* * * Мне холодно. Прозрачная весна... О. Мандельштам Данилу Файзову Не дрожи, тебе не холодно — то ли дело Воркута, Печенга, Архангельск, Вологда, — разрывная мерзлота. Кровь не стынет, а топорщится из-под ворота времён, мне к тебе под кожу хочется, Си́мон, Си́мон, Сен-Симон. И в пророческих видениях, в обольстительных речах — ледниковая материя, ледоколовый причал. РАЗБОР ПОЛЁТОВ
Встретишь смерть как брата, сама как сестра, душою вылетишь в степь, выпь, выпь, птица-конкорд, твой рейс Россия, Москва — вот и лети, куда надо. Дует мистраль, шьёт менестрель аккорд. Что там — нелётная? Чушь! На дворе у нас двадцать первый: автопилоты, безалкогольное пиво, резиновый чёрт, член... Так что лети над Парижем, лети над Пермью, так чтобы ангелы взмыли с твоих колен. Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька — чудик соседский, — все ли вы в сборе, будет ли драка, или — вот так разойдёмся? Боже, невесту Твою в три попа тили-тестят, цезарь, рабыню твою пеленают в плен. Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька! Режьте горбы, под горбами — крылья обычно. Сладко целуй свою пленную — горько, горько! Крась её губы бледные кровью бычьей. Противоядие смерти — жизнь до гроба. Противоядие жизни — смерть от Неба. Просто люби её, стерву, так подробно, чтобы живого места на ней... Ей бы — в глаза не смотреть, в этих глазах пусто. Ей бы — се́рдца не скрыть, сердце её открыто. Бей в барабан — тебя всё равно отпустят. Бей в небосвод голым своим копытом. Встретишь её, вылетишь в степь — стоп! Встретишь её, выбежишь в поле — больно! Боже, невесту Твою отчитает поп, цезарь, рабыню твою пустят на волю. Ну же, лети, как сестра, — любо лететь к брату. Птица-горбун — глупая птица, гордая: пьёт — не поёт, льёт — не летает. Надо птице-горбуну крылья разрезать, горло... * * *
Убей царицу муравьиную, спаси двуногого царя, чей паланкин испачкан глиною — не муравьиная земля. Черна-черна весна российская, смотри — не выколи глаза, старик, торгующий сосисками, страной торгующий вокзал. Над домостроевскими башнями, над муравейником столиц восходит солнце, ало крашено, как бинт бурденковских больниц. Бела-бела зима тибетская, пригималайская нуга, в её сугробах терпит бедствие нагого странника нога. Когда заря пришла с повинною, за пазухой зари заряд, — убей царицу муравьиную, спаси двуногого царя!
|