Романс-черновик

Вам
(из песни выкинуто слово
а не имя)
а
не выходке зари!
синею
улыбкой обезьяньей
обернусь
из выбитой
двери

чтобы
(вымарано «чтобы»)
смотрят люди!
вся
какою (неразборчиво) спала

с равнодушием
прикрыла груди
и
лицом к стене
легла

всё!
теперь веди меня
чумазый
вашему
хвалёному стрелку

нет
не всё
ещё припев:
два раза
самую — пожалуйста — строку.

Ораниенбаум

В Садах Железных Апельсинов
в Садах Аллаха
у встречной гибели мы как пройти спросили
«Да шли б вы на...»
а право мы на бис и браво
как рисково
пошли красиво
оскома правда и отрава
от
ваших апельсинов

в Садах Железных Апельсинов
от каждой пули слева
равны примерно и отличны перспективы
на память и на славу
но мы
бессмертны
уходили от пуль танцуя
примерно вправо
но мы себе не находили
ни памяти ни славы

и я прошу вас не поверьте
рай пули с краю
никто вам не сулил блаженной лёгкой смерти
ну а про жизнь вообще наврали
мы
кислоту во рту месили
полусонно
с чёрным эхом
в Садах Железных Апельсинов
в ночных Садах Аллаха

и вот я снюсь себе живой и сильный
как снился бы чужому сыну
что я с лицом войны иду под небом тёмно-синим
через Сады Железных Апельсинов
в аллеях лунных ужаса и страха
в своём мундире драном
и
то ли звёзды там смердят то ли в прорехах
оранжевых дерев
зияют раны

айда
в Сады Железных Апельсинов
яалла! встали
туда где лезут борозды от сока по щетине
проказа на металле
ах нагулялись мы красиво
и спасибо
я повторяю
В Садах Железных Апельсинов
бессмертья с краю.

Сестра-собака

                                     Л.

I

Вывинтиться если
из-под
солёной воды
лимба

либо
плашмя уже
как на
палубе рыба

всё одно
мы тоже сидим и сестра собака
с видом на облако неба в Акко
на фотографии инвалида

II

всё равно
потом
с видом
не иначе как ртом в подушку

на
карачках
сам пустоголовый зрячий и равнодушный
а клево

мы
ещё вспомним самый тот ещё ресторанчик
помяни помяни
моё слово

III

из
нутра капюшона мордочка симпатяги
с визгом оглашенным не могу больше вылетает вперёд когтями
в бедную птичку

как бы как
ни моргали точно резкость ни наводили
на
кось

открыть кавычки вспышка закрыть кавычки
фокус
точка куда не съезжаются параллели
Акко конец недели

IV

помяни помяни помяни
осталось
всего ничего
малость

самое
небо облака неба
и
где душа там полость

что
строго говоря едино
по мнению
инвалида строгого господина

V

помяни меня ладно сестра собака
краем лая
и довольно
на рыбный ветр зимний

только
оно
не больно
Акко

а как-то культю стругаю
как-то не слишком больно
то ли зима то ли
анестезия

VI

культю стругаю шиш на торце вырезаю
уже хорошо
шиш
как настоящий

а болит
да
разве боль
шевелится на скатёрке лёгкая как шелуха салаки

на
фотографии инвалида самый
тот ещё ресторанчик
флаги

VII

помяни сестра помяни
су́чка
вида моего
самка

меня меня меня
подробно
и
поимённо

покамест в проломы неба лезет бритолобое солнце на крепость в проёмы
памяти Акко:
слёзы слава музыка
и знамёна.

Из книги
«Жизнеописание, составленное им самим: Черновики романа»

I

Михаэль бен Шмуэль
зихроно ле враха*
родился в одна тысяча девятьсот пятидесятом году от Эр. Ха.
то есть от
рождения Чудовища из Вифлеема как сформулировал Йетс
между прочим тоже изрядный мастер стиха
таким образом
Михаил Генделев христианнейшую в живых не застал войну
в которой
зато
принял участие Генделева отец
которому
в честь войны оторвало обе ноги в длину
что не помешало дурацкому инвалиду жизнь положить труду
которой страны
которой и на карте-то больше нет
а так дымы
чего младенец Михаил не имел в виду
из
маточной красной тьмы рождаясь
на отчий свет

