Воздух, 2007, №4

Глубоко вдохнуть
Автор номера

Интервью

Андрей Сен-Сеньков
Интервью:
Линор Горалик

Мне часто кажется при чтении Ваших стихов, что Вам удалось сконструировать (или даже магическими методами обрести) некоторый удивительный оптический прибор. Вы смотрите сквозь него на те же объекты, на которые смотрим мы, но для Вас они, оставаясь совершенно узнаваемыми по меркам нашего мира, вдруг обретают совершенно иные, невозможные свойства. Как если бы Вы рассматривали при помощи этого прибора, скажем, дольку апельсина, и она оставалась бы долькой апельсина, но состоящей уже не из вытянутых мокрых штук, а, скажем, из ярко-оранжевых острогранных кристаллов. Кристаллы-то, положим, можно и выдумать, но как вам удаётся делать так, что апельсин при такой метаморфозе сохраняет сочность апельсина?

Вы меня смущаете, Линор. Знаете, когда Левенгук создал свой микроскоп, он так увлёкся «зверушками», которых там увидел, что чуть ли не сошёл с ума, или просто не удержался, и стал придумывать про них истории, досочинять увиденное. Считал зубы у хламидий. Возникает очень сильное желание поступать так же. Приходится специально, усилием наводить внутри себя резкость, чтобы не начать врать.

Такое пристальное рассматривание предмета, такой страстный интерес к его невидимым для других свойствам отличает коллекционера-маньяка от простого коллекционера. Вы ведь и вправду коллекционер-маньяк, — взять хотя бы тот факт, что вы очень часто пишете циклами, подбирая явления и предметы одно к другом, иногда даже намеренно создавая вымышленные категории, по которым можно каталогизировать вымышленные предметы, — мачты для бумажного кораблика, благочестивые обманы, несуществующие драгоценности...

Стихотворение живёт у меня внутри маленьким, голеньким, не имеющим формы. Его необходимо одеть, чтобы вытащить наружу. Всё, что я коллекционирую, все эти ленточки, кусочки — это одёжки для стихотворений. Как дети: вырезают бумажную куколку, одну, и к ней делают кучу одёжек, а куколка-то всегда одинаковая. Пишешь всегда об одном и том же, только слова разные.

Как возникает тема для новой вымышленной коллекции вымышленных вещей?

Я много читаю, смотрю вокруг... Вот давно хочу про женские имена ураганов и про восемьдесят восемь созвездий написать.

Создаётся впечатление, что вы испытываете равную жадность ко всем объектам мира: древнекитайской философии, поросятам, балету, стеклянным статуэткам. Есть что-нибудь, что однозначно непривлекательно, что остаётся невидимым для вас?

Политика. Абсолютно.

А в воображаемом мире? Вы же наверняка можете сконструировать какой-то другой мир, с другими существами, с другими, как всегда у Вас, причинно-следственными связями, — такой, в котором политика бы Вас интересовала.

Не получается. Знаете, Линор, я про Беслан стихотворение пишу уже много лет. Оно даже написано. Наверное, никогда не смогу показать. Даже себе.

УЗИ ведь тоже волшебный прибор для видения невидимого?

УЗИ — моя «литература для денег», но она тоже литература. Для пациента, конечно, допридумывать увиденное нельзя, но для себя всё равно допридумываешь. Но иногда хочется и для пациента. Смотришь трёхмесячную беременность, видишь — сердце не бьётся... Кстати, на фан-сайте Курта Кобейна рассказывают, что свою дочь он называл «Фасолинка» — он её так увидел на УЗИ. Кобейн для меня очень важный персонаж, и десять лет назад таким был, и сейчас остаётся. Десять лет назад у меня всё было стеклянное, а сейчас — кровь и крики. Я этого не понимал раньше, но теперь понимаю: тогда, десять лет назад, Курт Кобейн кричал за меня. Как, например, Родионов сегодня многое делает за меня. То, что я сам хотел бы делать, но не могу.

Что?

Он знает слова, которые знаю и я, но он может ими говорить, а я — нет. Все эти окраины, Перловки, — темы, о которых я не умею сказать, просто не получается. Хотя, кстати, Борисоглебск (я там бывал) похуже Перловки, он вон где находится от Москвы.

Это хорошо, что был Борисоглебск?

Нет. Это отрицательный опыт. Потерянное время. Хотя я много писал, начал именно там заниматься фотографией. Там нет никакой среды, никакой социальной жизни. Человек приходит в гости, «Привет!» — «Привет!», а потом вы садитесь и час молчите. Не сказать нечего, а говорить уже не о чем. Я не могу представить себе такую ситуацию в Москве.

