Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Антологии
TOP 10
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Освобождённый Улисс

Современная русская поэзия за пределами России напечатать
  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  
Наталья Бельченко

* * *

Шестнадцатым кеглем. Седьмого числа.
И шрифт его был Гарамон.
И, словно звезда, его берегла
Строка, под которой он
Родился, пространство собой сверстав.
Читатель, привет, салют.
А голос — Магритт, и манит из трав,
Где птицы его растут.


* * *

Как СПб, хочу смотреть
На всё спокойно и людимо.
Когда себя проходишь мимо,
Приятно возвращаться впредь.

Среди домов и прочих сил,
Плечом к плечу удочерённых,
Мне не хватает камертона,
Который бы опять пронзил.

Который бы меня признал
И, амулетно охраняя,
Поверил, что и я такая:
Улыбка, улица, вокзал.


* * *

Я больше не хочу уметь читать
Один и тот же свой словарь запасный
(Как «выход» на троллейбусном стекле).
Испытывать отчаянье и страх.
Желанье выброситься в то окошко,
В которое сам только что влезал.
Теперь оно закрыто, даже слишком.
Но можно, правда, отраженье косо
Просунуть из него — запас словарный —
В почтовый ящик жизни. На. Держи.


* * *

Есть сумерки в любом квартале. Здесь
Есть сумерки. Их больше, чем обычно
В любом другом. И солнечная взвесь
Как лес прозрачна, как стена — кирпична.
Эфирных масел маски примерял
Закатный ветер — слипшиеся маски
Цветочных мумий. Вечный маргинал,
Закат заходит к нам по-фортинбрасски:
Когда уже всё кончено. И дом
Нас принимает за других. Люблю я,
Когда, необъясним и невесом,
Он выбирает форму поцелуя.


Из цикла «Deutsche Vita»

И жаль мне стало узнаванья
Не выразимого тобой.
Я замечаю, что в изъяне
Воспоминания — пароль,

С которым переходят вброд
Не только Лету, но и Шпрее.
Из-под Стены берлинской болт
Я унести всегда сумею.

То самое копьё Лонгина
Из тела спящего Берлина,
Своё стебельчатое «здесь»,

Фрагмент причудливого пира,
Где подаётся без гарнира
Ландшафт и лира, дар и весть.


* * *

Чужие города... но если не
Протягивать руки и быть собою,
То даже кровь на белой простыне
Могла бы показаться голубою.

Ещё вспугнуть живой исподний слой
Умелая ладошка не успеет,
А уж опять объявлен выходной
И в памяти нахохлились трофеи:

Чужие письма, улицы, соблазн —
Коррозия надежды покаянной.
Проверенный испытанный оргазм
Когда-нибудь закончится нирваной.


* * *

Хамелеон мне друг,
Но радуга дороже:
В ней — бесконечный цвет
И безначальный звон.
Охотник и фазан
Сошлись на нашей коже.
Синопсис открывай,
Мой друг хамелеон.
Прекрасный ресторан:
Под блюда мимикрируй
И возвращайся вмиг
В исходные тона.
Кармин, Кармен, Карман...
Повремени с кумиром —
Пускай войдут в меню
Другие имена.


* * *

Под книжной обложкой помятой —
Интимные части сюжета.
Читатель не знает расплаты
За прелесть промискуитета.

Уеду в твоё Запарижье,
Своё Запорожье забуду —
Что может быть гаже и ближе
В продажную эту минуту?

Не улицы ль вышли из строя
В пивную весеннюю мокрядь.
Так сладко читается стоя,
Что можно руками потрогать.


* * *

На окраине южной у Лысой горы
Облепиха растёт, барбарис.
А на Северном кладбище — Зоя внутри,
Означает по-гречески «жизнь».

Столь избыточно имя, что тело ушло,
Возвращая суглинку тепло.
Груб, наверное, был в ряд поставленный гроб.
Экскаватор траншею разгрёб.

Неизвестные люди хоронятся тут
И букеты сюда не несут.

Лучше было бы тенью над Лысой горой
Сквозь туман пробираться порой,
Лыбедь вброд перейдя, собирать барбарис,
Поклониться, родиться «на бис».


* * *

                     Дано мне тело, что мне делать с ним?

                                                                    О.М.

Я телу дан. Оно меня берёт.
Пускает в оборот и в обиход.
Который год меня сидит, стоит.
Оно мне придаёт приличный вид.

Оно меня за нос ведёт, за рот —
Когда я говорю. Оно умрёт,
Но прежде позабавится со мной,
Отыгрывая волю и покой.

Да, несвобода небосвода в нём.
Ты, тело, анаграмма, палиндром,
Ты кожа, кровь, железо и белок,
Скатологический ты каталог.

Ну, чем ещё тебя достать-воспеть?
Во все глаза мне из тебя смотреть,
Пока в теченье нескольких минут
Тобой земное лоно не заткнут.


* * *

В детстве воздух морозом пах,
И душа говорила ах!
Приблудившись к нему и в нём
Заполняя любой объём.

В детстве почерк и щёки кру́глы,
И душа разгребала угли
Ненаписанных дневников,
Говорящих чужих зрачков.

В душевой поспешил раздеться.
Проскользнуло по телу детство
И ушло в водосток меж ног,
А протиснуться вслед не мог.


* * *

не подступит язык к горлу
он там и так
старый год новому году
вынимает занозу из пятки
говорит наступай всё в порядке
когда-то мой папа
делал живую и мёртвую воду
с помощью электродов
помню шипенье и запах металла
вкуса не помню
должно быть не дали попробовать
какой же он
вкус жизни
истёкший из ноздреватой розетки
какой же он
вкус смерти
пузырящейся в брезентовом стакане
наверное эйнштейн пробовал
вона как победоносно
показывает язык
а мы прячем прячем
словно вопрос кусать или лизать
не в пользу последнего
лизни меня душа моя
когда мы найдём
общий язык


  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service