Воздух, 2006, №2

Перевести дыхание
Проза на грани стиха

Из книги «Слэш»

Андрей Сен-Сеньков, Алексей Цветков-младший

Мобильное лето

июнь

На лужниковском концерте Kraftwerk зрители устроили невероятную иллюминацию. Подыгрывая визуальным эффектам людей-машин, вместо привычных спичек-зажигалок они использовали экраны мобильных телефонов. Синие, грустные, жёлтые, оранжевые, игривые экранчики в полной темноте выглядели не оформившимся — и от того ещё более невероятным — созвездием московского неба.
В тот день я простил свой Siemens за бесконечные коммуникативные галлюцинации и электрошоковый виброзвонок.

Со сцены это пляшущие квадратики вместо лица. Кипящая мозаика, как в полицейском видео. То же самое я видел, когда приблизился к офисной пирамиде Siemens, покрытой чешуёй из маленьких золотых зеркал. Хотелось посмотреться. Понять, что именно мне в себе исправить. Чей номер набрать. Мне ответили те же самые квадратики. Каждое зеркальце отражало отдельно, и вместе получался какой-то подводный бред. Готовый к употреблению счастливый планктон.

июль

В одном из поп-медицинских журналов я прочёл статью шведского нейрофизиолога Эдберга, известного своими головокружительными построениями. Статья называлась «О неожиданном развитии моторных функций больших пальцев рук». Речь шла о том, что с широким распространением мобильных телефонов у человека снова стали задействованными большие пальцы рук. Автор вспоминает работы футурологов 30-40-летней давности, в которых говорилось о снижении в течение последних столетий использования этих пальцев. Предсказывалась их дальнейшая атрофия, вплоть до исчезновения.
В тот день, помню, я позвонил по своему телефону даже тем, кому вроде бы и не собирался. Пальцам было хорошо.

Мой последний абонент стоял в двойной тени неолитических памятников большим пальцам, глядящим в облака. Бессмертный народный жест, обещающий качество. Есть ли там, в балтийской земле, целые руки и остальной гигант? Это запретила проверять археологам какая-то международная власть, и этим запретом принялись спекулировать «друиды», любящие христианские заговоры и тяжёлый рок. Когда я затанцевал у него напротив сердца, во внутреннем кармане, абонент прикидывал, как подвесить к очень большим пальцам качели. Они нужны были для серии снимков, сделанных телефоном. Тема: «Бытовое применение древностей».
Больше я никогда не буду фотографировать.

Прозрачная с комментариями

Изящный скелет подростка или просто маленькой женщины. Спокойно светится костный мозг*, если мы в темноте, вот почему я начал со скелета. Когда гладит рукой — приятные искры, шёлковая ласка, слабый ток. Не умеет разговаривать. Отвечает на всё и делает ТАК. Ни одна смертная и ты вместе с ней не изобретёте этого сами**. Есть вещи, которых нет внутри тебя, сколько ни ищи, их можно только встретить. Она знает две твои главные проблемы: не можешь ходить на работу, не можешь по-человечески спать. После неё этих сложностей долго нет. Деньги откуда-то берутся, повсюду начинают платить за ерунду, а сон приходит, когда надо, и легко уносит тебя, куда следует. У Прозрачной — утолительная юная щель***. И пару раз ты видел, как из её щели показывается язык, чтобы сказать: «был — был — был!». «Был» это или «были»? Что она имеет в виду?

* Он светится — как, помнишь, море во время твоей любви с русалкой...

** Да, да. Изобрести это невозможно. В 1915 году некий сапожник, ставший жертвой безработицы, набросился на полотно Рембрандта. Это был «Ночной дозор». Сапожник вырезал ножом квадрат из правого сапога лейтенанта Ван Рейтенбюрха. Чёрный квадрат. В полиции и, позже, психиатрам он рассказывал о голосе («северном, русском, голосе художника»), который направил его стать преступным геометром. По воспоминаниям Пуни, эта криминально-мистическая история, растиражированная всеми газетами, совсем не удивила Казимира Малевича.

