Литературные проекты

        Андрей живёт в совершенно особом мире, где деревья, поэтические и богословские тексты, облака, ангелы, философы, джазмены находятся рядом и принципиальной разницы между ними не существует. Живёт уединённо и отрешённо, он в своём роде инок поэзии, иной. Он от многого отказывается, как, например, отказался от премии им. И. Бродского — поездки в Италию. Это акт аскезы, отречения. Отказывается Андрей и от публикации текстов, которые, на мой взгляд, давно должны были быть напечатаны. Эти тексты продолжают жить среди тысяч книг библиотеки Андрея, не вмещающихся в тесное пространство его комнаты.
        Способность Андрея по многу раз возвращаться к стихам, переделывать, искать того, чего не может быть, — окончательного варианта, поражает.
        Многие стихи Полякова — загадка, но сквозь течение ассоциаций, как сквозь воду родника, всегда просвечивает смысловая структура. Но меня, честно говоря, больше привлекает само течение...

        Каждую осень переживаю со стихами Андрея Полякова «Китайский десант». Он неправильно говорит. То есть пишет. То есть синтаксис у него какой-то такой — чтобы всё сразу и одновременно.
        А осень — она такая и есть. Она жёлтая («жёлтое всех богов») — значит: Китай. А Китай — это сад расходящихся тропок. А когда бежишь по этому саду (идёшь, бродишь), тут уже не до синтаксиса. Когда всё воспринимается сразу — и сразу должно быть выговорено: то не до синтаксиса.
        «На каком языке засыпая» — так можно сказать? Нельзя. Но надо. Такой язык получается: та самая мандельштамовская «упоминательная клавиатура» — когда живёшь во всех временах, когда говоришь с Хлебниковым, и львом, и монгольскими конями. Это живопись: вот она как раз — всё и сразу. Живопись ступенек «серых, чёрных, (железных куда-то) перил». Нельзя сказать «железных куда-то»! Но надо.
        Перил у Полякова нет. Он не выстраивает текст последовательно, а кружит внутри слоистой луковичной сферы, погружаясь то в своё собственное детство, то в детство Китая — в письма мифологических женщин-лисиц. И не стесняется возвратов и повторов:

        ...осень, желтоватые, осень, листья
         на площади сна,
        дымка...

        И всхлип природен:

        «Ласточка,
        а в чём ты виновата?»
        «Только в том,
        что потеряла брата,
        потеряла брата-муравья!»

        Это, наверное, ссылка на какую-то легенду. Я её не знаю. Но Полякову верю. Ласточка! Потеряла брата! Такого маленького — муравья...
        Потому что у него герой — «детский мальчик». Скажи ты просто «мальчик» — вряд ли читатель зацепится. А «детский мальчик» — любой суровый корректор выщелкнул бы эту тавтологию — так дёргает за душу. И помещает осень — в сердце, и сердце — в осень.
        А «Китайский десант» — это из песни, я думаю: «Листья жёлтые над городом кружатся...» А шутники перевирали: «Лица жёлтые...» Китайский десант.

        Я впервые прочёл стихи Андрея Полякова уже больше десяти лет назад — кажется, те, что вошли потом в книгу 95-го года «Epistulae ex Ponto». И до сих пор помню, что именно меня больше всего в них поразило: сочетание какой-то невероятной лёгкости и невероятной же плотности языковой и культурной ткани. Это, кажется, и есть инвариант его эволюционирующей, очень подвижной и разной поэтики. Культура для Полякова — не топливо и не строительный материал, как для иных, а восходящий воздушный поток, который иногда выносит его в слои почти стратосферные. Правда, и оттуда он различает такие детали, которые никому больше не видны.

        Андрей Поляков — поэт-философ. Его стихи, их ритм, синтаксис, словарь пронизаны философией — не в ущерб музыкальности, пластичности, лёгкости стиха. Поляков заворожён мыслью, но мыслит он поэтическим словом. Постоянно меняясь, не боясь оставлять позади, почти забывать вчерашние победы, устремляясь вперёд, к новой, возможно — призрачной, цели, он сосредоточен на главном: выяснении отношений с языком, размышлении о течении истории и о жизни языка в истории. В центре размышлений Полякова конец старой Европы и конец старой европейской культуры, но, написав однажды: «Трудно с вами буквы дорогие,/ мёртвые мои, немолодые...», он остаётся верен этой трудности и этим буквам.
        Новые стихи Полякова, недавно обнародованные в сетевом журнале Рец №46, стихи, осенённые тенями Александра Сергеевича и Вагинова, неожиданно медитативны и неожиданно полемичны по отношению к более ранним стихам самого поэта, и если в стихотворении, открывающем книгу 2003 г. «Для тех, кто спит», он писал: «- Умер, умер язык, — чёрный Пушкин смеётся лукаво», то сейчас всё видится иначе: «Эй! любимый язык/ не умрёт — /замурлыкает/ кошка-язык! <...> Слушай:/ русский язык не умрёт:/ будет всё хорошо/ в жёлтом шорохе/ мёртвой/ листвы!/ Желтоватая бледность/ листвы/ прошумит по углам/ букварями!» И хотя строки эти больше похожи на заклинание, чем на утверждение, можно быть уверенным, что для самого Андрея Полякова поэзия не кончается, не кончается мышление. И это несказанно радует.

        Вообще-то краткий восторженный отзыв одного из авторов этих строк о творчестве Андрея Полякова уже был в руках редакции журнала «Воздух», однако по техническому недосмотру был напечатан в предыдущем номере:

        Стоя в снегу, о рыбах подумал Андрей:
        нынче же ночью, подумал Андрей, мне привидится рай —
        книги, и рыбы, и кошки, и рыжая Ленка, и с нею Андрей
        слушают сонного ангела — рыбу с моей бородой
        и рыжим живым саксофоном.

        Что можно к этому добавить? Распространено мнение, что поэт — это житель рая, находящийся на земле лишь по физиологической необходимости. Так вот, в случае Андрея это не банальность, а так оно на самом деле и есть. Андрей действительно там живёт, и мы все имеем счастье слышать его прямой репортаж наш специальный корреспондент в едеме у микрофона оставайтесь с нами. Заметим также, что почти всё, что Андрей написал с 2003 года и по сей день, пока не опубликовано, и мы завидуем читателям, которым ещё предстоит увидеть недавние стихи и поэмы Андрея.

        Мой товарищ Виталий Пуханов как-то сказал, что поэт имеет доступ к таким настройкам языка, которые остальные граждане страны вынуждены эксплуатировать в автоматическом режиме. Мне при этих словах в первую очередь вспомнился Андрей Поляков. Он не только имеет доступ к пресловутым настройкам, но пользуется этой привилегией бережно и деликатно, не безответственно. Чем, собственно, и хорош.
        Возьмём ради примера такие строки Андрея Полякова:

        Как сделать что было в начале,
        что были мы дети страны,
        что верхние сосны качали
        и мы собирались нужны?

        Дать знак этим словам, и они подтянутся, приосанятся, согласуются (по правилам русского синтаксиса). А пока что они стоят расслабившись, такие как есть, — и вот пойманы внезапной вспышкой. Поэтика Полякова негромкая, неброская, какая-то анти-слэмовая, что ли. Самое последнее время недостаёт в Москве таких поэтов, и Полякова тоже.