* * *
Ты на ветку повесила платье, а в небе ни зги журавлей, и земли край в траве светится... Тебе не холодно? — Не холодно теперь! Теперь не холодно... Трава светится! И журавли бьют крыльями о край. Праздник
Как сладко, малютка, качаться на ветке — как в страсти поистине бес бесподобен. Всё, детка, в порядке — венчается Гретхен оркестр-оркестр, разбитые стопки. Содом и Гоморра, саади гомеры... да что там гомеры — пингвины! гагары! столпились, слетелись, гремят Ниагарой, но ксерокс имеет железные нервы. Кокетки-минервы — как серны, как свёрла: то в душу то в сердце — за галстук за доллар... Искусство-бессмертье-иисусы-конфетки — так сладко, малютка, качаться на ветке! Жокей
Ты женщина брутальной красоты, по венам кровь твоим течёт ориентально, в твоём кипчакском теле гениально сосредоточены любимые черты. От линии бедра к изгибу шеи протянут взгляд твоих миндальных глаз Вдруг в них как будто газ внезапно загорается. Поражены мишени — Меня увидела в красивом пиджаке. Иду навcтречу парковой аллеей. Я словно ласточка на горизонт наклеен. Я точно сердца твоего жокей. * * *
Мысль изречённая есть речь. Изложенная мысль есть ложь. Песнь
Птиц, оторвавшихся от гнёзд, напившихся пространства голубого, уставших рыб, сложивших бело-руки-плавники, деревьев, покачнувшихся от скуки, зверей рисованных, и просто так зверей, галдящих в чаще пустословья, мы слышим песнь. Она прекрасна! И девок огненная пляска... * * *
Я касался высших сфер. Я казался выше всех.
|