Наталия Азарова, Алексей Лазарев. Буквы моря: Поэма-орнамент.
М.: Изд-во Руслана Элинина, 2008. — 72 с.
Новая поэма Наталии Азаровой "Буквы моря" (2007) стала книгой. Ассоциативность текста подчёркивается визуальным рядом — работами Алексея Лазарева (цитируем аннотацию) "в технике китайской туши и акварели" — зримым хаосом в красно-чёрных тонах. В "Буквах моря" (т.е. собственно в тексте поэмы) побуквенно (но не буквально) сюжетируются свойства моря — шум, движение, шторм, пляж и ещё многое. Слова дробятся на слоги и брызги, расположение текста на каждой новой странице неповторяемо, как точные очертания линии прибоя после каждой новой волны. Интересно и помещение в конец книги "записей из тетрадок вокруг букв моря" — в этот раздел включены как небольшие стихотворения Азаровой (в том числе и записанные рукой автора на линованных листочках и клочках), так и графические работы Лазарева, подписанные ассоциативными по отношению к основному тексту "Букв моря" названиями.
горсть мокрых солёных букв — / город-зачерпнуть / пар-сИ-п-па-ни / рас-сып-па-но / индейцев имя / на берег / бумажный / им дорожили // многие писцы / особенно / поэты
Дарья Суховей
Наталья Акуленко. Воз с сеном.
Киев, 2008. — 120 с.
Новая книга киевской поэтессы названа вслед за картиной Иеронима Босха — несколько стихотворений как бы обратная иллюстрация известных его работ. Лучшие тексты новой книги — раскованы, плотны и эротичны; регулярные стихотворения обрамляют несколько верлибрических циклов, из которых «программные» — «Пророки» и «Одиссея: конкретно». Интересна верлибровая поэма «Пловец», где звучат хтонические античные мотивы (античные мотивы вообще типичны для стихов Акуленко), — сложная, мрачная и загадочная. Вообще Акуленко, по-моему, — сильный и недооценённый поэт.
но в долине теней кто из нас настоящий кто найдёт их источник их плотность их плоть кто укусит обол если есть тень обола кто наполнит тень рта тенью медной слюны настоящий ли я если света не будет раздвоенье себя на сознанье и тень тень уходит сквозь ночь кто из нас настоящий кто оставил себя кто ушёл в темноту кто унёс в темноте шелестенье плаща и биенье подковки о камень кто ночью прошуршал по обугленным теням камней кто есть смысл кто из нас тавтология смысла кто из нас человек
Мария Галина
Владимир Аристов. Избранные стихи и поэмы.
СПб.: ИНАПРЕСС, 2008. — 320 с.
Впервые изданное избранное московского поэта Владимира Аристова содержит лучшие работы автора за последние 30 лет. Поэтическое пространство текстов Аристова, несмотря на кажущуюся насыщенность (масса деталей и уточнений, богатый образный ряд), напоминает разреженный воздух, который вроде бы есть, но дышать при этом крайне тяжело. Это обусловлено общей идеей недействительности окружающего мира: описываемые предметы и события важны лишь как источник ощущения, но не как самоценный фрагмент поэтической реальности. Сами же ощущения вариативны, так как автор предоставляет читателю абсолютную герменевтическую свободу.
Ты был ты не был здесь не каждым / и медленно раздельно под уклон / машины обтекаемые внизу спотыкаясь и ковыляя / и этот город и медленный вагон / и люди невдалеке заглядывая / шли тебя то обгоняя то отставая
Мария Гусева
Анна Аркатова. Знаки препинания.
М.: Изд-во Руслана Элинина, 2008. — 48 с. (Русский Гулливер)
Лирика в самом прямом смысле этого слова — стихи о жизни и о любви (что для лирической героини равнозначно); поэтика апеллирует не столько к Вере Павловой, сколько к Веронике Тушновой и ко всей «тихой женской» традиции. Книга выстроена в хронологическом (для лирической героини) порядке — от детства через взросление и до зрелости с замыкающим, вновь поднимающим тему детства, стихотворением.
Ещё не поздно завести дневник, / Ещё осанку выправить не поздно / Над письменным столом, как ученик, / Плюсквамперфекта разгадавший козни. // Ещё не поздно вынести на свет / С оторванною вешалкой изнанку, / Пойти по швам, напасть на верный след / Неверного покроя. Партизанкой // Проникнуть в синтетический рукав...
Мария Галина
Тамара Буковская. По ту сторону слов: Стихи 2006-2007 гг.
СПб.: Собрание АКТуальных текстов, 2008. — 64 с.
Восьмая книга петербургского поэта, принадлежавшего в середине 1960-х к известному кругу Малой Садовой. Общие тенденции этой неофициальной группы (влияние авангарда и ОБЭРИУ) отразились и на поэтике Буковской. Однако эмоциональная насыщенность, стоические интонации, тонкость и изощрённость восприятия делают её стихи отдельным самостоятельным явлением.
быстро-быстро сыпались / с деревьев листья / так быстро-быстро / молятся про себя / полупрозрачные / старушки-прихожанки / кладбищенской церкви
Анна Голубкова
Елизавета Васильева. Настала белая птица / Предисл. И. Жукова.
М.: Изд-во Руслана Элинина, 2008. — 68 с. (Русский Гулливер).
Поэтика уроженки Иваново построена на суггестии и имитации внутренней речи; возможно, одна из разновидностей нынешней «новой искренности», что бы под этим словом не понималось. Скорее всего — попытка уловить и передать некое состояние, целостное ощущение. В некоторых стихах — отзвук поэтики Вагинова, консонансные рифмы, петербургская тема.
мне зима зима зима / самолёты в голове / изломали горизонт / только небо только снег // на краю зима зима / между снегом и землёй / повернулся шар земной / самолёты голоса
Мария Галина
Верочка Вербина, Александр Четвёркин. Диалоги богов: Современный провинциальный верлибр.
