* * *не проси у природы примера
в приоткрытом проломе окна
две загадки однажды имела
не разгадана только одна всё мерцает как дождь или жемчуг
на траве и в развилке ольхи
косарей расспроси или женщин
ничего не припомнят они покружи где прощается ветер
крен к оврагу и лес в разворот
разлюбившие больше не верят
но не с ними теперь разговор с высоты всё сбылось как хотело
тишина поднимает полки
наша смерть это женское дело
лучше нас понимают они птичье беличье дробью по крыше
сердцу вырыта в дёрне нора
тормоши моё время потише
не стучи костяная нога
* * *
командир метрономов и внутренний токарь тоски
чью марусю москва полмаршрута в метро пробирала
голова в галантир если правильно трогал мозги
поцеловано в лоб но сперва опали́ волоски
за работу перо а петро принимай панибрата сизым ястребом оземь и в прорезь ворот норови
крут в фарфоре арфист поэтапно к природе бобрея
круглый гроб сладострастно стояли у нас ноябри
горб-то выпрямлен блин но в уста не протиснуть апреля ветерком бородёнки брезгливо заплещет хоругвь
мощен пращура хрящ но поэты наощупь тщедушней
им пора не сезон жалко бродского нету вокруг
чтоб спросить с тебя кушнер или кто-нибудь викинг хоробрый по-доброму я
подосиновик в цинке где панцирно мне и кольчужно
прямо райская прорезь но взору внутри ни хрена
так сияет жемчужно
* * *
а если я пел тирану как пленный дрозд
в тропическом сне где придворные фрукты зрели
пускай мне покажут землю где выбор прост
я пожил и в курсе какие возможны звери
даритель огня и вращатель тугих турбин
столь многое спас потому что многих убил
в долгу так давай теперь истребит тетради
не скажет неаполь ни мантуя где легли
над нами лимонные корки или плевки
в голодную глину мы и наши тираны я верил что город вечен а он мираж
но что остаётся в грубых руинах раем
уже неизбежно коль вышел такой ménage
à deux что на все века серебриться рядом
стремительный воздух в горло вогнал глоток
в наветренном времени прерван тот кровоток
кто в пепельных розах у ростр водружён на козлы
ни царских разъять ни себе царедворских уст
угрюм у дороги в порожних глазницах бюст
а в недрах берцовые накрест допели кости напрасно брундизий мой греческий обморок зря
так смерть обессилит что скоро ни встать ни делать
под перечень плача кого заносил в друзья
триоль элевсина и все с геликона девять
у чёрной царицы сезонные циклы лиц
здесь цезарь узнает месяц он или принц
молчанье течёт из гортани чья ночь в печали
но девять прощайте а прелести нежных трёх
куда тебе данте и будь ты хоть герман брох
пора в колдуны и луча не затмить свечами прими перевозчик латунный обол с языка
хоть выколи тьма но булавочный глаз диода
двоится внизу или лопасть костра высока
я сам раздувал где пылает с тех пор дидона
простимся на пристани здесь присягнём сестре
вся пряжа речей обрывается в этом костре
порожняя тара в обмен на сердца и рассудки
безглазые ляжем в стеклянную пыль и траву
отныне и мне и ему остальную страну
черёд населять бесконечные сутки
* * *
Can you hear anything, Mr. Kemp? таки недолго думал и солгал
дизайнер динозавров и моркови
а где же был он бля когда сигнал
с ньюфаундленда посылал маркони молчал чингиз всей квантовой орды
сверхструн настройщик обойдённый слухом
но обоняет ладана огни
за что бабло отслюнивает слугам раз он молчит и я в ответ смолчу
не керосин же требовать к пожару
кто сочинил нам сопли и мочу
заслуживает отпуска пожалуй хотя чингиз там впрочем ни при чём
мир сирота но в дамках обезьяна
стучи маркони чёртовым ключом
подальше шли сигнал и адресата пусть короток сеанс и чёрно-бел
но у распахнутых в забвенье ставен
как счастлив вечерами человек
что он при бабе и богооставлен ещё стакан и кажется споём
в такт вечным ножницам и веретёнам
как люди мы на острове своём
счастливо найденном и обретённом
* * *
шумно дышит кинокадр
что-то быстро вроде гагр
там секвойи да изюбри стол с закуской на косе
это город санта-крус
ты анголец я индус
переводчица красотка с португальского на все наша участь высока
но с дефектом языка
здесь пробел мироустройства дряхлой памяти упрёк
там в застолье ты была
так причудливо мила
так печально знать отсюда
переводчица умрёт липко в воздухе мозги
раз без зрения ни зги
пополам кентавром время брюхо млечное вперёд
под секвойями в пыли
оставайся и бубни
только небо лопнет только переводчица умрёт слизень в шёлковом хитоне
речь слюна за ним на склоне
мало жизни до получки
выпростав худые ручки
переводчица умрёт
* * *
вот возраст когда постигаешь дрожа
безжалостной жестью примера
что раз красота никому не должна
спасают неправда и вера пусть птичкой помечено время с тобой
с кем речь приручали теснимы толпой
в земных казематах казённых
поднимется пламя из недр и трясин
но имя которое в сердце носил
отсутствует в списке спасённых поднимется голос но твёрже молва
любого любителя петь из горла
полезней молчать и молиться
в кривой перспективе не вечно равны
текущие в город шеренги травы
и рим провожающий китса ура с коромыслом к реке на ветру
чуть птичка в графе то и коршун вверху
потрёпанный блок над непрядвой
какие там кони и скифы в пизду
гранитные бабы пешком по песку
вся смерть получилась неправдой так тяжко намолены эти места
скорее бы стала планета пуста
своим барсукам и косулям
ни эха в горах от позорных острот
лишь мраморных граций безрукий фокстрот
над греческим битым сосудом немного осталось вот это и есть
зелёная бронза гремучая жесть
в огне монитор как бумага
короткий пробег без обмана
* * *
помнишь цинтия перно на петровке
где грустили мы ладонями к небу
но пропали с той поры как микробы
о микробах долгой памяти нету собирались в трускавец или байи
бурным морем до тартесса и дальше
получилось только в лес за грибами
ночевали на малаховской даче или в тушине ждала где привыкли
ревновала к молодым поэтессам
это жёлуди морские прилипли
к днищу сердца за последним тартессом без тебя тут наши вышли в светила
за квадригой на подушке медали
встретил меммия в мундире эдила
в старину-то он не ладил с ментами редко локоны впотьмах или губы
душный воздух навевает под старость
вечерами я ловлю тебя в гугле
в википедии найду что осталось навещу лишь в годовщину наверно
за померием безлюдно и тесно
ни перно тебе сюда ни фалерна
так квадратно твоё цинтия место вот и вещи раздаю скоро следом
будем буквами вдвоём и листами
где горели на ветру быстрым светом
и могли бы жить всегда но не стали
|
