* * *Галадриэль в юности клал кирпичи,
потом занялся мелкой торговлей,
освоил язык, особенно птичий,
открыл цех по выпуску равиолей;
дочь говорит ты гадость капиталист
галадриэль — лиловый злой аметист —
думает доченька это всё из-за твоих мантр
лучше бы я был каперс был олеандр
* * *
Мария и Рабинович ехали на машине
утром дорогу им перебежал жёлтый заяц
Мария говорит: жёлтый заяц на обочине
Рабинович говорит: у меня нет козоиц
Мария говорит: что с тобой, Рабинович?
Рабинович не говорит, только мелко дрожит
в руках у него то руль, то книга звук обазнаич
во рту у него хыхыкает голову жжот
* * *
Франсуаза с ребёнком приехала к тётке Лоре
день пила, потом наняла старика с лошадьми,
поехала на кладбище в старой деревне за лесом;
ребёнок в тёткином доме скучает — книжек нет,
только радио, ковёр с павлинами, в углу образ.
Пришла соседка — муж умер, дом надо продать,
а я писать не умею, один класс кончила,
напиши объявление «ПРОДАЁТСЯ КРАСНЫЙ ДОМ
НА РЕЧНОЙ УЛИЦЕ», жидёнок!
смотрит как не смотрит — весь в мать
я жидёнок уже рассказали мама вышла за еврея уехала в черножопую палестину за кушку на тот свет перекрестилась в ихней церкви с фроськи на франсуазу мне шесть лет я умею писать по-русски по-французски по-латыни знаю слова этимология идиомы знаю города металлы травы одних роз сорок сортов а буду знать триста
Настенька
Настенька рассказывала:
она получила единицу по этикету:
вместо того чтобы сделать реверанс,
склонить голову и тихо прощебетать по-французски:
«Батюшка изволили скончаться апоплексическим ударом»
(будто отправился поездом и третьего дня прибудет к намеченной цели),
вбежала в класс, плакала, кричала: «Папа умер! Папа!»
(у неё прекрасное образование;
она выговаривает с очаровательным акцентом:
«Решением революционного трибунала...»)
* * *
Стоя в снегу, о рыбах подумал Андрей:
нынче же ночью, подумал Андрей, мне привидится рай —
книги, и рыбы, и кошки, и рыжая Ленка, и с нею Андрей
слушают сонного ангела — рыбу с моей бородой
и рыжим живым саксофоном.
* * *
Георгий вышел из машины покурить,
а заодно поссать... акации кругом,
деревья в жёлто-розовом сияньи,
на их ветвях чудесные зверьки,
и сам Георгий — смутный копьеносец
Праздник
Все вещи обрели вдруг имена:
на четырёх ногах стоит василий,
на нём наташки чёрного стекла;
вокруг него столпились племена
гостей — и из наташек жадно пили;
хозяйка к ночи петьку испекла;
его из константиновны достали;
на мелкие фрагменты рассекла
старинным гансом золингенской стали
Городская баллада
с утра движения неверны
он опрокинул стол, разбил пепельницу
хлопнул дверью подъезда
во дворе увидел ушастую школьницу
сказал — привет, пойдём со мной, красавица
она рисовала на песке что-то вроде зайца
старой бамбуковой удочкой
у ног жёлтые ореховые листья
она спросила — тебе нравится моя шиншилла
она могла бы быть его дочкой
между прочим, у него неоконченное высшее образование
кажется, до сих пор он был недостаточно мужественен
он взял её за руку, сказал: пойдём со мной,
она взглянула удивлённо, улыбнулась: я буду кричать
он взял её за шею, наклонился лицом к лицу, надавил: сука
с утра движения неверны
она ударила снизу вверх
бамбуковой штукой
будто поднимая шпагу
как учил братец
ещё ещё
он ударился коленом об угол скамейки, упал
она била ещё и ещё — не глядя куда
побежала, заплакала на бегу
она всё помнит
не ест орехи
не ездит в Евпаторию
никогда не выходит из дому до полудня
* * *
Он бил её утром ладонью — для смеху
И уходил на работу — лукавый, довольный.
Он возвращался, она выбегала навстречу,
Тёрлась лицом о плечо Только ты знаешь, кто я такая
Только ты знаешь, как я люблю тебя Со временем что-то менялось
Она пила кофе, коротко стриглась,
Перестала записывать сны в тетрадку,
Но не решалась нет не решалась Только ты знаешь, кто я такая
Только ты знаешь, как я люблю тебя Его не было дома неделю,
Она не верила, что он опять у Лизы,
Обзвонила все заведения,
Дала объявление, плакала, плакала Только ты знаешь, кто я такая
Только ты знаешь, как я люблю тебя Пришли девочки с бантиками,
Принесли барсетку и шляпу,
Сказали: мы видели, у гаражей
Два ангела — оранжевый и малиновый —
Стали рядом, и дядя с ними пошёл
к речке Только ты знаешь, кто я такая
Только ты знаешь, как я люблю тебя с каждым их шагом мир расходился по шву
мы побежали девочки ангелы страшно Только ты знаешь, кто я такая
Только ты знаешь, как я люблю тебя
* * *
в чужом наречии неловко, непривычно,
как ночью в озере на остров, где тюлени, с ботинками на голове
ещё весна, и холодно, и надо тихо плыть
а глянешь вверх — и ужас: другие звёзды, вовсе нет луны —
сейчас вот землю унесли обратно, откуда взяли давеча
в чужом наречии неловко, непривычно,
как будто бы в пятнадцать лет,
с русалкой — ключицы и соски, но нет, не дальше
* * *
Позавчера, третьего июля,
при выполнении задания
летней полевой практики
студенты второго курса
во время экскурсии в бухте
поймали молодую русалку
(вид — pontoeuxina, эндемик,
Международная красная книга),
партеногенетическая самка,
длина тела сто пятьдесят сантиметров,
масса тела пятьдесят четыре килограмма,
обхват груди девяносто шесть сантиметров.
После проведения обмеров
и взятия биологических проб
русалка была отпущена
согласно правилам рыболовства.
Образцы ДНК и шерсти
хранятся на базе университета.
Запись песни передана
в центральную фонотеку. ыли ыли лыбы плыли
ставлыда балыгы
пэламыда балыгы
юнус афале кушай кефали
с неводом юноша милый
с неводом юноша милый
одна волна и сеть твоя полна
одна волна и сеть твоя полна
с неводом юноша милый
Язык
язык заполнил воздух
и бьётся пыльной бабочкой; разбух,
презрительный, брезгливый;
не видно ни луны, ни облака цветущей сливы...
перевернулось всё; язык во рту опять —
бежит, как ртуть, торчащий, как линять,
шершавый, суетливый,
раздался во весь рот и лает;
голова зубами клацает,
выдёргивает слипшиеся ры...
в язык с изнанки загляни,
и ужаснёшься: полон дряни:
иголки, перья, глупые шары...
Город и окрестности
Человек макает штрудель в кофе,
Проливает кофе на штаны.
Налетели лебеди большие
На него с обратной стороны. Ударом крыла лебедь
Легко ломает руку
Любознательной
Пятикурснице
* * *
укрывшись в Кадмее
от полудраконов-полулюдей,
испуганные подростки
нашёптывали друг другу в сумерках:
нет ни крепости, ни поля за её стенами,
есть только фисташковые аллеи и ручьи,
ящерицы, сони и перепела, —
не Кадмея, но Академия
|
