Литературные проекты

chocolate jesus

через босое внутри
пузырится
в сосудиках слово
и шоколадом по венам
карамельная речь на горе

а я пешком в магазине
дожидаясь конфетки
на палке
страдая от диабета
и сыпи на коже стою

на один шаг
и час после службы
где я не был
из-за жары
подступившей прямо к гортани
спаситель подтаял во рту

у сводни

в дрездене сводня одета в жёлтое.
я торгуюсь с ней, хочу астронома,
он глядит на меня в микроскоп,
или, может быть, мальчика с тыквой.
кто этот? а этот? а тот?
а это — папа веласкеса, бэкон. —
а нимб у него есть? — нет. — тогда не хочу.

фрост

на востоке,
за мостопроводом,
кто-то перебрался через воду.
берега соединились вместе.
и не нужно стало броду.
только бедному юроду жалко:
водоразделительные струи.
подошла я в сером платье с прялкой
и под вретище — веретеном под выю:
— Не глухие?
— Потолкуем?

рыба на колёсах

на босых ногах
кровоточащие плавники
она шла по воде
и ученики
кланялись её отражению
не более человеческой руки
загибая электроусики
и золотые контакты радиоуправления

минотавр

я охочусь на себя с миномётом
приятно холодит руку женский фаллос
дикие звери порвали мне ватник и батистовое бельё
в обнажённую кожу впивался морской богобык
отгоню его запахом кухни из-под ногтей
из дула ещё тянется карамельный дым,
а человекобык прижимает копытом
подрывное тавро, поскуливая;
терпкий сок медеи ещё щекочет мне матку,
и соски стягивает золотое руно;
я охочусь на себя, совершая чужие подвиги.

как рыба

выхожу на берег
сквозь порожний
берег выхожу
на пляж из воды
на широкой полосе берега
выхожу из кожи из себя выхожу из берегов берега
выхожу из берегов
желтокож
краснокож
зеленокож
берег кожистый
выхожу из него
жестокой чашеголовкой
человекоцветок
отчаецвет
из-под кожи под ложечкой
опорожненный
ожечкой
стрежоской
жабочкой

Из цикла «ГОРОДА»

Амстердам

просто зелёный выдох
над красной водой
отражаясь
где почти по-немецки
перебирая ногами
стоят славянки скупо прощаясь

утирая нечаянную слезу
от хохота у канала очнувшись
усталость роняешь в воду
а под ногами
образуется

мозг на приколе и причалено
копыто велосипеда к стене
люди в костюмчиках немедленно
крутят педали

а я смотрю из окна лодочки
на ренцо пиано по стержню вращаясь
люди идут в музей
мне пахнет как хозяйка почти по-немецки
мажет нутеллу на увядший хлеб
сокращается

красным повязана голова
вчера это был что гашиш а может другое
ещё что-то во рту скрипит
но вода-то в каналах
колеблется как вода
как славянки
и прощание
поездом

Барселона

самолёт тебя шлёпнет лепёшкой
в барселонскую пальму
и скользя по связкам и сплетениям фиников
падая опасаешься: петушок или курочка
коснувшись земли с коричневой жижей в руках
вход в метро, кассир недосдаст стопесетовой с дыркой
улыбаясь ола и будьте как дома ола улыбаясь

музыка дико ложится на вентилированный пейзаж
по ночам обливают вином барабан и стучат и
в окно побережья бутылкою пива в парке
утро застанет и шлёпнет тебя лепёшкой тортильи
в объятья бархатно-смуглой продавщицы белья

не уйдёшь просто так не уйдёшь ола улыбаясь
просто в горы без гауди-декораций с улыбкой уйдёшь
вход в солёное море обеспечит бессонницу:
сиеста под рёв охлаждённого ветра и кокосовый запах
в жарком ветре устав заползёшь в шаровое кино
и до южной ночи и предварительной боли по здесь
съешь кусочек прощания с эверестского льда на экране

Флоренция

ношу сбросив с себя и себя на ношу бросив
где-то возле вокзала я жду когда срастётся в уме
с фиренце флоренция цветочным орнаментом
зарастает она и перед лицом дель фиоре
уффици отваливается ненужным
зёрнышком лицо туриста роняя в упругую почву,
его рюкзак и консервы "артишок для туриста".

утираясь, ориентируясь по круглому боку купола брунеллески,
я ищу отель "полярная звезда", но здесь принято,
что 666 следует за 17, а 3 — за 12. зарастающий ум
отказывается думать о чём-то кроме дель фиоре. цветы. цветы.

