* * *
Ощущает позолоту
Небо с улицей во рту.
И кроссовки на работу
Всполошились: Мы вот тут.
По асфальту бородою
Синей тени волоча,
Встал автобус, давку доит
И плюётся сгоряча.
А и все забраться рады
В невесомое нутро,
Полосатое от радуг —
Солнце в стёклышке не тронь!
И помчат, усы развесив,
Вперясь в цейсовские сны,
Шустрым ворохом конфессий
В околесицу страны.
* * *
Ночь растопырила вырванный корень.
Шумно надев нарастающий свитер.
По́ губы городу налито море.
Пляж приоткрыт, обслюнявленный светом.
Сад каменеющий вымок и вымолк.
Кубрик луны водит сброшенным трапом.
Скрючен пустой и сереющий рынок.
Холод витрин пробавляется трёпом.
В плавнях квартир заблуждаются вещи.
Грозны сортиры из раковин лестниц.
Хлопья постелей взлетают из трещин,
Нам по вселенной неся одноклассниц.
Дождь в Тель-Авиве
Вечность кажется нетленной,
Показалась жизнь согбенной
И умышленнее мощь,
Где в сенях чужой вселенной
В ночь карабкается дождь.
Сыплет молнии наружу.
Город вскакивает в лужу,
Стены горбятся в холмах,
И прищурившийся ужин
Помирает на столах.
Едоки от счастья сыты,
Держат хлеба монолиты,
Воздух вилками скребут.
Крыш натолкнуты корыта,
И посыпано минут.
Но минута — тоже дата
Дня рождения, где атом
Новоро́жденно болит.
Жизнь согбенная крылата.
Скатерть складки шевелит.
И наделано вселенных,
Словно ужинов нетленных,
В каждом скачущем окне,
Где отважный соискатель
Смысла в бездне поколенной,
Ухватившийся за скатерть,
С миром движется вовне.
* * *
Среди растений, коим нет имён,
Токует внеземной магнитофон,
Ночные птицы путаются в кличках,
И жизни тьму прикуривает сон,
И пальцы просьбы путаются в спичках. —
В чужих обидах и чужих телах.
И море шумно пьётся на паях
Неузнанного телонахожденья,
Разучивая в сорных спорах трав
Любить иноязычные селенья.
Благоухают страшно города,
Томит работа, потчует вода
Отважных путешественников Свифта,
Где и любовь почти уже беда,
И смертная понюшка эвкалипта —
Всей жизнью в безысходном языке,
Где лёгкие от боли налегке
Судьбу вдыхают с прахом мёрзлых вотчин
На той земле, что держит на руке
Перед Очами не Отец, но Отчим.
* * *
В сад вошёл и душу перепрятал:
Цыц под кипарисовой полой!
Полночь, как бесшумный эскалатор,
Тащит вверх со всей землёй
Нас, едва держащих равновесье,
Вверх, так вверх, где мир твой полосат.
В Яковом чердачном поднебесье
Взвесью звёздной обчихался сад.
Чем сразимся, оборотень-ангел? —
Погоди, не демони,
Тесно говорить в твоей яранге,
В атом сжат вселенский динамит.
Пыльно жить, взлетая, многоборцам,
Пусто пасть в бездонное опричь
Тени от больших своих пропорций,
Меч учительствующий в ночь занычь.
Душно плыть над перьями акаций
К недоверью вздорного суда,
Тень и тело — хочется — замацай.
Краденое — никогда!