Освобождённый Улисс, , Современная русская поэзия за пределами России

Австралия


Елена Михайлик

* * *

Наобум, наудачу, на тёмно-вишнёвую шаль,
как корабль у Барбье — на отрыв от корней и причала, —
по зелёному небу летит аэробная шваль,
расправляя мембраны свои в ожидании шквала.

По законам Ньютона, на свет, на сцепленье частей,
где давленье стихий отзывается в каждом колене
и любовь к кислороду сильнее всех прочих страстей,
новостей и явлений.

Наобум, наудачу, на пиво и в тартарары,
откажись, отвяжись, ускользни в перелётные сферы,
где движенье колоний ночами смещает миры,
зажигая большие костры за орбитой Венеры.


* * *

Пятый, семнадцатый, сорок четвёртый — годы ремонта часов.
Дымным вокзалом, платформой истёртой, звоном ночных голосов
время, которое ходит на ощупь, удостоверит отсчёт,
так, вопреки часовой, через площадь ранний троллейбус течёт.

Чтобы движением века сравняло южное наше житьё,
каждая власть над платформой вокзала ставила время своё.
Воздух гудком паровозным распорот — чёрный решётчатый путь
в море спустил окольцованный город, чтобы опять притянуть.

Пятый, семнадцатый, есть утешенье всякой нужде и беде:
речка, текущая вверх по теченью — прямо к Полярной звезде.
Верно и медленно по небосклону чёрные стрелки скользят —
всякая власть со времён Вавилона делится на шестьдесят.


* * *

Где зелёным сколком пивной слюды —
как всегда — размещается между строк,
размечает заборы, дни и труды
ядовитый пригородный говорок.

Сочетанье города и жары —
подожди, а была ли ещё жара? —
слой за слоем выпаривало миры
на песок, на щербатый асфальт двора.

Южнорусская школа, цветной рассказ,
пятипалый клён в зелёном платке.
Посмотри, течёт словарный запас,
прожигая русло в известняке.

Подплывёт вечерний, неявный свет —
оглянись — из-за края материка,
но и там ни призраков, ни комет,
ни собранья рабкоровского кружка.


Гарнизонная лирика

Лягут белые снега
ранним утром четверга
и старушка из окошка
лихо двинет на бега.
Прошуршит над головой
дымный порох снеговой.
— По какой идём дорожке?
— Разберёшься, рядовой.

А на этой стороне
дымка тянется к луне,
нет ни бабушки в окошке,
ни винтовки на ремне.
Беспробудная жара,
птичьи игры до утра,
время в глянцевой обложке...
— Договаривай, пора.

Ранним утром четверга
встанет вольтова дуга
от рассвета до забега,
от ночлега до врага.
Там старушка у реки
кормит молнию с руки,
угольки светлее снега
засыпают городки.


* * *

Уличные песни, городской фольклор —
мимо неба, мимо кошачьих крыш,
по цветному кабелю в любой зазор —
и какую ночь уже горит Париж?

Там на перекрёстках клубится чад
и коростели в проводах поют,
и мечты гуляют по восемь в ряд
и тебя при встрече не узнают.

Над столом качается порядок слов
а за ним прозрачная горит луна,
считывая время с твоих часов,
скачивая Китеж с глазного дна.


* * *

Почему-то, отправляясь на юг,
Непременно окажешься там,
Где Северный Полярный Круг
Крутит кино по ночам.
Он ходит свататься по ночам,
Он посуду бьёт по ночам —
А девчонки из Питера носят клёш
И не внемлют его речам.

Почему-то, отправлясь домой,
Приземляешься — боже мой —
И не знаешь, кого рифмовать с чумой,
А кого с травой полевой.
И гуляешь по городу день-деньской,
Крутишь небо над головой.

Почему-то, собирая слова
В переулошной чехарде,
Ты видишь — Офелия в славе своей
Плывёт по любой воде.
По сине-зелёной морской воде,
По жёлтой речной воде,
В самолёте по дождевой воде —
И больше уже нигде.


* * *

Ночью тебя коснётся
прозрачный огонь луны —
там в глубине колодца
время съедает сны,
гул машин торопливый,
окон весёлый лёд...
Но — спи. Покуда мы живы,
башня растёт.
 
Над стеклом и бетоном,
где облака прошли,
кремний поёт карбону
на языках земли.
Звон двоичного кода,
мёд восьмигранных сот —
и — кольцами световодов
башня растёт.
 
Время погибель множит,
но, возвратясь, найдёшь —
гнев Твой, Господи Боже,
снова включён в чертёж.
Ангел с трубой и чашей
на перекрёстке ждёт.
Но — кратной памятью нашей
башня растёт.

 

* * *

                                                           М.Г.

Ниоткуда подаренное тепло
посреди зимы, посреди сезона дождей
пеленой тумана кроны заволокло,
но дороги открыты для транспорта и людей.

Если ехать на север, в горах выпадает снег,
за горами — камень, глина, песок, земля.
По бортам машины ведут бесконечный бег
красно-рыжие клёны и жёлтые тополя.

Проимперский плющ, чугунные кружева,
над рекой — косая черта предвечерней тьмы.
Кто сказал, что осень вступает в свои права?
На равнине осень вступает в права зимы.

Просыпается, встаёт поперёк строки —
и вспухают за ней, над ней, уже в облаках
все рудничные и садовые городки,
говорящие на вымерших языках.

Захвати этот воздух, не выпускай из рук,
успокой, запри в пределах календаря —
и машина взревёт, отыскав развязку на юг,
как тяжёлый шмель, ускользнувший из янтаря.

Там на юге можно открыть окно на балкон
и смотреть, как в бронзовом небе вода горит,
и осваивать электронный жаргон,
как Сельвинский когда-то освоил канцелярит.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service