* * *Херсонес золотой: развалины храма, жасмин и пчёлы,
мёд из глиняной чашки, лампады, ладан, монеты,
мой язык менялся, я сам выходил из моды,
не соблюдая с Климентом пятницу или среду.
Наш язык менялся: даки, славяне, греки
(особенно много греков в этом граде каменотёсов),
мы покупаем в лавке масло, вино, орехи,
на наше с тобой сожительство юноши смотрят косо,
а мы просто келейники, молитвенники по случаю,
может быть, и любовники (но только в духовном смысле),
ты призывал к прощению, я призывал к оружию,
этим и послужили, каждый как мог, отчизне.
Климент, Климент, ты смешной, не от мира сего, нездешний,
глаза голубые чистые, плавает ум в Завете,
я подарю тебе голубя или нарву черешни,
я никогда не забуду глаза голубые эти.
Герои русской прозы
Пригожие поварихи и развратные женщины,
сентиментальные путешественники, адресаты писем,
неимущие князья, помещики средней руки
(скучающие коптители неба)
чувствительные и легкомысленные провинциальные девушки,
чистые юноши, дворяне, отъявленные негодяи,
масоны, актрисы и монахини,
загадочные незнакомки и таинственные вдовы,
подполковники, подверженные страстям и заблуждениям,
помещики, двуличные чиновники-взяточники,
какие-то тётушки-благодетельницы,
капитаны-исправники, пьяницы, игроки и моты,
мещане с канарейками под иконами,
старые генералы, влюбляющиеся в молоденьких,
экономки, дурочки и дурнушки,
отставные солдаты, священники, ротмистры,
образованные и приятные мошенники,
кузины, московские кокетки,
квартальные надзиратели, любители театров,
претенденты на наследство, делопроизводители,
ростовщики, преданные слуги,
колдуны и разбойники, набожные женщины,
кабинет-министры, обер-егермейстеры при дворе,
именитые бояре, хитрые царедворцы,
генерал-адъютанты, вице-канцлеры, фельдмаршалы,
премьер-майоры из симбирской деревни,
кавказские пленницы и пленники,
цыганки, придворные поэты,
беглые каторжники, ротмистры гусарских полков,
педантичные немцы, штабс-капитаны, пожилые вояки,
светские красавицы с маменьками,
вежливые коллежские советники приятной наружности,
глуповатые лакеи, кучеры, любители водки и разговоров,
губернаторы, почтмейстеры, председатели гражданской палаты
(все заядлые картёжники),
купцы и миллионеры,
отставные генерал-майоры с недалёкими жёнами,
крепостные дворовые любовницы,
честные уездные лекари, хитрые француженки-приживалки,
тётки с независимым нравом,
болезненные тонкие юноши, страдающие чахоткой,
юродивые, блаженные и карлицы,
грубые купеческие сыновья с широкой душою,
обесчещенные опекунами страдающие натуры,
вздорные генеральские вдовы,
люди со связями и положением,
музицирующие художницы,
рассудительные весёлые сёстры,
лидеры левых настроений, основательные мыслители,
престарелые фрейлины, экзальтированные натуры,
вечные студенты, гувернёры и горничные,
незаконнорождённые развращённые девицы,
старообрядцы, плотники, приказчики,
либеральные профессора,
самоотверженные протоиереи и дьяконы,
акцизные эмансипированные чиновницы
с революционными убеждениями,
бесхарактерные князья, ветреные и влюбчивые,
потомственные дворяне, сидящие в деревне,
гимназические учителя с сожительницами,
товарищи по бильярду, картам и выпивке,
благонравные старушки,
женственные стеснительные гимназисты,
просто люди свободных убеждений,
поручики и ротмистры с лобовым юмором,
студенты, сосланные за партийную деятельность,
нигилисты длинноволосые, грязные,
развратные петербургские чиновники,
сенаторы, революционеры-террористы,
провокаторы из охранки,
купеческие сыновья на стороне революции,
беспощадные и жестокие большевики, кожаные красавцы,
рабочие, надутые самогоном,
идейные сапожники,
советские барышни, ежемесячно делающие аборты,
влюблённые анархисты-коммунары,
болтающиеся без дела молодые люди, приживальщики,
неудачники-философы, работающие в общепите,
публицисты, драматурги, писатели,
политические деятели,