II

У
мальчика в детстве дайте ре минор
с хорошую кошку еврейчика
царского не хватало в сущности пустячка
каковой Эдипу презентовал Сигизмунд
комплекса
персонифицированного на женского рода нацию
унд
я же сказал ре минор мужского рода народ
от чего с младых когтей идиот был вынужден выказать способности
к
сочиненью пенью вранью
на
разные и прекрасные голоса
и он инстинктивно приняв то положение выи и челюсти что русский язык
как орган торчит наружу вылизывать иудейские небеса
зане
и понёс и носил язык на плече
сонно путал рассвет и закат и почём зря хлестал на дворе что есть такое слово заря
а потом семь городов спорили родился ли он вообще
собственно говоря

III

года в три
не позднее позднее исключено
в отличном в зимнем в адмиралтейском как
в колонном небе выше чем прожектора́
выше собора купола и города потолка
он
увидел пролом в тверди величиной
что в проёме роились ангелы как мошкара
ниже перелетая по поручениям или что-то чиня
а выше густел их рой золотой уже
или
строясь стояли столбы
лёгкого
нет дальше не разглядеть
огня
там на втором там
за коркою неба
головокружительном этаже
чего
не замечали папа мама сестра в санях
ах которой сестры никогда не было у меня

IV

наш активист в школе не успевал
исподтишка
к хору-девочек-и-балет в для девочек туалет
интерес к щёлкам одолевал так что гудела от хлора выпученная голова
смущена результатами самодельного зренья и восхищена
на злом ингерманландском закате гудела ну и строка
на ингерманландском закате ветра вон вам ещё строка
на ингерманландском на
ладно
в дельте реки ветру
в городе в котором я уже не умру
который город Петров о ту пору являл собой
дровяные являл дворы
на Охте гоняли плоты и речку было перебежать не финт
в рисовальных классах скрипел оскальзываясь графит
между рам полуподвалов бедные в вату клали ёлочные шары
но
витрины винных отделов отбрасывали на снег свет ярче чем вся жизнь потом твоя Михаил
снегоуборочные машины с линий снюхивали кокаин
крой выходной одежды был не форменный но уставной
жизнь состоит из детства и всей остальной

V

взял бы да и заспал сном гримасничая к стене
отрочество
в ночь с ноября на март
но что-то строк печальных не смывается им
как в испарине
проницал один лирический бакенбард
здесь
в эпицентре койки вертя башкой
сел
как-то слишком сел как-то слишком в срок как-то слишком вдруг
всё же не флакон с пробной Москвой с флажком демонстрация с петушком
а дошкольная бормашина браво в красном мозгу корунд
браво голубь мира на сквозняке словно мошонка нахохлившаяся к зиме
браво подлодка в говне мазута голая как утопленница напрыгнуть на парапет
бис пунктир первого из мотыльков полёта разваливающегося в уме
уже не мигая вслед
сейчас хорошо б риторически где же оно там совсем одичав
в каком таком коконе и вовне
как диагноз оно югенд-отрочество моё сидит
озираясь на персонал отделения и врача и на вообще дроча
с алым галстуком на груди верней на подрагивающей спине

VI

на переднике П. соски фальцет переводили в сап
вернее в сип
а П. уступила почти запустить в труса где волоса
в Большой советской энциклопедии на букву онанизм стояло слово аборт
хорошистки начали пропускать физкультуру не говоря про спорт
но от солнца наискосок в яблонях вышел однажды в сентябрьский сад
защищая глаза плечом
и от солнца наискосок в яблонях и
стал
как
над собою над
причём утираться не видя надобности потому что смертен и обречён
да смертен и обречён да
и с червивым сердцем и солнце голое в яблонях и умрёт и помочь ничем
а когда наконец дали звук он услышал страшный как вздох аккорд
сквозь помехи электрички которая шла на город
чем и отложило уши и раздёрнулся колокол воздуха балдахин
прямо в тамбуре выдал горлом чудовищные стихи
избегая глагольных рифм мир сдрейфовав и рим
придумал наречье невъебенно и сам полюбил за шик
в тот же день пырнули в парадной сча́стливо был зашит

VII

про всадников сокрытолицых приснился и стал навязчиво сниться сон
убитый как отдаёт до зубов коренных на рыси песок
пред пустынным рассветом света неба озноба потеющего виноградной росой
как с полоскающим клёкотом в ничего и сейчас будет рифма в горле
в верблюжьем высоком седле назад западая раскинувши рукава и визжа
он тяжёлый отряд ведёт на за ближайшим барханом
город
где как детей он скажет сонных вырезать горожан
рассказал
сон П. дежурно прижав к липкой клеёнке всё ж незабудчатого стола
к ошеломления Лидка как была чуть присела раздвинулась и дала
плохо воображаю сейчас фигурантку сегодня в виде каком и холм
но этот от
тот
почти огромный рунный рыжий кислый её хохол
а под
гарцевал опоённый под непроницательный взгляд отца
со временем выяснилось что цапнул трихомонеллёз
но стервец набитый надо же тугостию самца
лез тукал копытцами хоть
Лидка кобенилась новый раз