сбросив ношу с себя в отеле "звезда голливуда", в круглой утробе
дель фиоре ставишь ступни на поперечные рёбра ступени
проводя рукой по бетону и вдыхая чьи-то чёрные волосы
усталые ноги впереди под юбкой она тоже хочет вверх
прочь от адских пыток огнём я смотрю в оконце с монету на город
и по продольным рёбрам дель фиоре дважды в уме съезжаю вниз.

Самарканд

золотые животные сплетают длинные язычки со спиралью носка
позолоченной туфли без задника к пятам регистана
(к сине-зелёным кусочкам нежным как шёлк у могилы тимура)
к бордовой парче над стелькой к ногам припадает
грязно-белой чалмой человеческий карлик — пустой мираж —

(это солнечный удар. бульон из трёх куриц — в стеснённую грудь;
несверлёный жемчуг вдруг нанизан на боль — из шёлка
наложницы в брюках в разлуке дурнеют и свойства их изменяются.
так случается в тысячу первый раз — но мне семь и я помню —
жёсткой лепёшки обрывок в седой руке негорящий огонь

бред и женское золото и синие жилки биби-ханым
под кишлачные запахи фруктов опрокинуто небо — восток —
небо разбитое агалычкой и нецелый висок от удара лучом
детскими пальцами чашка с бульоном в больную постель опрокинута
(горной речкой скачет по рёбрам сжигая трещину выжигая)

я смотрю как под ве́ками синие пляшут тени: чайная роза в апреле
далеко высоко потолок над пучком старых ломких волос
шерстью голоса раздирая мой жар кто-то в руку мне
сыплет дикие зёрна из тыковки — кровь разверзается
чёрный сон оттесняет синий и до утра я смотрю в щель
астролябии — улугбек видит звёзды.) драконы спят в глине

под халатом: туфля плавится. улугбек ныряет в арык.
в небе всходит красный тандыр — это утро.

Прага

собор святого безумия
вита кафка галантерея до сих пор
замок как чёрное небо без ночи
и огни под мостом
жернова гулко мелют блестящую воду.
в линзу льёт отголосок корявой церковной стены
и лестница медленно ставит большие ступени
поднимаясь во мне до обрыва в чёрно-зелёную день
автобусом пахнет бензином и взгляд в котловину ощупает
зимние почки набухших цветов и задумчиво статую
с бородой крестом и мечом отец и птица прости папа я птица
и живыми цветами в кружке тёмного пива

Из цикла «НАИВНЫЕ МАКАБРЫ»

камни заговорят

вот стоит на погосте
не шелохнется мышь
шелестит лишь губами
слышишь? слышишь? проснись
только серая статуя скорбно
набекрень и нахмуренно крестится...
чтобы камни ожили? — окстись —
среднерусская плоская мышь

изделие

и я качусь катушкой безыгольной!
на тонкой ножке
деревянно покачнусь
с меня рвёт ветер пряжу — больно —
как мышку кошки руки
меня мнут

а я бегом — а реки всё текут —
бездомные живут!
клубки не умирают!
и вещи тянут нить и сами её рвут...

гори, звезда

на дне скудельного ведра
неловко
пальцем
тычет тычет
какой-то звездочёт навычет
считает — не напересчёт
сукно касается бедра
вот звездолёт
вот остановка:
— Не думал, братья, я тогда,
Что с нас шальной кометой взыщут!

лубок

вот к лисе подбирается волк
у лисы на носу кто-то ест колбасу
а она не возьмёт того в толк:

её толк недалёк,
низок узкий лобок
и покат её носик-носок.

кто там кто на носу?
по сусекам в лесу
покатился крутой колобок
с боку набок и вбок,
не с торца на лобок:
колобок не похож на лису
у него нет лобка
только в самом низу
кособочится корка слегка!

яго

золотой телёнок
под моим окном
сосчитал копеечку
подмахнул пером:

курочку-цыплёнка,
круг, квадрат, овал,
угол, дом, ребёнка —
всех пересчитал.

золотой телёнок!
пожалей дитятю!
спит кащей в пелёнках,
я сейчас заплачу:
забирай всю сдачу,
подсчитай долги,
но оставь кащеюшку
в руках бабы яги!

Из цикла «Шварцвальд»

божья коровка

позолоченная печка
выпеки мне человечка
с четырьмя руками
с четырьмя ногами
с мокрым пеплом вместо глаз
на носу противогаз
назову его Анри
умри, замри, отомри

приговор

верхом на лошади
едет офицер
может быть, просит пощады
унтер-офицер
у свода
или у арки закона

только дверь закрывается
за конской спиной
застрелилась арка
острый свод кончается
есть в законе помарка
есть закон за стеной

гимн

пройди гроза,
ворона пролети бесшумно,
нацелясь в небо, и за ней-то
в дыру всё провались сквозь землю:

— а из озера снег шёл,
на лугу облако лежало,
небо травой покрылось,
всем птицам весна.