Как существуют в одном пространстве Андрей Сен-Сеньков — поэт и Андрей Сен-Сеньков — фотограф?

Мне не вполне ясно. Для меня, например, до сих пор не очевидно, Мишо — художник или писатель? Я считаю, что Мишо — всё-таки художник, а вот Станислав Львовский говорит, что для него Мишо — это поэт. Мне кажется, что поэт и фотограф во мне уживаются благодаря названиям фотографий. Вот они — поэзия в чистом виде. Та же микроскопия, та же увеличительная линза, оранжевые кристаллы.

Они работают на одном топливе, поэт и художник внутри Вас?

У поэта Сен-Сенькова и фотографа Сен-Сенькова внутри — одна и та же машинка, разница же — в том, как отсеиваются результаты её работы. Неудачных стихов у меня не бывает за счёт того, что я могу писать стихотворение полгода, но в результате мне за него будет не стыдно. А при фотографировании — два удачных кадра на плёнку. Иногда я думаю, что это вопрос техники в буквальном смысле слова: я снимаю на плёнку, не на цифру, — нажал кнопку — и готово. А в стихах много кнопочек, и внутри каждой кнопочки ещё много кнопочек. Как изощрённо сложные клавикорды.
Больше, наверное, ничего общего не нахожу. Есть два типа фотоплёнки — цветная и чёрно-белая. Есть два типа стиха — верлибр и привычный стих. Эти две шкалы нельзя совместить, у них не совпадают деления. Фотограф всегда заранее знает, какой будет кадр — цветной или чёрно-белый. Поэт заранее не знает ничего. Даже длина стиха оказывается для меня непредсказуемой. А уж тем более решить это раз и навсегда и писать, например, как Ры Никонова, 2-3 года тексты из одного слова — я бы не смог. В фотографии я чувствую: «Это должно быть ч/б, это — цвет». В поэзии — «это должно быть пять строк, это — две»? Не чувствую, нет.

В недавнем интервью Захару Прилепину вы говорите: «сопротивление ... жуткому появлению на свет [плохого текста] — единственная цель и задача». Сопротивление — как? буквально, технически: как?

У нас ведь, у поэтов, есть такие перепонки между пальцами. Иногда мы сходим с ума и думаем, что наши руки — это крылья. Нет. Если считать себя ангелом — тексты больные будут. Берегите перепонки. Это как в гомеопатии. Подобное подобным лечите. Микродозами убивайте то самое.

Что, применительно к текстам, вызывает у вас ощущение «я этого не умею»?

Я совершенно не умею создавать сюжет. Когда мы делали вместе книгу «Слэш», Лёша Цветков создавал голый сюжет, а я как бы одевал персонажей, строил декорации из разрисованной фанеры — дома, вода, — создавал названия текстов. Я — господин Оформитель, декоратор. Я, кстати, очень люблю то кино, где совершенно не могу угадать развитие сюжета. Как люди это придумывают — вот сейчас персонаж войдёт, сейчас выйдет? Мне всегда кажется, что я знаю, что произойдёт, но всегда происходит что-нибудь совершенно иное. Я сам так не умею.

Но при этом ваши тексты — как в очень недавнем цикле о балеринах, например, — это полновесные сюжетные саги, крошечные, иногда — в 10-12 слов, жизнеописания, с сюжетом и динамикой...

Нет. Сюжет — это длящееся нечто. У меня всё спрессовано. Хотя всё равно стекло моими стихотворениями не разобьёшь. Пока.

Воображаемая идеальная книга Андрея Сен-Сенькова. Не «реальная» книга — написал, издали, — а, ну, как если снять все ограничения материального мира, отменить, например, время, или гравитацию, или предел, задаваемый скоростью света. Или, наоборот, всё это оставить, а отменить что-нибудь другое. Словом, книга ровно такая, какой Вы бы хотели её видеть, — она какая?

Помните Тцара? «Мысль рождается во рту»? Каждый экземпляр книги должен быть в одноразовой обложке, неповторяющейся. Внутри — на каждой пятой странице крошечный CD-Rom (или как они там называются — miniCD?). И на них (на каждом разное) ссылки, цитаты, песенки... Плюс в каждом экземпляре по одной отсутствующей странице. Весь тираж — 100. Многие слова от руки зачёркнуты, переписаны... Ещё там вклеены всякие бонусы из предыдущих книг. Ещё... Хватит. Всё равно этого не будет.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service