* * *Идёт, переваливаясь, беременная кошка
ловить беременных мышей.
Тихонько ёкнула с порожка,
встряхнув в утробе малышей.
Взлетает птичка по привычке —
но, уважая материнство,
собака лает как в кавычки,
и не бежит хотя мириться —
скорей брюзжит, чем матерится.
ПОЭТ
На летней кухне мельтешат
твоей жены чулки и ноги.
И вопли всяких малышат;
и пыль проселочной дороги...
— возник поэт. Идёт он и поёт,
храпит, сопит и спит, и простатит;
поэту шестьдесят девятый год,
но подвигов немалых предстоит
гряда: народов тучные стада
пасти; быть у народов не в чести;
встать, где закончилась великих череда,
и дальше знамя гордое нести
и, сидя в поросли плюща,
хотеть в оцепененьи сладком
труда со всеми сообща
и заодно с правопорядком.
ПАМЯТИ СОЮЗА
детский или взрослый?
смеяться или плакать?
Питер или Прага?
водка или пиво?
шахматы и шашки
девушки и парни
матери и дочки
услуги и товары
страх или упорство?
вера или доблесть?
мясо или рыба?
слева или справа?
далеко и рядом
хорошо и плохо
скоро и нескоро
сказки и былины
выпьешь — не облезешь
спрыгнешь — не заставишь
пустишь — не догонишь
комсомол не жупел
честный, но хороший
чёрный, но дешёвый
добрый, но на страже
любит, но заложит
шорты или джинсы?
пьяный или сытый?
будешь или гонишь?
с ними или с нами
сила или ловкость,
братство или дружба?
вместе или порознь
жертвенность и совесть?
танки и ракеты
детский сад и школа
завуч и директор
книжка и зарплата
кошка и собака
Белка или Стрелка
жёлтый и зелёный
мёртвый и взаправду
ПРОВОДЫ АРМЕНА
Рассказ Владькиной мамы Он: «Не знаю, что из этого выйдет.
Кто вас видит, господа, тот и любит.
Я — не вижу». Повернулся, уехал.
Не собрал даже вечернюю кассу.
Не до кассы тут вечерней, вернее.
И стоит среди солений-варений
Зимний рынок, соразмерно прекрасный.
Мы не в курсе: торговать, расходиться?
Ждать, что гривенка Луны замерцает?
На кого, хозяин смуглый, покинул?
Мы не знали, что из этого выйдет,
И что знать не будем, тоже не знали,
А пришли ребята в пьяных фуражках.
Вы откуда? «Блин, морская пехота!
Расходитесь, хоть оно неохота».
Жизни — петь, товару — гнить по квартирам.
РИМ
Где Колизей из сыра вырезан,
стоял мой друг ненарисованный,
в джинсу одетый, словно в изморозь.
Судьбой-зимой исполосованный,
он стал вполне по виду счастлив
и беспечально утомлён.
Его всегдашний взгляд был честен.
И понял я, что это сон:
нам ничего под римским небом
не суждено (быть может, стыд).
Признайся, а, ведь ты там не был?
Судьба кататься не велит.
О, как она печально пишет
позёмкой синей, голубой...
У тьмы на спинке ангел вышит,
и этот ангел — наш с тобой.
ВАСИЛИЙ ТРЕДИАКОВСКИЙ
О! прежде дебрь, се коль населена! Он жил во тьме... Попробуем ещё раз:
Он шил во тьме, пока народ мой ткал
во тьме, пока не вспыхнул хворост
весёлых букв — и мёртвый Пушкин на косом не проскакал.
Но тот, кто шил во тьме, — он был ли счастлив
во тьме? И был ли полон Рождеством во тьме, как мы
во тьме: без электричества в суставах, в членах — страсти,
воды горячей без — в руках, среди больной зимы?
Но — шёл во тьме. Тьма сыпалась за ворот.
Кричал вдогонку холод-лютый-враг.
Европа пятилась. Отжав её как тво́рог,
он грудку съел — и сверзился в овраг.