М.: Вест-Консалтинг, 2008. — 100 с.
Двойной сборник Вербиной и Четвёркина — игровая книжка, своего рода сборник-артефакт. И подчёркнутая «провинциальность» верлибра (хотя в книге отнюдь не только свободные стихи), и трогательное альбомное оформление (виньетки и графические миниатюры дополняют общий «салонный» дух), и, наконец, сама форма диалога «его» и «её», поочерёдно предлагающих стихотворное высказывание, — всё это мило и, при кажущейся избыточности, ненавязчиво. Предисловие, в котором читателю напоминается, что, мол, «не Боги горшки обжигают», игриво опровергается самим заголовком (мол, всё-таки «Боги»).
красивый / голос / интересные / глаза / вот и все // из мужских / достоинств
Д.Д.
Янина Вишневская, Олег Пащенко. Они разговаривают.
М.: Гаятри, 2008. — 80 с.
Вторая книга московского поэта Янины Вишневской носит синтетический характер и совмещает в себе визуальный ряд, выполненный известным художником и дизайнером Олегом Пащенко, и вплетённые в него стихи самой Янины. Ирреальные картины Олега Пащенко увеличивают количество измерений в текстах Вишневской, чьи стихи и без того многомерны: изначально заданный взгляд самого автора текста дополняется взглядом стороннего наблюдателя, в роли которого выступает не только сам читатель, но и художник. Тексты Вишневской возникают на стыке обыденного и абсурдного, преобразовывая обе стороны реальности в некую особую, целостную структуру, в которой категории «эпичности» и «личностного начала» неразделимы.
в гробу это как в кино это как в кармане / ты уже внутри или ещё на грани? / уже темно или ещё не страшно / никуда не веришь, никто не важно // ничего не хочу повторять для тех, кто в танке / всё пройдёт, но останутся останки / негр говорящий держит меня за горло / смазка есть, но она прогоркла
Мария Гусева
Владлен Гаврильчик. «Комедийный анбаръ»: Собрание сочинений.
СПб.: Красный матрос, 2008. — 182 с.
Собрание текстов классика ленинградского примитивизма, художника и поэта (р. 1929). Многие его стихи (наравне со стихотворениями Олега Григорьева, Владимира Уфлянда, Леонида Виноградова) вошли если не в фольклор, то в этакую квазифольклорную общую память нескольких поколений богемы, литературной тусовки, системы неформалов. Безусловный предшественник «митьков», Гаврильчик не случайно издаётся в «митьковской» серии. Это — уже второе издание его собрания сочинений. Предыдущее вышло с комментариями Л.Клемушиной (Гаврильчик В. Изделия духа. СПб., 1995), кажется, носившими издевательско-пародийный по отношению к самой идее комментирования характер. Новое обошлось без комментариев, зато включает стихи последних лет, а также три прозаических текста. Гаврильчику принадлежит честь привнесения в ленинградский андеграунд соцарта, — не изобретённого позже изощрённого механизма декодирования соцреализма, но открытой, незамутнённой радости извлечения абсурда как из окружающей действительности, так и из самого процесса стихосложения.
Жил на свете генерал. / Он из пушечки стрелял / И, покушав манной каши, / На лугу маршировал. // Отдыхая на диване, / Он играл на барабане. / Утром чистил сапоги, / Чтоб боялися враги. // Этот самый генерал / По ночам совсем не спал: / Всё на сабельке скакал / И врагам во тьму ночную / Тонким пальчиком махал.
Д.Д.
Геннадий Григорьев. Выдержка: Сборник стихов / Сост. А.Григорьев, Е.Мякишев.
СПб.: Моби Дик, 2007. — 140 с.
Пример «советской поэзии с человеческим лицом»: отсутствие зазора между личностью автора и поэтическим «я», ясно выраженная мысль, бодрая интонация, простая картина мира, очень небольшой арсенал стиховых приёмов, которыми автор, однако, владеет весьма уверенно. Особенность Геннадия Григорьева (1949-2007), отличающая его от других авторов этого склада, — склонность к каламбурам (часто солёным, но по сути очень невинным), и — с другой стороны — к романтическим жестам. И того, и другого для позднесоветского Ленинграда было немного чересчур, поэтому печатали тогда Григорьева скупо. Успех (местного значения) пришёл к нему годы перестройки. В итоговую книгу вошли и газетные фельетоны той поры (о том, как «дядя Миша перестраивал сарай» и пр.), и стихи, начинающиеся строчкой «Случаться случается в Летнем Саду», которые автор ухитрился напечатать в журнале для школьников. «Избранное» Григорьева вместе с сыном покойного составлено петербургским поэтом Евгением Мякишевым.
И берег песчаный, и жёлтый прибой, / и яхту! и парус на мачте... // ...Я весь этот свет забираю с собой. / Живите без света. И — плачьте!
Валерий Шубинский
Алексей Дидуров. Райские песни / Предисл. Дм. Быкова.
М.: Время, 2008. — 240 с. (Поэтическая библиотека).
Алексей Дидуров (1948-2006) был не только поэтом, но и организатором легендарного рок-кабаре, из которого — в той или иной степени — вышли многие яркие поэты (Татьяна Милова и Дмитрий Быков, Ольга Иванова и Юлия Скородумова, Инна Кабыш и Вадим Степанцов), барды, рок-музыканты. Настоящее издание — отнюдь не собрание сочинений поэта, оставившего довольно обширное наследие, а всего лишь избранное, однако оно вполне представительно. Наиболее важен здесь лирический герой, столь привычный и столь забытый носитель противоречивой, однако узнаваемой личности, редкий сегодня в своей последовательности тип романтического миропонимания.