министры Временного Правительства,
участники народнического движения,
футуристы, инженеры, библиофилы и лётчики,
литературные критики, оперные певицы,
великие комбинаторы, плуты, советские жулики,
агрономши, провизоры, завхозы,
слесари-интеллигенты, продавцы спичек,
архивариусы, председатели Старкомхоза,
фанатики трамвайного движения, бывшие дворяне,
молодожёны в общежитиях,
сочинители куплетов и подписей к карикатурам,
советские борзописцы, сочинители-графоманы,
работники авангардистского театра,
бродяги и отшельники, метеорологи,
комсомолки, планеристки, энтузиастки,
лейтенанты, матросы, пулемётчицы,
корректоры, переводчики, водолазы, археологи,
большевики, командиры кораблей,
усыновлённые сироты, крестьяне, мастера на все руки,
рабочие-коммунисты, уполномоченные из района,
попы-расстриги, красные бойцы и командиры,
бывшие анархисты, бывшие офицеры Белой армии,
борцы с мещанством, безбожники, атеисты,
шахматисты, интеллигенты в третьем поколении,
евреи-социалисты, рабочие парни-гуляки,
сыновья железнодорожников,
редакторы толстых журналов, беллетристы,
купеческие сироты, финдиректора, администраторы,
бухгалтеры, склочники-обыватели,
фельдшерицы, врачи-психиатры,
наушники и доносчики, чекисты и домработницы,
простоватые казаки, вставшие на сторону красных,
хуторская беднота, машинисты, знахарки,
красные командиры, комиссары и комиссарши,
боевые товарищи, начальники штабов, командиры батальона,
пропустившие свою смерть эмигранты,
рассеянные учёные-биологи, вечные неудачники,
хозяева явочных квартир, дипломаты,
доценты-филологи, бывшие коммунисты,
физики, математики, инженеры,
работяги со сложной судьбой, аспирантки,
правозащитники, диссиденты,
бизнесмены, бандиты, убийцы, нищие люди...
* * *
Ты мой медвежонок, заштопанный плюш,
глаза в серебре,
с гвоздикою терпкой рождественский пунш
дымил на столе, я знаю: из этих елабуг-ветлуг
уедут не все,
в нагрудном кармане билет в Петербург
приятно хрустел, мы выпили крепко под этот мороз
и сладкий пирог,
на улицах мы целовались взасос,
упали в сугроб, к горячему телу почти примерзал
солдатский ремень,
и город был тёмен, и вечер был мал
в такую метель, с картонными звёздами колядовать
шли дети толпой,
у храма на джипы садилась братва
с усмешкой кривой, взрывались петарды, пугая собак,
свистели огни,
и дембельский поезд как пьяный барак
стучал из Чечни, о тёплом и женском мечталось под стук
чумной солдатне,
любимое имя с обветренных губ
срывалось во сне. Подросток прыщавый (все губы в вине) -
полковничий сын,
в чуланчике тёмном на заднем дворе
с цыганкой блудил, она разложила на юбке цветной
старинный пасьянс:
вот лет через десять ему в дальнобой,
разбитый КамАЗ, и кольца звенели (с пожаром рубин,
турецкий отлив),
с облупленным лаком все руки в крови,
плач оперных див, потом повалились на старый диван,
и булькал кальян,
скрипели пружины, подбрасывая
его к небесам.... Осыпется ёлка сухою иглой,
растает звезда,
ты скажешь: - А можно, я буду с тобой,
с тобой навсегда?
Блаженный Птицыч
1.Блаженный Птицыч папироску мусолит,
рукавом фуфайки занюхивает самогонку,
хлебный мякиш катает в пальцах,
пора снег разгребать на оптовой базе...
Серёга уже движок прогревает на МАЗе. Я вижу его Бернадоттом на шведском престоле,
ликёр тончайший с веткой жасмина подношу на подносе тяжёлом,
галантно кланяюсь, встряхивая шевелюрой,
блаженный Птицыч пьёт за зимним завтраком в оранжерее,
на арфе играет Ингрид,
Юхан читает Аугсбургское исповедание веры.
На крыше собора в это время сидели химеры. Блаженный Птицыч в своей сторожке околеет скоро,
замёрзнет - и лапки кверху, посинеет от самогонки,
он и снег-то уже разгребать не может,
в груди чахотка горит, и звенят медали.
Снега-то вон навалило почти до крыши.
Господи, покрой землю снежком -
чтобы никто не ездил и не ходил пешком! Я в газете ему приносил еду какую-то,
пили, конечно, а что ещё делать на обочине земной жизни?
