* * *Эта вещь даже по имени Не может себя назвать. Не то же ли самое мы имели, Отзываясь на каждый звон? Скрытное солнце плывёт в колыбели Одновременно со всех сторон. Тронь любую поверхность, и точно На судорогу или какой недуг Эхом откликнется каждая точка В сердцевине рук. Теперь в декабре раскрываются почки И даже растёт трава. Не то же ли самое нам прочили Сперва? С первого вдоха и до последнего выдоха Межсезонная, точно осень, недоношенная зима. В метро написано: «Нет выхода», А в переходе — гранаты, мандарины, хурма. * * *
От того, что нынешний серый и непрозрачный январь Говорится с местным открытым «я», Он становится в некоторой степени здешним. Пусть у него теперь другой инвентарь, Но тоже набранный из старья. Из стекла и бетона теперь не строят, То есть строят и больше, чем раньше, Но это за рамкой глаз, А в рамке — только мокрые существа Всех четырёх возрастов. А если ты что внутри и припас, То это никак не пойдёт. Разве что год за сто. Нас последний, он же первый, сезон Застигает в полупристойных позах, В некрасивой, слепой одежде, На оба века застёгнутой сверху вниз. Иногда он белый, теперь вот — серый, но никогда — цветной, И ничего у него не выпросишь, хоть согнись В три погибели там, где хватило бы и одной. * * *
Острова, плывущие под землёй, Не они ли заливаются, — мол, долой, долой? Только это звучит, как давай, давай. По земле трамвай Кого-то везёт домой. Острова, выдыхающие из вулканных жерл Нечто красное, словно бы из ангинных горл. А вода спускается, точно жир, С местных — невысоких и бездыханных — гор. И планета сгорблена, и все города В аллергической дымке, в астмоидной синеве. Острова под землёй — не более, чем вода, Не далее, чем везде. И ты следишь, как пейзаж накладывается на пейзаж, Но только один из них поблёскивает в глазу, А что-то неслышимое поскрипывает в пазах, В то время как небо непостижимым образом оказывается внизу. И лишь островные жители вовсе не так малы, Некоторые, может быть, и не менее муравья, Согревают дыханием внутренние свои углы, Дыхание затая. * * *
Жетоны на метро звенят в кармане. Воздушный мужичок Стоит у тела на кордоне, Как на стрёме. Он делает молчок Губами. Воздух расходится кругами. А я его не вижу. Я вообще не вижу ничего, Поскольку очень вечер, И только фонари Кого-то могут разглядеть Своими жёлтыми очками, Не слишком напрягая естество. А снег И человек Спускаются в подземный переход, Там тянется воздушный коридор, Так пахнет только канифоль, Меж рёбер тянется февраль. А у метро стоит «Макдональдс», Там пресловутое тепло, Там тают пальцы о стекло, Там сверху донизу красиво и светло. Когда за мной зайдут в последний, То прежде, чем спуститься лестницей подлёдной, Я загляну в оранжевый и золотой «Макдональдс», Весь полный скрытых фонарей, И зрение затеплится быстрей, И, верно, вовсе не иссякнет на ладонях. * * *
Обмолвки слов порхают тут и там, Обмылки зимних дней. Тряпьём и вороньём повисает по кустам Несостоявшийся эмпирей. Трамвай бежит сквозь белый воздух И оседает красной бабочкой в груди. А если присмотреться, в подножных звёздах, Как и в подкожных звёздах, Так много неприкаянной воды.
|