И он запел во тьме, и трудным пеньем грелся
во тьме густой по пояс и по грудь,
и перевёл роман, и снова взялся
не просто двигаться, — идти куда-нибудь.
И он поплыл — во тьме — тьма прибывала:
в ней Бог весть что уж слышалось вдали,
и голова всё больше забывала,
всё дальше руки слабые гребли.
Тьмы больше нет во тьме, — не прячься, век на стрёме!
Во тьме есть катер, мутный вечер, дальний дом,
покойный дым над ним, детишки в доме,
отвязный кучер на каретодроме,
билет на рейс «Москва — ракетодром».
7 января 1703 — 14 апреля 2302 гг.
ДАНИЛЕ ДАВЫДОВУ
Я жил ещё в семидесятых
А ты Ну разве это жил
Я пионер и комсомолец
А ты Ну разве пионер
И у меня есть опыт жизни
А у тебя не хуже есть
За это любим мы друг друга
Ну не как эти А как те
НИМФЕЯ
Зима — лето где ты, дева, мечтающая
полюбить горячо?
доброта вроде та ещё
речь уютна ещё
но в чаду стеариновом
(пробежал сквознячок)
кто-то новый уверенно
клонит долу плечо
кто-то ловкий — вздыхать ему
хорошо и шутить —
поправляет меха, из тьмы
вьётся голос как нить
ниспадая на... паука
умыкая круги
ухажёр неприкаянный! —
так беги же, беги,
глянешь в срез серебрящийся
и заснёшь в годовых
сам купец иль подьячий сын
а рассыпешься в прах
как грибок подосиновый
пропадёшь из живых
прорастят тебя сызнова
в полукольцах-руках
будешь это не ты уже
а сынок-одинок
словно капелька, тающий
белых лилий венок
* * *
как продавщица семечек
спроваживала гармониста
голова уже вот такая
вон туда на уголочек
растянув мехов меха
музыка чёрных и белых точек
пушкинская, танцы и метро
жизни неприютной потроха
а мелодия была простая
песня про букет-велосипед
я других таких немало знаю
а совсем других совсем и нет
MAINSTREAM
Под ручку: твоя подруга, моя жена.
Их речи волнуют, как лёгкие сарафаны.
А их сарафаны... о, не скажу, не зна-
ю, всё перепуталось. «Шёл 31-й год»,
Жадан написал бы, но я за него не стану.
Хватает в хозяйстве скудном иных забот.
Взошли на высокий берег. Родник звенел
о жёлоб железный, музы́ку слагая втуне
и вчуже. Дымился тростник, и народ зевал.
Собака лакала круги из холодной лужи.
Далёкий бульдозер во тьме расчищал завал.
И-впрямь, становилось-светлее. Шаги-шаги
тонули в траве-мураве и пыли-песочке.
Кутались в зыбкий туман верстовые кочки
береговые. В городе ли, в июле
ночи так редки, кратки — мои ж вы дочки,
вас не предъявит юным культурный гид.
Может, и к лешему, может, и прознобит
тех, кто за нами: зелёный болотный вечер?
полдень морской солёный? И старый ветер
снова поднимется, словно и не забыт.
* * *
Девушка-строчечка расчёсывает власа
и откладывает сон ещё на полчаса.
Хочется ей книжку дочитать-перестать,
и мягки улыбчивые её уста.
В книжке дышит бог, как ботва на грядке живёт;
с книжкой сам собой поутихнет регулярный живот.
В тишине горят ладони-щёки-и-лоб......
Девушка-в-палате уже не умрёт — или, может, не собой, не совсем умрёт.
Девушка-вдовушка (будущая чья-нибудь: твоя, моя или нет),
девушка-ивушка нервничать будет, ей подыматься чуть свет.
Девушка-дурочка станет на букву фиту, на йоту умней,
умничка, новую книжку напишет, пальцы тонкие в оправе дешёвых камней.
Девушка-под-утро заснёт — девушкой, под утро. Заснёт
девушка. Под утро заснёт. Будет ротик открыт.
Девушка спит. Верхняя губка дрожит.
* * *
А может быть,
ничего и не было,
кроме кратких снов
по пути на службу.
|