Да, я заглядывал туда / Невольно — жизнь гнала до края, / Где начиналась чернота, / Существованье пресекая. // Песенкой ощутив обрыв, / Я вдруг хватался почему-то / За нитку слов ли, за мотив — / Пустяк, ничто, а жив покуда...
Максим Жуков. П — М — К: Сборник.
Рига: SIA «S-Kom», 2007. — 208 с.
Во второй сборник московского поэта вошли прозаические и поэтические тексты, граница между которыми в ряде случаев размыта (в частности, отдельные фрагменты рассказов превращены в верлибр или версэ). Традиции легендарных Клуба «Поэзия» и газеты «Гуманитарный фонд» приобретают в данной книге характер жёсткий, макабрический, построенный на своего рода «физиологической иронии»; вместе с тем сложно отнести Жукова к иронистам, поскольку перед нам, скорее — картина бытового мира, становящегося «зоной перехода» между реальным и его инфернальной подкладкой.
Где подрались скинхед и хачик / (Из-за чего — пойди спроси), / Там потеряла Таня мячик, / Когда платила за такси. // А ей налили полстакана, / А ночка тёмная была. / Она запела про ивана, / Но всё же с хачиком пошла.
Д.Д.
Николай Звягинцев. Туц.
М.: Новое издательство, 2008. — 68 с. (Новая серия).
Долгожданная книга яркого представителя современного постакмеизма. Бо́льшую часть книги составляют своеобразные дескриптивные тексты о московском метрополитене, в метафорическом ключе представляющие различные архитектурные детали конкретных станций (сказывается образование автора); эта часть книги может доставить внимательному читателю значительное герменевтическое удовольствие. Тексты книги наполнены своеобразным «лирическим многоголосьем», иконически отражающим атмосферу переполненных станций московского метро. Нельзя не отметить метрическую изощрённость автора и изящную эклектику совмещаемых внутри одного текста речевых стратегий.
Когда стрелок забыл о цели / И только палец на крючке, / Как снег на форме офицера, / Язык горячий офицера, / Как лёд взорвался на реке.
Кирилл Корчагин
Виктор Зуев. Время без часов: Книга стихов.
М.: Российский писатель, 2007. — 208 с.
Новая книга представителя «патриотического крыла» свободного стиха, соратника Вячеслава Куприянова, по поэтике в большей степени сопоставимого с Арво Метсом, к которому Зуев близок стремлением к «неброскости» высказывания, пантеистическим, совмещающим большое и малое мировоззрением.
Теперь всё чаще / Я обращаю свой взгляд / В прошлое, в детство. / Скоро я буду помнить / То, что было до меня.
Тимур Кибиров. Три поэмы: 2006-2007.
М.: Время, 2008. — 128 с. (Поэтическая библиотека).
Новый сборник известного поэта включает несколько текстов (вопреки заголовку, отнюдь не три) средне-крупной формы: «Покойные старухи (лирико-дидактическая поэма)» — собрание прозаических отрывков мемуарно-наставительного характера»; «Лиро-эпическая поэма» — стихотворный эксперимент (сопровождаемый прозаическим пояснением), повествующий о путешествии мистера Пиквика в пространство гоголевских «Мёртвых душ»; «Выбранные места из неотправленных e-mail-ов (вольная поэма)» — одновременно и пародическое переосмысление гоголевской морализаторской публицистики, и набор инвектив в сторону современной культуры; «Заключительный венок сонетов», привносящий новую ноту в идею о бренности всего сущего. Книга открывается «Вступительным центоном», завершается «Комментариями», т.е. подборкой коротких лирических стихотворений, долженствующих составить контрапункт к основной части книги.
Прохожий! Здесь лежит Запоев Тимофей, / Тимур Кибиров тож, пиита и афей. // Наверное, теперь он понял наконец, / Чего же от него так долго ждал Творец! // Так долго, так напрасно ждал / От дурака сего / И Весть Благую посылал / Буквально для него.
Д.Д.
Полина Копылова. Татьяна Перцева. Анна Анохина. Структура сна: Стихи и прозаические миниатюры молодых авторов Финляндии. / Сост. Л. Коль.
СПб.: Алетейя, 2008. — 88 с.
Собранные под одной обложкой книги трёх русских поэтесс, по разным причинам (в основном семейно-бытового характера) живущих в Финляндии. 32-летняя петербурженка Полина Копылова обладает острым чувством ритма (особенно в нервных дольниках) и склонностью к «словесной вязи». Её лирический темперамент (подавленная страсть под щитом отрешённого, созерцающего холода) так же соответствует месту её жительства, как темпераменту её сверстницы, тёзки и одноклассницы Полины Барсковой — знойная Бразилия. Сквозь скользящие картины европейского города скользит бесшабашный русский хмель, тяжеловатое финское похмелье, апокалиптические предчувствия — и зияние инобытия. Татьяна Перцева («Струна ангела») умело работает в одной из стилистик среднеевропейского мэйнстрима: верлибр, отстранённая фиксация тонких и мимолётных жизненных впечатлений, афористическая (или содержащая неожиданный поворот мысли) концовка. В книгу включено также несколько длинных повествовательных текстов Перцевой, анонсированных как «прозаические миниатюры». Стихи Анны Анохиной — в эстетике массовой советской поэзии 1970-80-х, в её «женском» варианте (хотя советской поэтессе никто бы не позволил, разумеется, простодушного физиологизма в духе Марии Шкапской). Название публикации — «Эмиграция» — отражает её содержание.
Я там, где нас нет (стало быть, и меня), но, однако, / зияющий блик распахнулся в сияющий свет / не тот и не этот. И с самого первого шага / я знаю — я там, где нас нет. // Есть ломкие улицы в сумрачном глянце стекольном, / в булыжной крошащейся накипи, в пепле теней. / Есть разные звоны: церковный, трамвайный и школьный. / Вот нас только нет. (П.Копылова)
Валерий Шубинский
Наум Коржавин. На скосе века: Стихи и поэмы / Предисл. Ст. Рассадина.
