* * *Идёт, переваливаясь, беременная кошка ловить беременных мышей. Тихонько ёкнула с порожка, встряхнув в утробе малышей. Взлетает птичка по привычке — но, уважая материнство, собака лает как в кавычки, и не бежит хотя мириться — скорей брюзжит, чем матерится. ПОЭТ
На летней кухне мельтешат твоей жены чулки и ноги. И вопли всяких малышат; и пыль проселочной дороги... — возник поэт. Идёт он и поёт, храпит, сопит и спит, и простатит; поэту шестьдесят девятый год, но подвигов немалых предстоит гряда: народов тучные стада пасти; быть у народов не в чести; встать, где закончилась великих череда, и дальше знамя гордое нести и, сидя в поросли плюща, хотеть в оцепененьи сладком труда со всеми сообща и заодно с правопорядком. ПАМЯТИ СОЮЗА
детский или взрослый? смеяться или плакать? Питер или Прага? водка или пиво? шахматы и шашки девушки и парни матери и дочки услуги и товары страх или упорство? вера или доблесть? мясо или рыба? слева или справа? далеко и рядом хорошо и плохо скоро и нескоро сказки и былины выпьешь — не облезешь спрыгнешь — не заставишь пустишь — не догонишь комсомол не жупел честный, но хороший чёрный, но дешёвый добрый, но на страже любит, но заложит шорты или джинсы? пьяный или сытый? будешь или гонишь? с ними или с нами сила или ловкость, братство или дружба? вместе или порознь жертвенность и совесть? танки и ракеты детский сад и школа завуч и директор книжка и зарплата кошка и собака Белка или Стрелка жёлтый и зелёный мёртвый и взаправду ПРОВОДЫ АРМЕНА
Рассказ Владькиной мамы Он: «Не знаю, что из этого выйдет. Кто вас видит, господа, тот и любит. Я — не вижу». Повернулся, уехал. Не собрал даже вечернюю кассу. Не до кассы тут вечерней, вернее. И стоит среди солений-варений Зимний рынок, соразмерно прекрасный. Мы не в курсе: торговать, расходиться? Ждать, что гривенка Луны замерцает? На кого, хозяин смуглый, покинул? Мы не знали, что из этого выйдет, И что знать не будем, тоже не знали, А пришли ребята в пьяных фуражках. Вы откуда? «Блин, морская пехота! Расходитесь, хоть оно неохота». Жизни — петь, товару — гнить по квартирам. РИМ
Где Колизей из сыра вырезан, стоял мой друг ненарисованный, в джинсу одетый, словно в изморозь. Судьбой-зимой исполосованный, он стал вполне по виду счастлив и беспечально утомлён. Его всегдашний взгляд был честен. И понял я, что это сон: нам ничего под римским небом не суждено (быть может, стыд). Признайся, а, ведь ты там не был? Судьба кататься не велит. О, как она печально пишет позёмкой синей, голубой... У тьмы на спинке ангел вышит, и этот ангел — наш с тобой. ВАСИЛИЙ ТРЕДИАКОВСКИЙ
О! прежде дебрь, се коль населена! Он жил во тьме... Попробуем ещё раз: Он шил во тьме, пока народ мой ткал во тьме, пока не вспыхнул хворост весёлых букв — и мёртвый Пушкин на косом не проскакал. Но тот, кто шил во тьме, — он был ли счастлив во тьме? И был ли полон Рождеством во тьме, как мы во тьме: без электричества в суставах, в членах — страсти, воды горячей без — в руках, среди больной зимы? Но — шёл во тьме. Тьма сыпалась за ворот. Кричал вдогонку холод-лютый-враг. Европа пятилась. Отжав её как тво́рог, он грудку съел — и сверзился в овраг. И он запел во тьме, и трудным пеньем грелся во тьме густой по пояс и по грудь, и перевёл роман, и снова взялся не просто двигаться, — идти куда-нибудь. И он поплыл — во тьме — тьма прибывала: в ней Бог весть что уж слышалось вдали, и голова всё больше забывала, всё дальше руки слабые гребли. Тьмы больше нет во тьме, — не прячься, век на стрёме! Во тьме есть катер, мутный вечер, дальний дом, покойный дым над ним, детишки в доме, отвязный кучер на каретодроме, билет на рейс «Москва — ракетодром». 7 января 1703 — 14 апреля 2302 гг. ДАНИЛЕ ДАВЫДОВУ
Я жил ещё в семидесятых А ты Ну разве это жил Я пионер и комсомолец А ты Ну разве пионер И у меня есть опыт жизни А у тебя не хуже есть За это любим мы друг друга Ну не как эти А как те НИМФЕЯ
Зима — лето где ты, дева, мечтающая полюбить горячо? доброта вроде та ещё речь уютна ещё но в чаду стеариновом (пробежал сквознячок) кто-то новый уверенно клонит долу плечо кто-то ловкий — вздыхать ему хорошо и шутить — поправляет меха, из тьмы вьётся голос как нить ниспадая на... паука умыкая круги ухажёр неприкаянный! — так беги же, беги, глянешь в срез серебрящийся и заснёшь в годовых сам купец иль подьячий сын а рассыпешься в прах как грибок подосиновый пропадёшь из живых прорастят тебя сызнова в полукольцах-руках будешь это не ты уже а сынок-одинок словно капелька, тающий белых лилий венок * * *
как продавщица семечек спроваживала гармониста голова уже вот такая вон туда на уголочек растянув мехов меха музыка чёрных и белых точек пушкинская, танцы и метро жизни неприютной потроха а мелодия была простая песня про букет-велосипед я других таких немало знаю а совсем других совсем и нет MAINSTREAM
Под ручку: твоя подруга, моя жена. Их речи волнуют, как лёгкие сарафаны. А их сарафаны... о, не скажу, не зна- ю, всё перепуталось. «Шёл 31-й год», Жадан написал бы, но я за него не стану. Хватает в хозяйстве скудном иных забот. Взошли на высокий берег. Родник звенел о жёлоб железный, музы́ку слагая втуне и вчуже. Дымился тростник, и народ зевал. Собака лакала круги из холодной лужи. Далёкий бульдозер во тьме расчищал завал. И-впрямь, становилось-светлее. Шаги-шаги тонули в траве-мураве и пыли-песочке. Кутались в зыбкий туман верстовые кочки береговые. В городе ли, в июле ночи так редки, кратки — мои ж вы дочки, вас не предъявит юным культурный гид. Может, и к лешему, может, и прознобит тех, кто за нами: зелёный болотный вечер? полдень морской солёный? И старый ветер снова поднимется, словно и не забыт. * * *
Девушка-строчечка расчёсывает власа и откладывает сон ещё на полчаса. Хочется ей книжку дочитать-перестать, и мягки улыбчивые её уста. В книжке дышит бог, как ботва на грядке живёт; с книжкой сам собой поутихнет регулярный живот. В тишине горят ладони-щёки-и-лоб...... Девушка-в-палате уже не умрёт — или, может, не собой, не совсем умрёт. Девушка-вдовушка (будущая чья-нибудь: твоя, моя или нет), девушка-ивушка нервничать будет, ей подыматься чуть свет. Девушка-дурочка станет на букву фиту, на йоту умней, умничка, новую книжку напишет, пальцы тонкие в оправе дешёвых камней. Девушка-под-утро заснёт — девушкой, под утро. Заснёт девушка. Под утро заснёт. Будет ротик открыт. Девушка спит. Верхняя губка дрожит. * * *
А может быть, ничего и не было, кроме кратких снов по пути на службу.
|