VIII

не
любил
изучал медицину как под утро морду любовницы впрок
а чего
позёмка да стрептоцид бинт цинк суицид травяной покров
никогда не любил Россию
пролетарка сама приходила в отгулы из слободы
Господи
что я знал тогда про железные
апельсиновые сады
а
любил
до
на́ тебе на
а
потом
отрави
тяжёлозвонкое скаканье по потрясённой два эн вот именно мостовой
и да
красотку со стаканом с морозцу потом обернувшуюся вдовой
и да высунуть в великоросса двойное жало своё с канавкою до крови

IX

А
любил
ещё регулярные парки на брегах чёрной воды
хотя что я знал тогда про прострельные апельсиновые сады
а ещё любил
сизое дворянство друзей
когда небессмертных бессонных
с чем
он
и считал душу чем-то вроде пара в пространстве и музыка дует в щель
то есть
в генетике дрозофилы главное что
а главное пустяки главное
чтобы крылышки из слюды
то есть
предметом для философии он гештальт полагал всерьёз
то есть
когда кончаются папиросы дым истончается папирос
впрочем
Господи
что я знал тогда про апельсиновые сады

_______________________
* Зихроно ле враха (иврит) — «благословенная память», принятая форма поминания в еврейской традиции.

Чёрный мёд Орфей тополиный пух

А
что не врут
что туда идут в затылок
и каждый
себе поводырь

что
там вокруг
даже не пустыня
а хуже того
пустырь

а правда
что душа
когда собой ведома
то
ветка дыма в руке

и
шёпот в ушах
глубокий шёпот дома
дома
окном к реке.

И как записать
что
если был любим
то и
в ад убыл сам

зачем там
в аду
пух тополиный
пух
в волосах.

Пух в волосах
ты зевающий от астмы
не пел ты в аду
а
губы сосал!

и
праздничный и страшный
рот твой
в
меду!

Так
гонят стада
и
лба не поднявши
путём пеших стад

дорогою в ад
не
не обольщаясь даже
что эта дорога
в ад

Орфей а Орфей
что
правда
смерть блондинка
а Орфей

Орфей а Орфей
где
Эвридика
где
твой трофей

Орфей а Орфей да глазами ли своими
ты видел её саму
вслепую с тех пор её ты шепчешь имя
имя
тебе к чему

Орфей а Орфей
а вдруг она родит
там
бывших
твоих детей

зрячих
детей
родит Эвридика
там
в темноте

только
вот что Орфей
она разлюбила дикий
нагорный
мёд

Орфей а Орфей
где
Эвридика
кто же в аду
поёт

смотри
стоишь
сам
сам
слепой в себе счастливый

и
губы
в
меду
ах

ах
и губы в меду
и пух тополиный
пух
в волосах!

Гимн

I

Ну
Боже Ты мой
Ты
крут
Порука Ты и Рука над Всем
Предвечный
Сержант израиля
Грудь
Твоя
колесом

II

кстати что кстати
катит
война
где нам ополчаться а Ты Военспец
и
если я правильно понял
нам
вот
именно
Молодец!

III

Что
Господи
Ты за Зверь
Сам
Самоед от Своих потерь
Ты есть
будь здоров от Своих даров
падали
полный
Рот

IV

а судья
Жид ты Судия
Самосуд на Свой на Самонарод
народ по верёвочке Твой бежит
не от
от и до
а наоборот
а бздынь что струна дребезжит едва
звать на публике надлежит
гармонией существова

V

Существо
Он Надмирное Он
говорит
в Нём
мы и живём
на манер аскарид
а кому
отпад как крутой закат
например
во облаках горит

VI

ах горит закат в таких облаках
за нерукотворный что за небосклон
или
некого благодарить
или
Некого
благодарить
или
низкий тебе поклон
зрительный нерв

VII

Творец
Остроумец Ты без узды
ничего я не видел смешней
ну да
и
особенно
тонко
что
эта когда
ушла невемо куда

VIII

так что
муку
от смеха
приняв за боль
а в Натуре Ты в том числе Любовь
как я чисто натуралист
смерть
я хоть раз совершу с собой
лишь
из любопытства из