М.: Время, 2008. — 624 с. (Поэтическая библиотека).
Собрание стихотворений патриарха отечественной поэзии. Промежуточная фигура между фронтовиками и послевоенным поколением, Коржавин всегда относился к «гражданской линии» сначала «младоленинистской» (искавшей подлинные основания коммунистической морали за ширмами неприглядного быта), затем либеральной советской, затем диссидентской лирики. Поэтически и мировоззренчески Коржавин доселе продолжает линию «комсомольского романтизма» 1920-30-х, восходящую, в конечном счёте, к эстрадным формам футуризма.
... И вот, когда смыслу переча, / Встаёт своеволья волна, / И слышатся дерзкие речи, / О том, что свобода тесна, // Что слишком нам равенство тяжко, / Что Дух в мельтешенье зачах... / Тоска о заветной упряжке / Мне слышится в этих речах.
Д.Д.
Ле Лю Ли. Книга лесбийской любовной лирики / Предисл. Д.Кузьмина.
М.: ООО «Квир», 2008. — 180 с. (Тёмные аллеи).
Антология включает как известных авторов (Фаину Гримберг, Гали-Дану Зингер, Анастасию Афанасьеву, Настю Денисову, Ксению Маренникову, Татьяну Мосееву, Галину Зеленину — она же Гила Лоран), так и тех, чьё творчество знакомо, по большей части, «тематическим» кругам. Интересно, что авторы младшего поколения, в целом, являют куда более продуманную стратегию репрезентации «тематической» лирики, несмотря на разность индивидуальных поэтик: от фактографии Денисовой до воинственной телесности Зелениной-Лоран. Авторы «второго эшелона», представленные в сборнике, демонстрируют те же черты поэтики с меньшей уверенностью, часто компенсируемой экзальтированной чувственностью лирического героя.
Признание всегда застаёт врасплох / Признающегося, заставляя кусать рот до крови, / А тот, кто услышал триаду слов, / не сводит глаз: в сухой трещинке кровь / Светлей, чем все представления о любви (Т. Мосеева)
Кирилл Корчагин
Гила Лоран. Первое слово съела корова / Предисл. К.Решетникова.
М.: Изд-во Руслана Элинина, 2008. — 88 с. (Русский Гулливер).
Вторая книга автора, работающего в иронической стилистике на скрещении еврейской культуры, гендерной иронии, а также древней и просто старой народной языковой стихии. А если внимательно вчитаться, то за осмеиванием и иронизированием скрывается любовная лирика с парамистическими аллюзиями. И ещё — кажется, это первая книга, в заглавии которой используется зачёркивание.
Цветочнице попала под юбку вожжа — / кричит у костёла: гореть вам в аду! / Каштаны в Саксонском саду / целуются с заходящим солнцем.
Дарья Суховей
Вадим Месяц. Безумный рыбак: Книга стихотворений.
М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2008. — 100 с.
Фирменный стиль Месяца — мужественный, порой до брутальности, энергичный текст, этнография, природа, экзистенциальное одиночество и мощная мелодика. Многие стихи, как отмечено в авторском предисловии, написаны во время одинокого лета на горном озере, где поэта тревожили призраки прошлого — от странных живых существ до лесных духов. Поэзия Месяца пока, кажется, уникальна в заполнении этой культурной лакуны и — в силу общей тяги к «естественному» или к видимости «естественного» — всё сильнее востребована.
Чтобы ты родила, / разграбили десять гробниц, / сожгли разноцветные косы / великих блудниц, / мы заключили временный мир с силами зла. / Мы сделали всё, / чтобы ты родила. // Один за другим / в обряде длинных ножей, / в шатёр твой вошли / вереницы лучших мужей, / чтобы их сосчитать, нет на свете числа. / Мы сделали всё, / чтобы ты родила...
Мария Галина
Валерий Мишин. Чердачное: Тексты 2007 г.
СПб.: Собрание АКТуальных текстов, 2008. — 64 с.
Шестая книга стихов известного петербургского художника и поэта. Сборник одновременно является попыткой литературного перформанса — в него включены стихотворения, писавшиеся каждый день с июля по август 2007 г. Художническое восприятие автора, несомненно, отразилось на образном строе книги — поэт видит мир ярким, чудесным, каждый день как бы рождающимся заново. Его переживания по-детски непосредственны и очень интенсивны.
хочется сказать всем хорошее: / собаке брошенной, / любому барбосу, / старику в галошах / на босу ногу, / который всех ругает, / без предлога и под предлогом
Анна Голубкова
Канат Омар. Каблограмма / Предисл. Ст. Львовского.
М.: Изд-во Руслана Элинина, 2008. — 80 с. (Русский Гулливер).
Книга участника антологии «Освобождённый Улисс» с предисловием Станислава Львовского. Поэзия Каната Омара ассоциативна и фигуративна, порой цитатна. Пробелы между словами и рисунок стиха несут смысловую нагрузку, которую, однако, лично мне расшифровать нелегко. Возможно, цель автора — фиксация моментального состояния, слепок «внутренней речи» со сложным набором вспыхивающих и гаснущих ассоциаций. Тем не менее, трагизм поэтики Каната Омара ощутим.
