КВА?
Elle est retrouvée.
Quoi? L'éternité.
Rimbaud
*
Вот и «вечность», вот и «ква».
И чего там? Ничего там,
и чему ни скажешь «хва!»,
знай, болтайся по болотам
за стрелочкой золотой
в лапке-цапке хладнокровной
(скорей всего, пустой),
баснословной и дословной.
*
Посмотри да посмотри!
Снизу вверх, на приглашенье
отвечая, повтори,
как немедленное чтенье:
это, это, это вот, —
ничего не называя,
зная наперечёт
и по буквам забывая.
*
Это — про, и это — за,
но не больше полстраницы,
это — где-то стрекоза,
та, большущая, с косицей,
с той закладочкой-косой
на последнем развороте,
красной, грязной, косой,
растрепавшейся в полёте.
*
Ну какие там «пути»?!
Никакие, ни-ка-ки-е,
ни проехать, ни пройти,
всё растяжки ветровые.
Только с пяточки шагнёшь,
рядом сразу — переглядки:
«Спятил, что ли? Хоро-о-ш!
кто же тут ступает с пятки!»
*
Горлиц шейные шнурки,
розовые разговоры...
Вот, наверное, — «деньки»...
Выгоревшие проборы...
Вот и/бы выгорело нам
до костей, до клочьев кожи, —
прах — на пух, шум — на гам
и ботинки — на поножи.
*
Хлоп — и сложены давно
бабочкины маслобойки,
и цветно у нас темно
в тонком воздусе прослойки.
Кто там глубже ни вздохнёт,
все чешуйки перепишет, —
останется лишь тот,
кто последних передышит.
*
Как в ушах ещё темно!
Только звёзды пузырьками
воздуха (как солоно!)
поднимаются над нами.
И лежим. Из глубины
всеми звёздами броженья
ныряльщикам видны
их глухие отраженья.
*
Нет её ни «под», ни «над».
Может, — кроме? Может, — кроме?
Нет и кроме, говорят...
Ни в трёхдневной нет соломе,
ни в трёхночном нет сенце,
ни в трёхчастной нет сонате,
ни в третьем нет лице.
Только в первом. Вот-те нате...
*
Ты-то здесь ещё причём?
Часто-редко дышит ветка,
дышит худеньким плечом...
Нимфа? Ишь чего... — нимфетка.
Все, стоящие в кружок,
меж собой пересчитались
и дышать остались,
вышел только ты, дружок.
*
Это дело ваших рук,
а не наше, а не наше.
Видим — виды, слышим — звук,
тонем в этой манне-каше
для того, чтоб в свой черёд,
вас как будто бы спасая,
с вами дышать рот в рот,
глаз уже не открывая.
ТЧК
Недослышки,
недопонятки,
кошки-мышки,
пятнашки-прятки
дотемна, дотемна.
Переклички,
ау, считалки,
единички,
галочки-галки,
там — одна, тут — одна.
Под хламидки свои
монадки
хвать пожитки,
шмотки-манатки,
и — домой, и — домой,
чтоб не стало
слышнее малость,
чтобы мало
не показалось
ни одной, ни одной.
А не то —
ни дна, ни покрышки,
решето,
квадратики-вспышки
в тишине, в тишине.
А не то —
закричат галчата:
«Ты-то кто?
Ты-то чья? Ты чья, а?» —
вслух во сне.
И проснутся,
братики-слётки,
возле блюдца
водички-водки
и возлюбят сестру.
А сестрички-то нет,
и точка,
только — точка
(на то и ночка)
на ветру, на ветру.
Кто поставил,
тот и дослышит,
этих правил
никто не пишет:
ни к чему, ни к чему.
Расцветут
и без них цветочки
там и тут
из дырочки-точки,
все, один к одному,
одного и того же
цвета,
там ведь тоже
давно не лето.
А пока, а пока,
не успев закричать,
галчата
засыпают опять,
шепча так:
«Тчк, тчк».