НАТЮРМОРТ

Растение, расправив крылья,
        стоит на ножке.
Изобразим-ка изобилье —
        растенья рожки:
в тарелке яхонты клубники,
        златые искры
в них вправлены, гора черники
        поодаль в миске,
смородину, нет, лучше клюкву
        насыплем также
в ведро, и редкостную букву
        напишем, даже
произнесём — откройте рты
        пошире — это буква Ы.

ОБРАЗЫ НЕБА
Послание

                                                М.Т.

Мой дивный брат!
        Я только что вернулся
                со скачек —
                        сам не очень верю.

Тебе знакомы ведь порывы бескорыстья
                            Давида, друга нашего — а как же! —
           вот он и вздумал телеса проветрить,
                    и не откажешь — сочная окрестность!

Не говорю о том, что в лавке по соседству
         примеривал перчатки — лапа барса —
                                      ах, коготки! —
                             ты можешь быть уверен.
                 Давид (при запонках)
                           тем временем в конюшни
                                     наведался узнать —
                                                                          так,
                                               что, мол, слышно,
                            что нового свалилось, может,
                                                                                сверху?..
        Всё тихо, говорит, пока,
                                                    всё мирно.
Лошадки там как водится щебечут

                                                 лузгая семечки,
                               и друг у дружки —
                   как бы невзначай:
                                                         Ты видала небо!..
    А кнут на стенке так и извивался.

Но поначалу
                       праздник их какой-то
        с пиджачным хором вроде как служили,
                                     и налетела вдруг
                                                        лютейшая из вьюг!
                  Нас, гады, с опозданьем упредили —
                               вы извините, часть обычных церемоний.
       Оттаяв, впрочем, мы поулыбались,
                        а эти, тамошние их, директора,
                                               в конце концов — в телегу
                                                                                                 и восвояси.
                                              Потом и пол, конечно, подмели.

Ну,
        я тебе
                      не буду тут
                                              о танцах
                                                               моих горячих —
                            за Столбами побыл!
           И странный фокус видел,
                                                          как пересказать?

Где холодит узор блистая ночи,
           где нету времени, но:
                      скорость скорость скорость — где
                остекленелый своды взор не сводят —
             стой,
                        скользко без песка —
                          — — —  дзо-о-онк з — — — 
                          — — — сти-иньььь — — — 
                  скачут отблески — забава!

                А вот моя любимая игрушка:

                        Над собою — цветком
                        вьюсь — мотылёк.
                        Отрок дважды вошёл
                        в тот же поток
                                            (и представь — босиком!)

Н-н-да, мы забылись.
                                       Значит, там
           где вроде брызга мутная летит,
                         а разлетится — целый сталактит —
        нам показали хитрую новинку.
                  Она бесшумно двигалась,
                                                               такая
                             тихоня, видишь ли,
                                        из непонятных мест.

Я подошёл —
                    а твёрдая граница, как и всюду
                                          на временных стоянках —
                                сотканы
                                          дышат шеи соты, но лицо —
                                                                        уснуло.

        Она застыла...
                  В стороне галдели
                           какие-то посланцы в балахонах,
             их молча ненавидел честный стражник —
                      сам золотистый, а топор — из света.
                 Она не видит?

— Сударыня, вам грустно или пусто?
                    Меня осмыслив словно,
                                       вдруг разжала губы,
                                                            проговорила:
                   Я не заводная.
                              —  Как? То есть!..
                              — яне-заво-днаа-йа

Моё донельзя озадачен басурманкой
                             и как мальчишка оловянно созерцал
                                                         мерцание в её глазах...
                                        Да, братец,
                                                 надо ж, погуляли.

Ну ладно, милый,
                                  я тут заболтался,
                  а в нашенских краях какой-то кризис,
                           мусор, бомбы —
                                     ну хоть строчи «цидулы из Кабула».
                  Но ты мне должен рукопись.
                                                        Бывай.

ВСТАУНАЯ ЧЕЛЮСТЬ

Когда у меня вырастут зубы —
скоро у меня вырастут зубы —
а у меня вырастут зубы —
я оставлю отпечаток резцов
на вашем деревянном черепе —
пусть гуляет с отметиной вместе.
Но если кому улыбнётся,
ежели возникнет зачешется,
кто из знакомых залюбопытствует —
покажите похвастайтесь:
драгоценная вмятина.

Вам нужна вставная челюсть?
Вам не нужна вставная челюсть?
Вставные челюсти, господа!
злата талант полтора серебра!
полный рот новёхоньких!
зубья на зависть! зубчик! зубец!
Пожалоста, вставная челюсть —
девственна и действенна —
по заказу напрокат!

Спешите к Йорику!
все размеры любой цвет!
музейные-кисейные-датские-гадские!
сдаём в наём!
чешитесь! чешитесь!

РАССКАЗ О ПРАВЕДНОМ ЧАСОВЩИКЕ

Я пошёл к часовщику в часовню
чтобы починить свои часы.
Нет его! — однако! как же людям
догадаться, например, который час?
Через полчаса явился, благодетель.
Улыбается. Довольный. Весь в муке.
— Где ты пропадаешь, чёрт плешивый!
— Как плешивый?! — он горестно воскликнул. —
К мельнику на мельницу молиться
я всегда хожу по четвергам.
— О несчастный, — говорю — раскинь мозгами,
как во сне живу и некому будить!
Голову склонил смиренно бедный
и в ответ сказал слова простые:
— Не сердись, мой добрый друг Володя.
Можно починить твои часы?