девочка не хочет хлеба не хочет хлеба хлеба хлеба не хочет с маслом / а только варенье / а только малиновое // это ангина ангина ангина / булькает / из-под одеяла мокрый от чая с лимонными косточками // носовые платки однодневки / бумажные носочки носки / девочка девочка девочка
Мария Галина
Первая книга казахстанского поэта, изданная в Москве. Поэзии Каната Омара свойственна попытка наладить диалог с мельчайшими деталями окружающей среды — осколками бутылок, чаинками, «прозрачными колибри». Это книга, полностью собранная из историй, рассказанных «куском киноплёнки», «носовыми платками однодневками», «лимонными косточками». Метод собирания обрывков чужих историй напоминает работы конкретистов (Генриха Сапгира, Яна Сатуновского), однако в поэзии Омара главным является широкий метафорический ряд, многоголосица персонажей, переход одной истории в другую, тесные взаимосвязи между описываемыми предметами.
чай остывает и медлит / недоумевает когда / он потечёт по гортани / минует в пути города / и в долине благоухающих индий / взойдёт побегом ультра-бамбук / разорвёт провода
Мария Гусева
Orlusha. Стихи и рингтоны: Стихи.
М.: Астрель: Литпром, 2008. — 370 с.
Сборник популярного в Интернете поэта, постоянного участника разного рода эстрадных турниров и шоу, фельетониста журнала «Крокодил». Сатирические баллады объединены в книге по тематическому принципу («про Родину», «про замечательных людей», «про девушек» и т.д.). Утрированные мотивы гомофобии, тотального бытового цинизма, алкоголизма, избыточного физиологизма, пародирование всего и вся (но в первую очередь — фигур политики и шоу-бизнеса), избыток ненормативной лексики (сам по себе автопародийный) не мешают некоторым из текстов Орлуши демонстрировать состояние комического в постпостмодернистскую эпоху, необходимость апелляции к принципиально разноприродным контекстам контркультуры и социальной адаптации через её сниженное приятие.
Где штаны его уснули, / Он решительно забыл, / Он шагал, весёлый (хуле?), / К той, которую любил. // Знал: она ему откроет / И не станет морду бить, / А одежда — наживное, / Можно новую купить!
Петербургская поэтическая формация: Сборник / Сост. К.Коротков, А.Мирзаев.
СПб.: Лимбус Пресс; ООО «Издательство К.Тублина», 2008. — 480 с.
Новая антология (объявленная, впрочем, сборником) оборачивается литературным скандалом: предисловия Виктора Топорова и Дмитрия Быкова, выдержанные в недопустимых тонах, по сути, направлены на дискредитацию всей текущей петербургской поэзии в целом и данной антологии в частности. В результате заслуживающие внимания усилия Арсена Мирзаева по составлению сборника никому не интересны, обсуждение вызывают лишь предисловия, что, видимо, следует счесть издательским пиар-ходом. Между тем, перед нами (за вычетом предисловий) — важный проект, весьма убедительная попытка среза текущей поэтической ситуации в отдельно взятом городе. Можно и должно сравнивать эту книгу с предыдущей попыткой внутрипетербургского поэтического среза — антологией «Стихи в Петербурге. 21 век» Людмилы Зубовой и Вячеслава Курицына (СПб.: Платформа, 2005). В собрании Мирзаева 122 поэта, в томе Зубовой и Курицына — 70, при этом процент авторов, отсутствующих в одной антологии и присутствующих в другой, вовсе не исчезающе мал. Из этого следует хотя бы тот факт, что полноценное представление о новейшей поэзии Петербурга требует обращения к обеим книгам. Конечно же, кое-кто за бортом и того, и другого тома: отсутствует Александр Кушнер и ряд близких к нему авторов. Зато и многие представители неподцензурной поэзии — в нынешних своих ипостасях, и многие молодые поэты совершенно законным образом опубликованы на страницах «Петербургской поэтической формации». Разговор о такого рода собраниях, в первую очередь, требует не анализа полноты тезауруса (как это ни было бы обидно отдельным поэтам), но — самого принципа отбора, вменяемости и широты взглядов составителя. Мирзаев попытался собрать антологию «внепартийную» (отсюда — некоторое количество необязательных авторов совписовского толка), и, в значительной степени, подобная попытка удалась. Иное дело, что на практике такого рода книги читаются «по знакомым именам»; ознакомление с неведомыми областями контекста требует и особых форм расположения материала (чтобы знакомое как бы «рекомендовало» своим соседством незнакомое), алфавитный же принцип, от Валерии Акуловой до Михаила Яснова, демократичен и безлик, однако способы его преодоления не вполне очевидны.
Возросшее не в первозданных насажденьях, / А на скалистой высоте (Земли / Отмерено пядь-в-пядь, но вволю неба.), дерево / Не ведает, что не было прицельным / Ориентиром в артбаталии, / Что в кроне птица не свила гнезда, / Что не спалила молния, что по его плоды / Едва ли кто придёт. (Михаил Ерёмин)
Андрей Подушкин. День рождения отца.
М.: Воймега, 2008. — 144 с.
Новая книга ранее челябинского, а теперь подмосковного поэта выстроена вокруг фигуры Отца — не столько в метафизическом или психоаналитическом смысле, сколько с позиций бытовой мифологии. Стихотворения Подушкина вообще, как правило, обыгрывают всевозможные аспекты автоматического народного мышления (от бессмысленного морализаторства до ксенофобии), доводя их до гротеска и абсурда; в этом смысле Подушкину ближе всего должны быть поэты группы ОСУМБЕЗ, особенно Евгений Лесин. Стихи Подушкина населяют черти, «понаехавшие» «гости столицы», какие-то персонажи сказок, пьяницы и т.д.; доведённый до логического конца приём «перенаселённости» обнаруживаем в огромном тексте «Кто на кого смотрел», представляющем собой чистый каталог персонажей.
Бежит собака, пасть раззявила, / Хозяина собаку ищет, / Богатого, взамен хозяину, // Который оказался нищим. // Дойдя до крайней точки пошлости, / Собака выглядит фигово! / И мы ей не дадим возможности / Найти хозяина другого!
Екатерина Решетникова. Замок: Цикл стихотворений.
Саратов — СПб.: ЛИСКА, 2008. — 48 с.