IX

Предержатель Того Что Есть Низ и Верх
на всё
Вуаля Твоя
Твой Иерусалим
номер первая верфь
прикола всякого корабля
только как бы не закричать земля
на халяву по воздусям валя
с землёю в пасти и
скоро, бля

X

знаешь Боженька
папа когда умирал
очень мучился так
что доктора
говорили папа уходит в рай
Барух мой Ата Адонай
чем чан мой
нефритовый
зла добра
и порцией через край

XI

и как червь сообщаю
ну Ты и Фрукт
Идеальный Свой Плод
сад и Падалица
что у ветки
вдруг из дырявых рук
Идеальный Плод Сам да и вывалится
предварительно правда зайдя на цель
как Бомбардировщик
над

XII

Одинокий мой
чем Ты заплёл окно
что не Ты Адонай а я так одинок
один
с Одиночеством
на
Один
о не отворачивал бы Господин
нюх
от собаки старой у ног

XIII

Аллилуйя
взгляд опусти Садист
этот
с дудкой
на дне Твоего Двора
и есть Твой покорный слуга горнист
за что архангельское ура
дай же мне Элохим как давал другим
за гораздо менее гимн
более менее серебра.

Магний

                                                                                    Мёртв месяц ав и кончился элул.

                                                                                                            Шмуэль а-Нагид *

I

Ольха
крыжовник мелкопоместный
но
видно с небес
как
облака
отдувает налево
а значит норд-вест
с залива
как пеночку с молока
от
самого места и детства действия
ещё
где не зная в себе покойника
дед Абрам
царство ему небесное
жизнью плюётся над рукомойником

II

к
железнодорожной воде на корточки
где микробы и головастики
зрение
телепается с хлястиком трепещет
как
локоть никак из курточки
с
где-то лет четырех-пяти
содержаньем
Боже ты мой!
скоро дождь на земле
и
домой идти
надо
идти домой

III

о ещё немного
вода на ощупь
чернобурая но прохладна
мы водицу эту по горлу ночью
погладим
ладно
потом
но
главное
не подпасть под грозу вне дома
дед
пожалуется нет пожалуйста
этот
о шести крылах силуэт
от
железной воды
отражается

IV

и
покуда
велосипедная улица
вся
от посверкивает до смеркается
мальчик
канавой интересуется
горячо быстро пи́сать
но
отвлекается
под пузом лапку разжать черничную
а
взор
очарованный и горячий
взор
уведя в бузину пограничную
вражеской дачи

V

однако
накрапывает
мандраж
дрожь
как ужас об цинк веранды уже
гомеопатическое драже
моих тёток
с ума посходивших что ж
во-вторых
нервы нервы
пора пора
вздор ливня пальцами по стеклу
или это
мальчик
мёртв месяц ав
и кончился наш
элул

VI

или
это я глаз не открыв сказал
ливень будет лить
а
насчёт
того что к рассвету пройдёт гроза
нечет
а
если открою
чёт
от
щеколды ключиц не
сорвать ключа
негатив засвечен свет наоборот
электрический
кислород
тухнет искру всё медленней всё волоча

VII

и
да
грохнут грома
только прежде
сад
ахнул смертельно потом взлетел
над верандой над
дабы дальше
сам
с неба
в адское место воздёрнутый
с тем
подмигни мне брат Господи
в Судный День
громом родины до́ма как до войны
с синей молнией в стёклах волной от стен
магнием бузины.

________________
* Месяцы ав и элул в еврейском календаре приблизительно соответствуют августу и июлю. Шмуэль а-Нагид — еврейский поэт XI века.

Вальс «Россия»

Глина да снег
именуемый крошево
хлебушко небушко всё по-хорошему
пёс был цепной был да цепь уворована
что ты смеёшься мудак это родина
что ты хихикаешь мой отмороженный
в склянке метил матерком припорошенный
и
областною газетой оклеено
небо над ясеневыми аллеями

а
под триумфатором конь
он только что не поёт
над триумфатором бурные хлещут знамёна
лев
двойной его герб
на задние ноги встаёт
и
орёл его гриф
и сам его профиль орлёный

под радиатором ржа это кисло железо гниёт
битый бетон Мустафа дохлый паук арматуры
хлеб
потому он и хлеб
что его Мустафа не взахлёб
угол бульвара Политкаторжан и проезда Культуры
солнышко в дождик а частик в томате а ситчик в горошины
в царских султанах двуглавые лошади
Барух Ата Адонай Элоhэйну и охрани Троеручица
угол Пелевина имени Ленина если получится

раз-два-три
под императором зверь
он только что не поёт
его багряный чепрак из стихов в государственном гимне
а в свите его человек
он
вообще
огнями блюёт
что ты смеёшься мудак
они все погибли.