Деньги все куры склевали, я уж не помню, как они выглядят,
а может, сейчас они вообще поменялись на керенки,
с Птицычем летом берёзу кудряву ломали, сдавали на веники
(по пятёрке за веник платили в бане №5).
Птицыч, я иду тебя искать. В ларьке мои деньги на свет проверяет Наташка
и левую водку даёт за левые, видимо, деньги.
Господи, благослови нам ястие и питие,
да поскорее закончить земное бытие. Блаженный Птицыч умиротворяется, умащённый елеем,
Серёге стучит в окно: «Заходи, обогреем!»
(веник ему, что ли, подарить, чтоб напарился в бане?)
Нет, пора умирать.
Но ангелы не прилетали. - Вы тут ангелов не видели часом? -
спрашиваю у мальчика с контрабасом.
- Извините, тут ангелы не пролетали? -
спрашиваю самогонщицу Галю... - Странно, Птицыч, вроде с тобой не монахи,
обет нестяжания не давали, а денег нету,
девственники к тому же, если смотреть не строго,
значит, наши молитвы почти у Бога...
К тому же томимы болезнями и скорбями,
в моргах холодных такие лежат штабелями. Блаженный Птицыч, глаза повыцвели и слезятся,
дужка очков перемотана изолентой,
кошка драная бегает, жрать просит,
Господи, куда нас опять заносит? Паяй с канифолью транзистор, чини свой примус,
вот я книжку тебе принёс: Сергей Александрович Нилус. 2.Блаженный Птицыч, накрой на стол - точней, на газетку:
вот грибочки солёные есть, есть горилка с мороза,
пусть проза станет поэзией, а поэзия прозой,
и если деньги кончились, то можно ждать только деда Мороза
(или Санта-Клауса с гуманитарной помощью,
с капельницей, кислородной подушкой и «скорой помощью»), хотя кому мы нужны, блаженный Птицыч,
каждая слеза на морозе звездой на небе становится,
Александр Сергеич умер, что-то и мне нездоровится,
и февраль икону бисером вышивает...
Скоро уже начнётся война с Китаем. Наш сюжет называется: «В ожиданье антихриста»,
давай кофейку заварим, закурим «Приму»,
завтра тебе принесу тараньки к пиву,
оперные дивы поют в метелях заливисто,
и коммунисты в аду подхватывают хором,
Николай Угодник идёт по городу ночным дозором. Страшно жить в этих метелях - холодно, одиноко,
но всё рассматривает Господне око:
всё взвешивается, оценивается беспристрастно,
всё умаляется лампадное масло,
кипарисом пахнет, Грецией, кофий на заре
подают паломникам в Пантелеймоновом монастыре,
а Путина-то на Афон не пустила Богородица. Ночные бинокли. Оптика заморожена.
Гробы сухие, холодные.
Музыки не положено.
Пиджачок на костях засаленный.
Медали ржавые.
Были мужики молодые, а теперь моложавые. Очки запотели у Птицыча, дужка висит на липочке,
и музыка страшная летит из репродуктора.
Таракан побежал по газете. 3.Птицыч, Птицыч, пёрышки опадают,
иней на ресницах, больные веки.
Клавиши разбитые западают.
Душа подумывает о побеге. А куда убежишь-то в тайгу такую?
В снега такие, в такие сроки?
Господь и милует, и взыскует,
так что полегче на повороте. Студент какой-нибудь от любви несчастной
ширнётся дозою золотою,
такая наглая смерть зубаста -
с карцангом ржавым, с бензопилою. Птицыч, плесни грамм сто
в кружку побитую эмалевую.
Я отчаливаю. 4.Люди уходят от света на свет.
Я ухожу в интернет. Птицыч, золотой снег так медленно падает,
рыбий жир фонарей на окнах плавится,
Александр Сергеевич нам тихо кланяется,
сердце чему-то радуется. Сердце радуется, что жизнь вечная,
что Христос воскрес воистину,
песенка сочиняется какая-то беспечная
от Хемницера к Веневитинову, розу дам всё-таки Державину,
Тютчеву не стрекозу, а ласточку,
стакан налью Станиславу Куняеву,
а тебе, Птицыч, - волшебную палочку в футляре бархатном, с медными замочками,
найденную на блошином рынке в Англии,
посмотришь как бы сквозь скважину замочную:
звёзды морозные, церкви да ангелы... На сердце аромат святоотеческий -
черёмуховый, и птичьи трели,
пахнет самоваром да печкою,
и картина Саврасова «Грачи прилетели». Скоро Рождество, Птицыч.
|