Странно устроенный цикл молодой саратовской поэтессы. Своего рода «картография» некоего замка (опыт, напоминающий то ли «многомерные» тексты Итало Кальвино или Милорада Павича, то ли переведённые в эстетически значимую плоскость фэнтезийные квесты), в котором каждое стихотворение отсылает к определённому локусу. Попытка возвышенной речи в максимальной остранённости от романтической риторики.
Такую вечность / предложить способно только время — / я не вправе нас клятвой связывать, / хотя желанье возникает — и священник / безнадёжно нас в церкви ждёт, седея / с каждым летом, и пыль на бороду его / ложится клином острым, смотрящим вниз.
Д.Д.
Арсений Ровинский, Фёдор Сваровский, Леонид Шваб. Все сразу.
М.: Новое издательство, 2008. — 168 с. (Новая серия).
Сваровский, Ровинский и Шваб объединены под одной обложкой не случайно: общее у них — переворот реальности, не искажение её, а именно переворот, не резкий, а внимательный, аккуратный и сдержанный. Ровинский внимательными глазами вымышленного автора Резо Схолии переставляет вещи с места на место и получает некую качественно новую сумму, абсолютно опровергая известную арифметическую аксиому. Шваб аккуратно отождествляет одно место с другим, связывая их и объединяя, накладывая картографические рисунки друг на друга с помощью фигуры автора, опровергая известные аксиомы существования в трёхмерном пространстве. Сваровский сдержанно играет с кубиком-рубиком нашего мира, запутывая его, видоизменяя — и вдруг из нового сочетания цветов на гранях его мы неожиданно видим историю о чём-то совершенно знакомом. Все трое живут не просто так, а задумываясь о главном. Задумываясь так, как могут только они: поэты, обладающие совершенно индивидуальным взглядом на мир и объединённые общим состоянием, характерным для современного сознания, — состоянием расколотости.
рассказчик в конце говорит за кадром: / этот пример хорошо иллюстрирует, что люди живут просто так / не задумываясь о главном // люди томятся в себе / в своём повреждённом, ущербном теле / многие не понимают, кого они любят на самом деле // для таких, возможно, Творец и разворачивает ход Провиденья / и вместо каких-нибудь похорон они вдруг празднуют день рожденья // так / живёт / человек как трава / и вдруг / вместо мучений, страсти / с ним случается / не какой-нибудь полный ужас // а наоборот // наступает счастье (Ф.Сваровский)
Анастасия Афанасьева
Геннадий Русаков. Избранное / Предисл. С. Чупринина.
М.: Время, 2008. — 480 с. (Поэтическая библиотека).
Cобрание стихотворений известного поэта включает в себя пять его сборников разных лет, от 1980 до 2005 гг. Поэзия Русакова скупа, лишена выделенных эффектов и в то же время концентрирована; его поэтический мир кажется прозрачным, объяснимым, может быть, тривиальным. Стиховая техника — архаичной. Но ничего лишнего, выпадающего из пространства стихотворения здесь не удастся обнаружить, элементы текста тщательно подогнаны друг к другу. Ближе всего Русакову, кажется, поздний Пастернак и Арсений Тарковский.
Ты мне не снишься. Может, это к благу: / ты там пришлась, наверно, ко двору. / А мне стареть, дуреть, марать бумагу / и ждать, что я когда-нибудь умру. // Но скоро, скоро... Птица просвистела. И мне последний, мой недолгий друг / подвяжет челюсть, и омоет тело, / и закрепит сухую ветку рук.
Вячеслав Самошкин. В сторону (от) СМОГа / Предисл. В.Алейникова.
М.: Водолей Publishers, 2008. — 120 с.
Сборник одного из участников легендарной поэтической (а также художественной и просто богемной) группы СМОГ — «Смелость. Мысль. Образ. Глубина» или «Самое Молодое Общество гениев». Нарочито двусмысленный заголовок книги подразумевает и неотменяемую смогистскую сущность творчества Самошкина, и его же путь к себе самому, вне подражаний товарищам по содружеству. Самошкин, пожалуй, — самый прозрачный автор среди смогистов (наряду с Владимиром Сергиенко), но эта прозрачность не отменяет хрупкого очарования его некоторых стихов. В сборнике также представлены переводы Самошкина из румынской поэзии (Г.Арборе, Г.Питуц, И.Георге, Н.Драгош).
Весь засекреченный, заодиноченный, / весь между строк, а в час ночной / как телевизор, обесточенный / не чьей-нибудь — твоей рукой...
Вадим Степанцов. Гламуры и тренды: Том стихотворений.
М.: Время, 2008. — 544 с. (Поэтическая библиотека).
Собрание стихотворений и текстов песен лидера куртуазных маньеристов. Выступая в 1980-90-х гг. как своего рода «демократизатор» концептуалистского метода, прививший ему панковскую свободу от любых норм, в т.ч. присущей концептуализму методологической внятности, Степанцов, по сути, оказался предшественником современной эстрадной поэзии (не случайны явственные отсылки у Степанцова к поэзии «сатириконовцев», воспринятых, впрочем, скорее упрощённо). Пародийно-издевательские баллады Степанцова нацелены не на деконструкцию тех или иных господствующих дискурсов или метанарративов (хотя таковым можно счесть бесконечно снижаемый абстрактный «высокий стиль»), но преследуют, скорее, рекреативную цель; вместе с тем нельзя не указать на ту роль, что поэзия Степанцова сыграла для двух поколений протестной поэзии в её эпатажно-ироническом изводе.
Пластаюсь по больничной шконке, / мне что-то колет медсестра — / не козочка с лицом ребёнка, / а уж пожившая дыра. // Ну что ж, кобениться не буду, / пусть раны зарастут чутка — / в её кипящую посуду / закину Петю-петушка.
