ХРИСТОС В ВИННОМ ПРЕССЕОстрый нож срезал гроздья, созревшие пурпуром в срок, их свалили на доски, пропахшие уксусом винным, и Отец наклонился над голым и страждущим сыном, и протянуты кружки, чтоб черпать живительный сок. ...Это, в общем, несложно — людские грехи искупать: самый грешный из них перед Господом вовсе не грешен, если выжато поле, а жёнке приспело рожать, и пудовый замок на амбарные двери навешен. Дозревают плоды: плодородье, спешащее в смерть, словно битая дичь пялит глаз свой, невинный и круглый, и к мужицким пирам наклоняется долгая Твердь, а в Псалтыри краснеют нарядные липкие буквы. В Отчей щедрости ржавой таится начало конца: лечь, как листья лежат, и не ставить пред небом условий. Над дожатой землёй снисходительно око Творца, и дрожат его ноздри от запаха жертвенной крови. Сок бормочет сквозь бочку: Опять ты покинул Господь, и румяный ягнёнок спокойно питает хозяев, и до Иосафата почиет усталая плоть, удобряя поля для фламандских крутых урожаев. Пусть на Ниву Господню навозом грехи упадут! Каждый выберет место — кто в прессе, кто около пресса. Забываются муки. В дела воплощается труд. Бремя наших грехов тарахтит по дороге прогресса. ...От попоек и нимба наутро болит голова, орды ангельских сил вспоминать уже трудно и странно, и под каждым распятьем краснеет и мокнет трава, и осенние мухи спешат на раскрытые раны. ПУСТАЯ УЛИЦА
Я иду я всё ещё иду по этой улице какая прекрасная улица и как хорошо идти по ней шуршат шины фонари пускают круги в вязком алкоголе какая прекрасная улица и какая длинная в освещённых ячейках едят ссорятся отмечают мне не понять что кричит из их магнитофонов суки с отвисшими сосцами шелестят возле мусорки но они слишком заняты чтобы подойти и обнюхать меня возня котов слаще чем шелест ветра в листьях какая прекрасная улица и какая пустынная в детстве мне казалось, что по этой улице я приду к чему-то хорошему можно выкрасить в голубой цвет волосы, но нельзя выкрасить в голубой цвет мысль во мне слишком много красного поэтому мне будет больно умереть какая прекрасная улица как пьянит её дыханье со слабым запахом гари и мусоровоза крадущиеся тени в подъездах сегодня я позволю вам украсть мою братскую любовь нежность заливает пятиэтажные небоскрёбы и теснит мне грудь как вода люди прекрасны даже в мертвенном свете семнадцати мгновений весны я благодарна за всё что со мной сделали человек может вынести всё что угодно кроме свободы я иду я кажется всё ещё иду по этой улице какая прекрасная улица и как далеко можно уйти по ней если идти всё время вперёд и вперёд Одиссей На огигии
жив вместо волн — галька и у неба твои глаза *ветки колышутся можно гадать — зверь или нимфа хотя ничего не меняет если в листве виденье осторожных ног обрисованных светом загаром ли нежной плюшевой шкуркой раздвигающих листья ты пробежала тут стать хоть кабаном не знающим слов и имён поднырнуть тебе под ноги с радостным хрюканьем о будь кем угодно хоть оливой в чёрных плодах хоть ёжиком *пухлощёкий Эол с моря дрожь и шорох в листьях — имя шорох... имя... шорох... имя... *сквозь зелень золото тела — это олень ободрал иву в золотистом лубе та же нежность та же дрожь к каждому прикосновению та же пугливая лесная душа маленькие дриады смотрят из кустов — смеются... *рот щека волосы бронзовая заколка возле уха — забытое и как ты звала меня домой когда я смолил лодку на берегу (твой мизинец как ракушка колено царапины всё забыл — всё только солнце — свет и тепло — похожее на твою улыбку) только свет только солнце сквозь веки похожее на твоё тепло *этой ночью ты любила меня сырые солёные волосы вьются как твои кудри свет ранние птицы (когда-нибудь потом ты ещё придёшь взглянуть как я плачу) и цветущий орешник скользит по темени как рука *забыть — тогда не будет тебя и слепой боли каждое утро и слепых проблесков в листьях как будто зубы блестят в невидимой улыбке и шороха лёгких шагов за спиной на который я уже привык не оборачиваться забыть тогда не будет тебя тогда ничего не будет *воды до горизонта и дольше за горизонт седобородый Тетис сторожит спасает тебя от меня и от моего голодного безумья (если бы мы встретились — что бы я сделал? заговорил? набросился? убежал прочь?) столько лет я не понимал что ты чудо какое чудо а сейчас невозможно поверить что эти пальцы когда-то касались тебя (если бы мы встретились — что бы я сделал? не узнал? испугался? умер от любви?) солёный Тетис спасающий меня от тебя и безумия старый слепой Тетис уже почти не спасающий *зацвёл боярышник может быть это привет от тебя (кажется ты любишь всё розовое) форель зашедшая в ручей на мелкое стоит и ждёт просто ждёт моих рук тихо шевеля плавниками кажется ты любила угощать меня рыбой выбирая косточки радостно смеясь когда я ловил твои пальцы и облизывал ты ведь и меня любишь любила кажется ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ МОСКВЫ В СЕНТЯБРЕ 2001 г.
новая осень — техногенная листы улетают по проводам вместо почтовых ящиков (опустевший ствол — я) кто мне первым крикнет — король голый! не глядят холодно так холодно как будто я разделась до души совсем новая техногенная осень НА ПОСЕЩЕНИЕ МОСКВЫ В МАЕ 2003 г.
Смотришь в ладони, а там — ЖИЗНЬ. Золотая, голубая, с блестящими камушками... (Лубянка, Китай-город, Третьяковская, люди, ларьки, пиво.) Пиво, которого я не хочу. Бусы, которых я не хочу. Книги, которых я не хочу. Люди, которых я не хочу. (Некоторые, кстати, весьма и весьма...) И чужие стихи — местами даже забавные. Жизнь лежит себе тихо. Пускает лучики. (Красивая штучка. Только совсем ненужная.)
|