Нестоличная литература, , Поэзия и проза регионов России

Екатеринбург


Леонид Зейгермахер

* * *

Человек ел яблочный рулет. Его соблазнительный аромат будоражил его черепную коробку. В клешнях человек держал золотые вилочки. Он улыбался каждому кусочку. Пропитанный шоколадом и ванильным сиропом, покрытый клубникой, хрустел орехами пирог. Костяной человек отражался в трех зеркалах. Сливочный кекс был очаровательный. В нем были кусочки дыни и мед. Человек ловко разрезал торт ножичком и зацепил лопаточкой. Его огромные рога заколыхались. Человек обожал именно такое великолепие – каждый кусок пирожного был именно разный. От удовольствия глаза его мертвенно загорелись. Поедая этот пирог с сотнями странных кондитерских украшений – в виде глаз, например, – он ощущал власть. Все было беззвучно и уныло-серо вокруг, но этот пирог был воистину праздничком для души. Он хрустел на зубах, как стекло ампулы, он выглядел то как пустыня, то как густой каменный кисель из домов. Его было интересно (необходимо) поедать. Из пасти человека полыхнуло огнем, и он исчез. На сцене возник желтый автобус. Старухи и контролеры, старухи с детьми, старухи и старухи. «Вы на следующей выходите?» «Передайте на компостер.» «Вам торт перевязать ленточкой?»


Больница

Она прогуливалась среди искусственных деревьев и безопасной клубники со стеклянным блеском. Плоский десертный ключ от клетки отвечал ее представлениям об учебе, она смутно припоминала вечеринки и армейский порошок в фантастических дозах. Единственный магазин, где продавали бритвы для мясников... Она пила тогда бульдожью микстуру и пританцовывала от стыда в верховной конвульсии.
Она швырнет обувь и поплачет в спальне... Она будет невежливо лежать в черноте, и будет соломенная портьера, и апельсины, и любимый соус с пузырьками. Она помнит бессонные приемы и мистические фигуры пациентов. Она обмякает в предвкушении безмятежно-червивых деньков, когда коматозное сияние солнца вытопит желтые галактики невменяемых процентов.
Дежурная сумасшедшая отметила сильную нехватку калия. Хотя она была еще неопытной, с тех пор как она переступила порог этой замечательной больницы, ее допускали в некоторые лаборатории, она смотрела отдельные кардиограммы и даже делала записи в медицинском блокноте. Она была из тех хватких куриц, которые в узкой будке социального багажника умудряются нажиться – они вначале ждут, когда пройдет дурная пора и все обойдется. Теперь она уже объявляет процедуры. Может быть, ее оставят руководительницей. Ее партнер работает тоже без эмоций – бьется над невероятным инфекционным недугом. Он запачкал свои четыре психические дольки неоновой пустотой и, сложив в кровоточащий пакет громадные вещи – этот процесс был предусмотрен, – помахал забавной вывеской, словно президент клуба, который объявляет о скором ужине.
Поиграли в сонную перекличку, глухие несчастные чудовища в своем лихорадочном полусне еще больше углубились в свои кошмарные привычки и страхи, заключенные в человеческую пижаму, как безнадежно глупая ящерица заключена в яйцо. Какой телепат заработает сегодня свой кусок мозга, свой глоточек?