 *** Не надо забывать, что Непрозрачный рядом:



Ионеско. Рейс 2006

Я придумал флэш-моб «Хорошо сидим». Распространил приглашения в Интернете и лично по телефону. Место — Красная площадь. Желающие приходят со складными стульчиками и садятся перед Мавзолеем ровно на одну минуту. Сидячий беспорядок общелкивает вспышками пресса и пресекает милиция. В отделении, куда нас везут до выяснения всех мотивов, я знакомлюсь с той*, что сидела не на складном, как остальные, а принесла огромный, резной, готический стул со спинкой-шпилем. Эта мебель** тоже здесь и в протоколе.
— Что у тебя на майке? — спрашивает она, указывая на испанские слова под иконой Че.
— «Сражаться, чтоб не облажаться!» — перевожу я.
А на стене обезьянника выцарапано: «Кто понял жизнь, работу бросил!» — и какие-то телефоны.
— Ты работаешь на телевидении? — спрашиваю я пришедшую с тяжёлой мебелью.
— Да! — отвечает она.
— А какой канал? — Это спрашивает уже дежурный, расслышавший нас.
— Лучше спроси, какая станция, я проверяю камеры и экраны на платформах метро.
Мне приходит в голову, что задержавшие, опять же из-за дорогого роскошного стула, воспринимают её как лидера, затеявшего наш сидячий бунт, — то есть она села на моё место.

 

 * Такие как она снятся мне только так:

** Эта мебель как складные аплодисменты в салоне самолёта, когда шасси касаются посадочной полосы на аэродроме. И только одна она хлопает по-настоящему, разбивая ладони в кровь. Потому что только ей одной было не страшно.

 

Все серии в одной

В программе «Чрезвычайное происшествие» на НТВ показывают двадцатилетнего парня, задержанного за многочисленные грабежи. На груди большая татуировка — Микки Маус. Корреспондент спрашивает, не жалко те 10-12 лет, которые придётся провести в заключении. Парень отвечает — «Нет. Буду учить английский. Хочу когда-нибудь потом посмотреть все мультфильмы с Микки Маусом на языке оригинала».

Деформированного Микки Мауса не жаль:


Маус знает, зачем попался. Столько дней удерживал желание в себе, и вот, накануне своего первого интервью, подошёл у эскалатора к ней, чтобы ввести руки под кофту и трогать. Она разрешает. Просящая монет, бедно одетая, с тяжёлым беременным животом. Такого аттракциона он больше нигде не видел. Если ты дашь достаточно, можно потрогать будущего ребёнка. «Мацать дитя», как выразился наставник Мауса, Дисней. Он делал это не раз, ощущая ладонью ногу или затылок живущего в воде. А Маус сразу сказал себе, что «нельзя, попадёшь в менты, хоть и хочется», почувствовал связь. «Поздороваться» — так называет свою услугу она сама.
«На основании оказываемой услуги задержанная не считает себя попрошайкой, — пишут в тетради подземные милиционеры, — говорит, что ходит в метро не просить, а на работу, но разрешения не предъявила».
— Будешь мацать? — шутил Дисней всякий раз, когда они поднимались к ней, стоя на лестнице. — Ты попробуй. От этого встаёт. Не веришь? Проверишь?
Маус проходил мимо, почти не глядя на то, как под кофтой ползают чужие ладони по её тёплому глобусу. Приказывая себе перестать воображать, что они, заплатившие, чувствуют, «здороваясь». Иногда выстраивалась очередь из двух-трёх разных, озирающихся мужчин. Маус начал ждать, когда она исчезнет оттуда, станет нормальной, пройдут все месяцы. Но она, в длинной бежевой шерстяной, жалкой юбке появлялась там и через год и через два, издали можно думать, монашка просит на церковь, прижимая к себе суму.
Поэтому теперь ему не страшно. Десять каменных лет, как её непрерывная прибыльная беременность, словно ты в животе и тебя с интересом «мацают», «здороваются» много раз в день. Когда Маус выйдет, то не удивится, если снова найдёт её на той же или другой станции с тем же предлагаемым животом.
Он подошёл, заплатил, взялся с двух сторон и впервые в жизни потрогал любимого героя, нарисованного в депрессивной Америке более пятидесяти лет назад.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service