* * *

когда январь скользит на поворотах,
далёкий голод зная под собой,
бывают мы из разного помёта —
их не разъять родительской слюной.

вот расцветает выговор москальский,
жестокий колос гладит механизм,
стоит один непокорённой гальки.
пробор земли зияет перед ним:

«каких ты птиц себе предпочитаешь,
карманной ласточки захлопнув якорёк,
вот ты идёшь, а тело, понимаешь?..»
и день второй ложится поперёк.

* * *

                                             Россия тёмная душа.
                                             я к вам приду из камыша.

пока мы По над чёрным очертаньем,
набирая стихи пеликаньим клювом.
хорошо если мы, — то зачем? читай не:
добраніч и рта не шлю Вам.
когда ни страны́, ни поэт, актриса
хотелось бы всех поимённо:
окно с волейдолом и ночь улисса —
полезай на рожок почтальона.

карусель собирается князь Мирумир —
это снится в Багдаде покой нам.
промолкших растений пиджак на тени,
фригидной Наиною: "Я, — пропой, — не..."

* * *

может нам ничего это не даёт
начинать рассказ от его лица?
«я родился в тысяча девятьсот
(осторожно — Набоков!) на Старом Са...

и тогда я подумал в четыре — нет
в половине третьего, если у вас зима
выходить на улицу в чём одет
а одет был в прохладный квадрат окна».

ничего подобного. в двадцать шесть
приземлился у озера. был рождён
в понедельник Ситин купил билет
«собстно мы и теперь там ещё живём».

это было в Харькове где трамвай
т.е. он как транспорт там просто есть
угадай, — говорит ему, — угадай!
человек засматривается и ломает челюсть.

«это чашка. снаружи она пуста
посредине чашки кружится пыль
заберите пожалста, я так устал
чтобы я о ней навсегда забыл

посмотрите внутри есть секрет у ней
т.е. как бы тот же прикол, задайте любой вопрос...»
я сказал возьмите здесь семь рублей

и схватил эту чашечку, и понёс.

Сонет

Я наверное глупый, почти дурак
или типа там девушка, например
а ведь раньше я был основной солдат
и никто не верит, что пионер.

Мне ответил Ситин: смотри, окно
от себя добавлю: расти большой
ты однажды станешь таким же, но
я не буду такой.

Ерунда, я умею играть в пинг-понг
и с двенадцати лет мужик
посмотрите — достал из портфеля зонт
и застегнул воротник.

Мне смешно, — он сказал, — Dostoevsky ул. —
и перчатку, как варежку, натянул.

о том как истончившиеся за ночь вещи отражаясь достраивают себя

в метро повторяют слова из которых выветривается силлабика
жена моя больна а ты одна жена тупа всех жён им несть числа
как листиков но чем они не смерть
...background=«картина Гогена мать и дочь и мать...»> по всей сидушке
попрошу минуточку внимания
плох певец а голос свой копирайтит
накажи его господи утопи в кожуре от семочек
пусть они щекочут ему в мошонке
забираются в ноздри смыкая свои тридакны
обзаводятся посередине телом
продолжая Цаплина здесь ещё мелькает некоторая одарённость
в пуховиках и шапках с дырками для подслушивания
специфически разложенная по косточкам
с опять же детской компоновкой исходного материала
(см. семочки например)
язык почти любовное пересчитывание зубов
похороны без мертвеца
Домби наворачивает сразу четыре булочки
пока подчёркнуто вежливые санитары подносят чай
славит себя самыми последними словами
сплёвывая на рулоны стерильной ваты
занимает три четверти скорой помощи
одарённость дует в ладошку Домби
акустический влажный вензель
ну и как он после всего
может раствориться в воздухе?
хотя я не думаю что для материализации
надо непременно изничтожить шмат какого-нибудь вещества
пусть это будут пятна на дневном светиле
или вот как сегодня прогноз погоды
Кржижановский сказал бы: фантазм откусывает от фантазма
и предложил бы несколько геометрий
Я: Они ж все эвклидовы твою мать
С. Д.: Отлично юноша!
(голосом Якубовича)