ВЕРСИЯ ГЕОМЕТРА

Всем Скороходам!
Во Все Углы и Щели Поднебесной!

Зачитываю:
мы —
поэт,
лицо поэта,
а третьим — тень лица (безвестный персонаж) —
мы
вооружимся на мгновенье оком:
мир — изреченье,
наша песнь —
всего трактат о знаках,
так
предметом созерцанья выбрав луч
пыльцой луча оставшейся на пальцах
мы разум линии натуры уснащаем —
в занятьи этом вкус голубизны.

Когда же пристальнее, с холодком, взглянуть,
вас мучит жажда жижи истин —
а солнце?..
а свобода смысла?..
Нищ опыт странствий.
Опыт веры учит
надёжнейшему из обманов —
цель.
Пред нами юности снедающие дали.

Как ни высматривай — там голо,
а не время ль
градостроением занять свой ум?
Вперёд:

ключ
на который в поисках питья
меня и вас навёл дикарь лохматый
орнаментом ограды обнесён.
Вокруг,
из плит шлифованных —
на них изображения чудовищ
тринадцати невероятных видов:
Рух, разевающая хищный клюв,
дракон с драконихой и выводком стоглавым,
Абракадабра — пастырь их —
вокруг
в округе площадь.
Сон и покой её лишь время охраняет.
И обелиски — с двух сторон.
Теперь пройдёмся,
я люблю
когда шагов число удваивает эхо.

Перст указателя на север указует, —
оттуда и начнём.
Сто белых ромбов отделяют монумент
от центра площади что обозначен выше.
Хирам воздвигнув наш мемориал
велел облицевать гранитом чёрным
сооруженья грани.
А внизу,
вот, вы на ней стоите,
умельцем выбита
стремительная надпись:
       И тогда вас настигнет галоп барабанов
       Круговерть тьмы и света ворвётся со свистом

Далее —
рассматривая как резвится нечисть
под каблуками —
а водопой и так закрыт —
наитие диаметра выводит
к другому каменному стражу.
Он пирамидой меди малахита
под небом высится,
вблизи
мы различим прожилки в этом камне —
как в поединке меж собой сплелись.
Соперник архитектора — болтают
из племени раскосых был —
гвоздём!
на гладком постаменте! — полюбуйтесь —
коряво, варвар, нацарапал:
          Ветку кинув в пасть огня
          Наблюдай его оскал

КОЛЕЧКО ДЫМА

«Мощь яростная рёва вод слепых
Аидом скованных до срока в недрах
у средоточия узлов Пяты
прорвёт
земной коры гранитну толщу».

Приятель мой
от зрелища времён
улыбкой виноватой отлетая..,
дохнул колечко дыма:
Отлично!
Видишь, уходя
уйдём и не погасим солнца.
А стало быть, —
он выждал паузу, —
стало быть не зря
недаром
мне довелось рвать гроздья бедной жизни,
нет, не променяю
мякоти ягод молодой воды.
И главное,
вид казалось прост —
в нём капище небес
и сердца всплеск
наитие мгновений
след за ними —
но странно,
стынь его сиянья
влекла загадочная намекала.

Торговцев с рынка доносились крики —
Метровые бананы! Шекель! Шекель!
Забыв о сигарете, он продолжил:
А в час лучей
(пощиплем струны памяти раз ею
диктанта нашего поляна зацветает)
в час лучей
ветвистый рокот в дельте был рождён —
засоловьюжило самой свободы соло —
блажь и блаженство мимики души.
Ода,
вольно!
вольно ей вспомнить волочить припасть
и пестовать палитру плена: любит.

Приятель мой
от зрелища тех пен,
улыбкой виноватой отлетая..,
тянулся к пепельнице:
Познания изюм, пожалуй, завязь.
А зрелой крепью сочен —
ритуал.

КАРТИНКА С ВЫСТАВКИ

Ты поникла, дорогая.
Выпрямись.

Смотри, объятия медведя дева снит.
А это что за муза с мызы?!
Художнички! рисуют всякий сброд.
Та-ак, вот и ваны — кагалом целым.
Ван Гоголь — их звезда —
был, между прочим, некрореалист.
Ты, кстати, Ван Гагарина видала?
А жаль. Я видел.
В цирке выставляли.
Ну как тебе обрисовать,
такое,
ну знаешь, слишком рделое пятно.

Идём туда.
Там манускрипты, слышишь,
поскрипывают.
Ты представляешь,
здесь их скрепками скрепляют —
живые манускрипты! скрепками!
кретины!!

Тут пыльный старичок пришёлся б к месту.
На полной ставке,
капельмейстер, — как считаешь?
Тогда и заскрипят согласным хором...
А что, прости, ты вся в меня воззрилась?
Сама ты моль.
На шарфе?!
Гнусь какая,
в музей не сходишь,
насекомые кругом!

* * *

Оно удобнее конечно ж
жить на поклаже на своей —
сидишь и трогаешь, своё ведь, не чужое.
И то бы так да тыкать звёздам нас учили,
тыкать.
К тому же тень на жизнь — счастливый ученик —
всё повторяет за тобою,
повторяет.

Вы!
Рвите когти —
пусть её корёжит.

* * *

Назови меня велением жизни, —
сказала любимая мечта
об укрощённом завременьи
(вот она, на блюде лежит).

Я копаюсь в карманах..,
нашёл..,
спички.

Фокус в том
как прикурить на ветру.

* * *

От молодой воды ещё попробуй стебель.
До дня которым смертью уводима
иначе не узнаешь
дно трепета признаний сердце.
На.