* * *Не добивает до Осаки снег,
но в магазине возьму морковь
и вспоминаю всё, чего нет:
холод, сугробы, сосульки, любовь. Если только в конце пути
Бог за мною гонца пришлёт,
снежная баба с неба слетит
и к ледяному сердцу прижмёт.
* * *
На картошку собирались в школе,
физкультурник в рупор бормотал.
Ангел счастья, холода и воли,
будто наше детство, пролетал. Этот ангел, мчавшийся над сушей,
а не Ганс капустный или Билл,
государство удалых избушек
синими глазами разбомбил.
* * *
Прошлое, как плюшевый медведь,
дряхлый, допотопный и облезлый,
в комнате пылится бесполезно —
детям лучше даже не смотреть! Мать с клюкой, пропеллер над сараем,
родины шальные небеса —
всё лишь только мех ненатуральный,
поролон, стеклянные глаза.
* * *
Мачеха с отцом слюнявят карты,
ходят для здоровья на болото,
превращаются в цветы и в камни,
смотрят с покоробленного фото; чудной наполняясь тишиною,
на небесную восходят гору.
Там, тряхнуть готовясь стариною,
ждёт их мать моя для разговора.
* * *
Я наклоняюсь над ракетной шахтой,
там продают турецкое рваньё,
поют цыгане, цепенеет Шарик...
Когда ж всё это, наконец, рванёт? Чтоб вмиг моя держава возвеличилась
до звучных звёзд, до херувимов звонких!
И медным тазом, родом из-под Кричева,
накрыло тех, кто лыбился в сторонке.
|