Александр Страхов. Лицо в толпе: Вторая книга стихов.
М.: Изд-во Н.Филимонова, 2008. — 72 с.
Второй сборник стихотворений поэта и лингвиста, живущего с конца восьмидесятых в Бостоне, выходит в том же издательстве, что и первая его книга, «Пробуждение» (2006). Во второй книге, как и в первой — шестьдесят стихотворений. В очень скупой манере, избегая практически любого формального сдвига в тексте, Страхов последовательно описывает опыт пространственной и временной отделённости от чего-то общего, опыт изолированности, неприкаянности, отрицания нивелированных общих (т.е. ничьих) ценностей.
Мы любим, не крадём, не врём, прощаем... / А мир следит за нами исподлобья, / Хватая тех, кто легче превращаем / В его чугуннорылое подобье. // Мы никого не отдаём без боя, / Но каждый день кого-нибудь хороним. / Нас очень скоро станет только двое, / Упорствующих в обороне.
Д.Д.
Евгений Стрелков. Радиопары.
Нижний Новгород, 2007. — 16 с.
Компактная и техногенная книга нижегородского поэта, редактора журнала «Дирижабль». Поставангардистские лирические опыты про разного рода преодоление пространства, оформление стилизовано под электрические схемы. Всего 10 стихотворений.
Утром в железном почтовом ящике / найдёшь счёт за пользование стационарной радиоточкой / хотя давно в доме нет проводного радио / эти счета приходят регулярно.
Дарья Суховей
Андрей Тавров. Зима Ахашвероша: Книга стихотворений.
М.: Центр современной литературы; Русский Гулливер, 2008. — 64 с.
Новый сборник московского поэта, одного из немногих подлинных наследников метареализма (многочисленны его переклички с поэзией Парщикова и Жданова), скреплён образом, вынесенным в заголовок: Ахашверош — библейское имя персидского царя Артаксеркса, в данном случае отождествляемого с Агасфером. Привычное в творчестве Таврова мистериальное начало, связывающее метафорическую комбинаторику с глубинной эзотерической основой культуры, получает здесь воплощение в метасюжете. Перед поэтом есть некий архетипический образец творчества, модель абсолютного эстетического бытия, имеющего также и этический, образующий должную структуру познающей личности характер. Один из движущих метасюжетов Таврова — прорастание творчества сквозь глыбу бытия, осуществление слова помимо воли к его произнесению, помимо автоматизма языковой механики, — благодаря самодвижению первоэлементов творчества (в этом смысле образ Вечного Жида оказывается связанным не только с бытием, но и с творчеством).
Лунный единорог — враг, детёныш, зверь, / состоящий из поцелуев, как из подков жираф, / как ангел — из парусов, как белая дверь — / из простора за ней, как тёплый шарф — / из пропавшего горла, из птичьих рулад потерь.
Д.Д.
Елена Фанайлова. Чёрные костюмы.
М.: Новое издательство, 2008. — 96 с.
В цикле «История Катулла» за счёт взаимопроникновения двух скорее не хронологических, а культурологических пластов (Рима республиканской эпохи и России нулевых) автору удаётся зафиксировать общечеловеческое «несовершенство, <...> на котором держится как республика, так и империя», заключённое вне конкретных реалий истории и быта. На подобных полярных совмещениях была, в основном, построена предыдущая книга поэта. В данной книге доминантой выступает обращение к остросоциальной тематике. Здесь автору удаётся создать картину современной российской жизни, по масштабности и глубине, сравнимую, может быть, с лучшими образцами европейского натурализма и отечественного «критического реализма».
Выжившие в Катастрофе / Дети советского Интернационала / Ходят по улицам нашей столицы / В невидимых миру хиджабах / В осязаемом камуфляже / Опоясанные одною георгиевской пулемётной лентой
Кирилл Корчагин
Каждая книга Елены Фанайловой становится новым откровением, и «Чёрные костюмы» не исключение. Это уже не разговоры о смерти, не философские монологи, не диалоги с призраками — здесь Фанайлова достигла таких трансцендентных высот, которые ставят поэта в один ряд с богами, а существование на земле крайне опасным. Слово её — живородящее до содрогания — пытается изо всех сил противостоять самой стихии — природе смерти. И в этой, на первый взгляд, бессмысленности и бесполезности заключён самый сокровенный, наивысший смысл поэзии, потому что основа ему Любовь.
это всё не вопросы ума, не предмет мастерства / как сухая игла, как сухая звезда волшебства / среди чёрного света гравёра сухая игла гробовая игла / подними леденелого лба // о, возможна ли женщине мёртвой хвала? / да, конечно, возможна и необходима / чтоб она понимала и там, что любима
Татьяна Зима
Борис Херсонский. Вне ограды.
М.: Наука, 2008. — 388 с. (Русский Гулливер).
Имя одесского поэта Бориса Херсонского стало широко известно в России всего несколько лет назад (хотя это давно и плодотворно работающий автор), но почти сразу он стал восприниматься как одна из центральных фигур русского поэтического процесса. Отчасти это связано с эстетической позицией поэта, которая может показаться «промежуточной»: одни поминают Херсонского в спорах о «новом эпосе», другие сочувственно цитируют несколько ироническую характеристику, данную Херсонским одесским авторам (и, стало быть, себе самому) в предисловии к этой книге: «Деконструкция смысла, разрушение грамматической структуры предложения — любимая столичная забава. Мы всё ещё говорим на постсоветском русском языке, что и придаёт нам неистребимый вкус провинциальности».
Я ношу свой страх под пальтецом, / прижав ладонью, чтоб не обронить. / Смотрюсь в витрины. С таким лицом / старухи слюнявят нить. // Как будто хочу дыханья тепло / протащить сквозь ушко декабря, / но пальцы судорогой свело. / Манекены глядят сквозь стекло, / ни слова не говоря.