Французский амбар

Институт комплектующих в 50-е годы

Один начальник часто рассуждал, насколько однообразна жизнь, а его первая лошадь физически трудилась на задах средневековой культуры, была весьма обижена происходящим и страдала от постепенно отделявшей их вечности. Она, взяв за образец заикающуюся гимназистку с провинциальной страстностью, подсознательно цеплялась за опустошающее удовольствие не нарушать его занудной гармонии.
Однако она была красавица, была уважаема, умна; ей хотелось быть похороненной в пространстве близ леса, она испытывала боль от скандинавской тупости драматургии, она в своей одаренности знала, что любовь здесь предназначена для хамства. Иногда среди обидной горячки, барахтаясь траурной застиранной тряпкой в неровных дверях беседы, она замечает лазурные брови окружающих. Ее честная эрудиция была практически классической материальной информацией, но это не мешало ей уважать пьяный маразм своего хозяина (он казался ей вежливым, и она надеялась объяснить его). Она часто мечтала, как он мягко и любезно отсылает ее на недельку на репетицию. Это казалось ей естественным началом. Она победоносно закутывалась в ближайшую встречу. Теперь она укоризненно извлекает из холодной лотерейной миски детектор пустоты и усмехается. За картонной оградой ее территории, словно на теплом случайном чердаке, обитают уверенные пассажиры и пестрят солдатские вещи. В вестибюле они находят пустые булки и, как иносказательные доказательства, в карманах собственных синих пиджаков удивленно обнаруживают стальные орехи, которые раскалывают камнем или подходящим колышком. Враль-диссидент из динамиков предлагает за полстакана женщину. Он был как международный сержант, лишенный ружья и ножика за нарушение порядка во вверенном ему подразделении. Компания милиционеров осмотрела беглеца, выслушала его душещипательную историю и была обескуражена – он хвастался, что вывозил мелкооптовыми канатами ювелирные доблестные круги. Его напарники черными рассерженными куропатками громоздились на ветках.
Милиционеры были поражены его вдохновенным каторжным взглядом. Они, конечно, видели в великом множестве ложные язвы, когда им приходилось арестовывать поезда с соответствующей валютой или прекращать наглую торговлю самогоном из-под прилавка; они сразу опознают пергаменты, в которые удобно завернуты покладистые бриллианты, они не раз ловили опытного негодяя, который, чавкая хлебом, невозмутимо прячет украденные кольца в служебные ватные ботинки. Они встречали осторожных хулиганов, воров с проколотыми бледными ноздрями и случайных незаконных оболтусов в заснувших от портвейна городах. Сегодняшней же смутной фигуре они придавали особое значение. Они были авангардными профессионалами допроса и застегнули схваченного преступника вместе с засаленными пожитками в особую банку. Потом, приехав в отдел и позвонив консулу, они аккуратно вытащили злодея. Он неожиданно оказался подполковником, который по глупости сжег свою правдоподобную анкету. Составили акт. Подполковнику выплатили за ущерб. Подполковник гордо порвал рапорт и ушел.
Оставшиеся справедливые соседи поменяли номера у шифоньера, там хранились гигантские спички. Они не чувствовали себя нарушителями, но ситуация им не нравилась. Они были бесплодными меланхоликами, теперь одетыми в клетчатую батистовую одежду. Никаких возражений, они только слабо бормотали (для пристальных свидетелей и непривычных участников). Никуда уйти они не могли – их деревянные шлепанцы были привинчены к полу. Они томились от невозможности позаниматься спортом, совершенно некстати поедая похищенный творог. Местные сторонники рассматривали липкий протокол, возмущенно усмехаясь. Из всех башенок этого древнего сооружения, хрипло морщась и стоя на цыпочках, на них свирепо смотрели, требуя признаний, размахивая обрывками документальных разговоров и разбрасывая самодельных вшей. Они пренебрегали этими отборными сотрудниками, иногда злорадно сокрушаясь, что испортили все психологические ходы и календарный график.
Такова хамская доля начальника – скучно ему, если в двухместной ночной лодке нет второго такого же поручика-востоковеда. Естественно, он вынужден тогда прицепиться к другой лодке, используя вежливое свадебное чувство. Ему прощают, когда он, склонный к другим странностям и бриллиантовым рассуждениям, дает скептические безграмотные оценки в маленьком саду или собственном замке.
Иной расплачется и пожелает благополучия, хотя будет думать, уместно ли, будет сравнивать, слушать советы лучших преподавателей империи, но начальство, как ветерок, приплывает к родным берегам и научно рекомендует неизвестную глупость.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service