет в персях силикон. О, разве это вещество мои ладони помнит?
В теснинах розовых давно порода ссохлась в терриконы,
И пятиться пора, чтоб невзначай на свет не обернуться...

8.

На кафли серые потупившись и Символ веры повторяя,
За полминуты до прихода твоего уже кроссовки красные я видел,
Шнурком развязанным по миокарду моему как будто молния прошла
В соборе Сен-Сюльпис — один-один-один, — и нет богохуленья.

За дигитальный посвист, Лёша, твой и запах заповедный ненадёжный
Я всё отдам, чтоб не мерещилось, что нет тебя, но это неподвластно
Осенней логике больной. Про это нижет в синем небе самолётик
Мне вирши натощак шнурком твоим нетерпеливым.

Вот — из машины ты босиком ступаешь на поребрик на Бассейной,
Вот — полюбились мы навек, друг друга толком не задевши,
Вот — ты не прав совсем, и нейролептики гуртом меня сдвигают
В осинник призрачный, где птицы спят с животными вповалку...

9.

Аккуратнейше причёсан, в новых джинсах непростых и штиблетах оловянных,
Чуть держусь я за перила этого больного часа, — посмотри, завечерело,
Лучший друг мой кучерявый, — нам с тобой не распрямить
Телеграфные склоненья смертной вотчины людской.

Там в прорехи часовые заливает клей дремотный скрупулёзная селена,
Смутной лодкой подбородка юркнув в пазуху ночную
Туч, не чиркнув эти звенья, — засмотрелся, засмотрелся...
Чуешь низменностью тела дикий шум календаря...

10.

У пожарного гидранта в полоумном павильоне зашнуровано отребье
Сладкой музыкой могил, нутряным сырым фальцетом
В сумрачном собачьем шарфе мается Амударья,
В талом омуте шавермы жду тебя, мой друг, до слёз...

Заголяет, заголяет гуттаперчевый верзила жёлтых бицепсов вольфрам,
В злополучную окрошку льёт он прошлое своё,
Чтобы большеротый месяц, сутолокой соблазнённый,
К нам приходит на распыл, не попятиться ему в этом небе вурдалачьем.

Гнутся запахи людские сумасшедшею дугой: пот, моча, дерьмо и лимфа,
О себе подумать страшно — из чего я состою...
На мобильном телефоне остывает эсэмэска:
Ты мне пишешь про любовь...


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service