* * * Мне холодно. Прозрачная весна... О. Мандельштам Данилу Файзову Не дрожи, тебе не холодно —
то ли дело Воркута,
Печенга, Архангельск, Вологда, —
разрывная мерзлота. Кровь не стынет, а топорщится
из-под ворота времён,
мне к тебе под кожу хочется,
Си́мон, Си́мон, Сен-Симон. И в пророческих видениях,
в обольстительных речах —
ледниковая материя,
ледоколовый причал.
РАЗБОР ПОЛЁТОВ
Встретишь смерть как брата,
сама как сестра,
душою вылетишь в степь, выпь, выпь, птица-конкорд,
твой рейс Россия, Москва — вот и лети, куда надо.
Дует мистраль,
шьёт менестрель аккорд. Что там — нелётная? Чушь! На дворе у нас двадцать первый:
автопилоты, безалкогольное пиво, резиновый чёрт, член...
Так что лети над Парижем, лети над Пермью,
так чтобы ангелы взмыли с твоих колен.
Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька — чудик соседский, — все ли вы в сборе, будет ли драка,
или — вот так разойдёмся?
Боже, невесту Твою в три попа тили-тестят,
цезарь, рабыню твою пеленают в плен. Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька!
Режьте горбы, под горбами — крылья обычно.
Сладко целуй свою пленную — горько, горько!
Крась её губы бледные кровью бычьей. Противоядие смерти — жизнь до гроба.
Противоядие жизни — смерть от Неба.
Просто люби её, стерву, так подробно,
чтобы живого места на ней... Ей бы —
в глаза не смотреть, в этих глазах пусто.
Ей бы — се́рдца не скрыть, сердце её открыто.
Бей в барабан — тебя всё равно отпустят.
Бей в небосвод голым своим копытом. Встретишь её, вылетишь в степь — стоп!
Встретишь её, выбежишь в поле — больно!
Боже, невесту Твою отчитает поп,
цезарь, рабыню твою пустят на волю. Ну же, лети, как сестра, — любо лететь к брату.
Птица-горбун — глупая птица, гордая:
пьёт — не поёт, льёт — не летает. Надо
птице-горбуну крылья разрезать, горло...
* * *
Убей царицу муравьиную,
спаси двуногого царя,
чей паланкин испачкан глиною —
не муравьиная земля. Черна-черна весна российская,
смотри — не выколи глаза,
старик, торгующий сосисками,
страной торгующий вокзал. Над домостроевскими башнями,
над муравейником столиц
восходит солнце, ало крашено,
как бинт бурденковских больниц. Бела-бела зима тибетская,
пригималайская нуга,
в её сугробах терпит бедствие
нагого странника нога. Когда заря пришла с повинною,
за пазухой зари заряд, —
убей царицу муравьиную,
спаси двуногого царя!
|
