Денис говорит: Чижик всем делал колёса —
и менту, что взломал дверь, когда другие менты отказались,
потому что ты повесился в квартире без прописки,
и работнику морга, согласившемуся положить тебя в холодильник,
стряхнув червей, но хоронили с закрытой крышкой —
я спросила об этом Дениса, он ответил, что было
совсем невозможно показывать, потому что ты провисел 5 дней,
а было жарко, август, месяц бесконечности, месяц смерти,
я об этом ещё в детстве прочитала у Цветаевой,
что это месяц смерти, но не знала, что и твоей тоже,
мой любимый ребёнок мой мальчик светленький нежный чижик.
И сторожу кладбища ты тоже делал колёса,
он выбрал для тебя удобный участок —
у перекрёстка, и насыпал много песка, чтобы могила не проседала;
Денис говорит: посмотри на соседнюю, совсем провалилась,
а Димина какая аккуратная, но нужен год, прежде чем поставить памятник.
Денис — с Сахалина, он знает обычаи почитания мёртвых, так он мне говорит.
Я обещаю ему прислать твои фотки для памятника,
спрашиваю адрес, диктует: колёса собака и что-то там ру,
я записала, ещё не послала, Дим, но я пошлю,
а помнишь, я тебе так и не послала тогда письмо на Блюхера,
где ты жил с Сашей — разговаривали, разговаривали по телефону,
я в Торонто, ты в Питере, 40 минут разговаривали,
ты сказал: что-то я совсем сонный стал, не могу больше говорить.
Диктовал мне адрес, а я не отправила письмо с красивыми марками,
с моими фотками, а наших общих у меня и не было —
только когда я снова нашла тебя, а у тебя уже был шрам на шее,
о котором ты мне наврал — как выяснилось после твоей смерти, —
только тогда мы стали фотографироваться наконец вдвоём,
самую последнюю фотографию сделали у шкафа, на котором ты и повесился,
он чёрного цвета, а обои серого цвета, и на тебе была футболка с Элвисом,
которую я купила на выставке Энди Уорхола "Звёзды, смерти и катастрофы",
где огромные газетные снимки катастрофических смертей
воспринимались как полотна на библейские темы
и видеомальчик бесконечно кончал и смотрел в глаза, как воскресающий Иисус.
Денис говорит: Чижик хотел себе голову отрезать на кладбище,
они ходили на дискотеку, спиды там купили у охранников.
Мы едем по Дороге Жизни, мимо голых берёз в пионерских галстуках,
белые шеи с красными полосками — совсем как твоя шея —
шрам как черновик будущего. Эти берёзки посвящены умершим детям.
Нас останавливает гаишник, бледными глазами смотрит, когда я спросила,
кто повязал красные галстуки на берёзы, отвечает: это не мы.
Денис даёт ему взятку 200 рублей.

Чижик,
Денис мне потом рассказал, как ты бегал между могилами,
кричал: я ещё не умер! И друзья за тобой гонялись, кровавым,
потом тебя поймали кладбищенские работники или бомжи, я не помню.
Денис мне рассказывал, я смотрела на дорогу жизни, снег лежал вокруг её черноты.
Я ничего не знала про этот шрам, проваливаюсь в незнание.
Ты мне говорил: «Напали, полоснули ножом, нет, я вообще не пью»,
говорил: «Что? Наркотики? Нет, вот это со мной никогда не случится!»
Денис так описывает увиденное: карниз был сорван —
наверное, ты хотел вначале сделать это на карнизе,
стояла бутылка виски на журнальном столике,
чуть-чуть отпито,
и лежала трубка.
Я представляю курительную, он уточняет: мёртвая. Он говорит:
как только умерла трубка, я сразу понял, что с Димой случилось что-то плохое.
Ты сразу понял, Денис?
Да, сразу. Просто понял, что Димы уже нет.
И ты пошёл и взломал дверь?
Нет, я позвонил ребятам.
У Жени был ключ?
Нет, ключа ни у кого не было. Хозяина не могли найти. Пошли в милицию,
но никто там не хотел ничего делать.
И вы сами взломали?
Нашёл знакомого мента, взломали замок, но не могли открыть дверь. Дверь была заперта на палку изнутри. Дима на палку запер изнутри. Я вышиб.
Ты всё видел?
Да. Он повесился низко, согнув ноги. Надо быть сильным, чтобы так сделать.
Денис не хочет больше говорить.

Чижик,
3 августа мы прощались на перекрёстке Среднего и 8 и 9 линий,
и все светофоры зажгли красный свет, ты не должен был уходить,
все зрители умерли, весь молчаливый хор, образовав крест пустоты,
все машины умерли, и стало тихо, и ты вдруг пошёл, один,
я смотрела тебе вслед, всё умерло, а ты один шёл,
и вдруг мотоциклист, юноша в светлой одежде, понёсся на тебя
и успел остановиться, лишь чуточку тебя толкнув, и застыл удивлённо,
а ты просто шёл,
а я не побежала за тобой, я позвонила тебе на трубку
и сказала, смеясь: ну, что ты, Димочка.
Ты ответил: да всё хорошо, не беспокойся.
Я сказала: пожалуйста, будь осторожней, ты ведь знаешь, я тебя люблю.
Ты сказал: я знаю.