Салют

1

Умру поеду поживать
где
тётка всё ещё жива

где
после дождичка в четверг
пускают фейерверк

где
вверх стоит вода Нева
оправив руки в кружева

а за
спиною рукава
на бантик или два

где
город с мясом
как пирог

пусть
на
застеленном столе

и
чем сочельник не предлог
чтобы домой навеселе

себе
родному существу
подарок к рождеству

обёртку
от медали
которую не дали

фольгу
от шоколада
привет из Ленинграда

2

и то
поеду помирать
где мамы с папою кровать

где
в алом венчики из роз
как Сталин Дед Мороз

и звон стоит от голова
круженья
света белова

и
вся хула и похвала
халва и пахлава

где
из
бенгальского огня

(Господь
не
смей перебивать)

с улыбкой
словно
у меня

(умру
поеду
заживать)

где
улыбаясь словно я
как будто улыбаюсь я

ребёнок
смотрит люто
с букетом из салюта

на плитке
шоколада
привет из Ленинграда

3

умру
поеду
поиграть

в
на белых водах
в Ленинград

где я
на эти торжества
сам вроде божества

и я
не отверну лица
в лицо поцеловать отца

вот батюшке награда
а
много и не надо

а
много и не буду
туда смотреть отсюда

сюда
на лилипута
с букетом из салюта

на плитке шоколада
привет
из Ленинграда!

К арабской речи

1.

По-русски вся любовь — ямбы лицейских фрикций
по-русски как война
иваны гасят фрицев
а
что
по-русски смерть

а
следствие она она же и причина
переживаний интересного мужчины
на улице давно в живых Елены нет моей царицы
гороха паники просыпанного
средь.

2.

Мне так хотелось бы уйти из нашей речи
уйти мучительно и не по-человечьи
а
взять горючую автопокрышку под язык
таблетку к въезду в астму Газы негасимой

когда как резаные воют муэдзины
когда так хочется убить нельзя ничем и нечем
а из-под солнца комендантского
навстречу
им
вой фрезы.

3.

И
так
горюет это сучье мясо
в зенит
закатываясь в ритме перепляса
в пелёнах с куколкой убийцы на плечах

что
ясно
куколка проклюнет покрывала
и стрекозиные разинет жвалы
йельский выученик мученик Аль-Аксы
на двух прожекторах стоять в лучах

4.

Поучимся ж у чуждого семейства
зоологической любви без фарисейства
а
чтоб
в упор
взаимности вполне

бог-Мандельштам
уже неможно обознаться
в Любви
как судорогой сводит М-16
иль выдай мне свисток в разгар судейства
иль вырви мне язык последний мне.

5.

Мне
смерть как нужно на крыльцо из нашей речи
хоть по нужде хоть блеяньем овечьим
зубами
выговорить в кислород
желание Война!

на языке не что висит из горла
и был раздвоен был глаголом горним
но
языке на том
чья тишина во рту у смерча
или пред музыкою будто не она.

6.

И я
живой в виду теракта на базаре
ещё в своём уме как в стеклотаре
из речи выхожу
не возвратиться
чтоб

о да:
«Адам, я вижу твой заросший шёрсткой лобик твари,
и Еву, из числа пятнистых антилоп», —
ау! мой страшный брат Абу-ль-Ала слепец был Аль-Маари
и
мизантроп.

7.

А вот и я у рынка на коленях
и
пар шахида пар
до уровня еврейских выделений
тел не осел
на пузыри наши и слизь

я на карачках выхожу из перевода
куда
«... поплыл в разрывах ветра воздух имбиря и мёда,
и ливня жемчуга́ вниз ниспадают с небосвода», —
как написал
тысячелетний гений Ибн Хамдис.

8.

Но
Смерть
припрыгав
как бессмысленная птица
в последний раз в последний разум мой глядится
и выводок её пускай щебечет там

я ухожу из нашей речи не проснуться
бог-Мандельштам!
куда же мне вернуться
«звук сузился, слова шипят»
куда мне возвратиться
бог-Мандельштам.

9—10.

Так вот
поэзия:
«на русском языке последнем мне
я думаю
(я так писал)
что по себе есть сами

любовь война и смерть
как
не
предлог
для простодушных описаний
в повествовании о тьме и тишине», —

так вот
я
думаю
что
стоя перед псами
в молчаньи тигра есть ответ брехне

и
предвкушение
клыки разводит сладко мне
не
трудной
крови под усами.