Алексей Цветков. Ровный ветер: Стихи 2007 года.
М.: Новое издательство, 2008. — 136 с. (Новая серия).
Вторая книга новых стихов Алексея Цветкова, написанных после многолетнего молчания, проясняет логику их преемственности по отношению к его же текстам классического периода. Неожиданно продуктивными предстают мотивные ряды, вряд ли возможные или периферийные в 1970-80-х гг. (гражданственность, фантастический антураж и психоделический пафос), а едва ли не главенствующая интонация, своего рода недоброе остроумие, разрешающееся в чуть ли не прямой морали, немедленно, впрочем, иронически остраняемой, теперь, задним числом, проглядывает и в прежних стихах. Отточенные инструменты и безупречно настроенные механизмы смыслопроизводства работают в режиме постоянной готовности к высказыванию. Цветков, при всей отчётливости лирического «я», принципиально антиромантичен, его присутствие здесь-и-сейчас, способность к высказыванию независимы от спонтанного романтического вызова, он говорит постольку, поскольку это его право и одновременно его обязанность, не ожидая горних указаний и обстоятельств, благоволящих к красивой вспышке самопроявления.
отныне предметных смотреть избегаю снов / тем крепче люблю для чего не осталось слов / пощупаю тёплое липкое тотчас съем / цветное озвучено где там твоё кино / и жуткая даже и сумерек в гости всем / забудь её имя тогда не умрёт никто / живи же никто и блуждай в лесах налегке / большой неказистый подземный с хвостом в руке
Д.Д.
Борис Шапиро. Предрассудок: Стихи и переводы.
СПб.: Алетейя, 2008. — 152 с. (Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»).
Книга живущего в Берлине двуязычного поэта, лауреата ряда немецких литературных премий, начинается подборками из ранних книг («Начало», 1960-64, и «Соло на флейте», 1964-74), которые незаметно, через циклы 80-90-ых годов, сменяются последними стихотворениями. Редкостное по нынешним временам гимническое звучание стихов Шапиро коренится не только в ветхозаветно-иудейской и в греческой (Пиндар) традиции, но и основывается на собственной теории автора, которую он называет «музыкальной пресемантикой»; портретные зарисовки отличаются разнообразием стиховых схем, коррелирующих с личностями портретируемых, главным образом, поэтов-современников, продолжателей разных линий мирового модернизма. Неслучайно среди переводимых Шапиро и вошедших в эту книгу немецких поэтов — Пауль Целан, Нелли Закс, Роза Ауслендер, Герта Мюллер.
Чувственность отчуждения, / тачка памяти громыхает / от одной булыжной ухабы / к другой о том, как / заживо рван. // Судьба, кузнечик, /зелёный фрак, / любезно так предлагает: / Подано, господа, / зализыванье ран
Борис Шапиро. Тринадцать: Поэмы и эссе о поэзии.
СПб.: Алетейя, 2008. — 148 с. (Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»).
Книга задумывалась автором как второй том двухтомника (первый — «Предрассудок», см. выше), но в итоге вышла отдельно. Поэмы Шапиро, как и его стихи, немногословны; мысль, сжатая в несколько строк, не только лаконична, но и по большей части афористична. Ещё более усиливает это впечатление цикл из тридцати хайку. Философские эссе Шапиро дают ключ к тому, как сам поэт понимает свою и чужую поэзию («Человек в моём лирическом космосе — буква. Он ответственен и за чистоту звука, и за смысл того слова, в котором принимает участие»).
Голова висит, / говорящая роза, / на рогах ушей.
Алексей Прокопьев
Ян Шенкман. Скоро придёт конец птице, оглохшей от собственного пения.
М.: Воймега, 2008. — 56 с.
В новом сборнике московского поэта и книжного журналиста собраны стихи и прозаические фрагменты. Иронизм и лиризм соединены во всех текстах Яна Шенкмана так, что невозможно определить основной регистр высказывания. Поэт обходится минимальными средствами, совершает едва заметные движения, но именно так ему удаётся смещать угол зрения.
Вставьте мне новое сердце / я буду петь и смеяться / как дети, как космонавты / когда они видят Бога...
Алик Якубович. Летающие рыбы (акустическая фотография): Сборник стихов.
Н.Новгород: ДЕКОМ, 2008. — 288 с.
Вторая книга нижегородского поэта и фотохудожника вновь сочетает изобразительный и текстовой ряд, — подзаголовок «акустическая фотография», общий для обеих книг, обозначает своеобразный авторский жанр книги. Поэтические миниатюры Якубовича (как верлибрические, так и стремящиеся к регулярности) построены на зрении, внимательном всматривании в мир, — но и на метафорическом преображении действительности, попытке увидеть за обыденными ситуациями символ самого существования. Некоторые тексты Якубовича фрагментарностью и одновременной чёткостью, парадоксальностью взгляда неожиданно сближаются со стихами Егора Летова.
И только ключ задумался в замке / О том, чего не было
Владимир Яшке. О, Зинаида!..
СПб.: Красный матрос, 2008. — 116 с.
Сборник приурочен к шестидесятилетию Владимира Яшке, одного из ведущих «митьков». Заголовок отсылает к главной героине книге — Зинаиде Морковкиной, своего рода Прекрасной Даме поэта и художника. Восславленная в стихотворениях, анекдотах, стилизованных прозаических фрагментах и живописи (все эти аспекты творчества Яшке представлены в сборнике), Зинаида Морковкина — лирико-иронический извод целой петербургской мифологии, связанной не только с блоковской героиней-вамп или его же Катькой, но и с многочисленными женскими персонажами городских романсов.
я тебе объясню, что такое любовь — / недомолвкой тебя не измучаю. / это то, что мы делаем нынче с тобой, / то есть блядство в любом другом случае
Д.Д.
