* * *

Мир тобою не предположен.
Ты надписан на ровной
и вчетверо сложен.
Ты трудяжка надомный.

Свет тебе подытожен.
Тьма тебе причинима.
Как мизинец, ничтожен,
Ты не первопричина.

Не последний, но всё же
отовсюду гонимый,
ты — без собственной кожи,
но из божеской глины.

Вот и сжат безутешно,
переделан на круге,
перемешан кромешно,
как двойняшки — друг в друге.

* * *

Вот оно, выкинутое коленце
жизни, до того послушной,
с бантиком на конце. —
С краснотой оплеушинной на лице
и с фигой чужой в кармане...
Слушай песенку, Циля:
шумел камыш в сиреневом тумане,
кондуктор гнулся в ретро-стиле,
медаль в стакане...

Но есть ещё припев. И есть твой вызов.
Ты слышишь, Циля? —

Наш паровоз, прекрасная маркиза,
где три, три поросёнка-толстяка...
Что полюбила, то изобразила.
За исключеньем пустяка...