Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Антологии
TOP 10
Стихи
Стихи
Стихи
Сокращенный вариант романа Л.Толстого «Война и мир»
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Визуальные тексты
Стихи


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Нестоличная литература

Поэзия и проза регионов России напечатать
  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  
Евгений Заугаров

* * *

Мне все равно, какой сегодня день,
хотя известно, что по гороскопу
он был благоприятным, но, поскольку
я снова вижу собственную тень
и слышу лампы похоронный зуммер,
догадываясь о кончине дня,
я рад, что день не пережил меня,
и рад вдвойне, что я ещё не умер.
Какое счастье чувствовать, что жизнь,
пусть бренная, закончится не скоро,
пусть голосу не вырваться из хора,
как времени — из часовых пружин,
пусть я один, и мне сейчас так плохо,
что моя жизнь единственно чего
достойна — это крика одного,
живущего меж выдоха и вдоха.


* * *

Электропоезд проехал немного дальше,
чем нужно. И здесь, в непривычном месте,
в тени акаций мерно звучало
что-то незнакомое — тихо-тихо.
Пассажиры, рассказывая что-то друг другу,
показывали солнцу себя с разреза.
В солнечных зайчиках грелись руки,
ставшие пятернями на фоне солнца.
А там, за окном, направо, в тени,
отброшенной поездом на остановке,
было почти темно: зелень, умбра.
Птицы крыло, как рука с пилой,
монотонно билось о ржавую бочку,
осторожные глазки каких-то красных
цветов иногда появлялись в чаще.
Все смотрели вперёд. Плакал ребёнок.


* * *

Любовь, что довелось мне испытать
когда-то — лет, наверное, уж десять
назад, а то и более, — была
причиной бесполезной писанины,
опять же — отвращения к себе
и ненависти к людям. Ну и что?
Ведь если бы всё было по-другому:
к примеру, проводил бы я её
до дома, даже если б не хотел
переться в переполненном трамвае
в такую даль, тем более рискуя
обратно возвращаться на своих
двоих... ну, так о чём же я?.. ах, да —
до дома... И она бы мне дала:
я рисовал в своём воображенье
детали вроде звёзд над головой,
безлюдной улицы, её дыханья.
Пусть так, но я соврал бы сам себе,
случись всё так... Ведь знал наверняка,
обманывал себя, куда-то ехал,
о чём-то говорил, чего-то ждал...
Но слава Богу! — он меня избавил
от скуки, порождаемой любовью,
хотя и наградил другою скукой.


* * *

Бесполезными, красивыми вещами
окружу я свою жизнь, насколько хватит
содержимого дырявого кармана,
силы мышечной и слабости сердечной.
Пусть стоят они на пыльном пианино,
пусть тенётами седыми зарастают,
я не буду к ним притрагиваться тряпкой,
буду вечерами любоваться ими.
Для того и существую. Счастье жизни —
это знать, что в мире что-то существует,
покрывается тенётами и пылью,
(это прошлое твоё стихотворенье
закрывается исписанной страницей)
существует вне тебя, гораздо дальше,
может быть, на недоступном расстояньи,
или здесь, на запылённом пианино
с исцарапанною крышкою, откуда
вещи смотрят на твоё существованье.


* * *

Всю жизнь бы я шёл до окна,
не зная того, что я прожил.
Светила бы где-то луна,
роняя задумчиво на
поверхность ушедшего прожелть.
Я шёл бы к окну, как ко дну.
И путь мой, ни много ни мало,
подвластен бы не был уму.
Отчаявшись, я б на луну
взглянул, и меня бы не стало.


* * *

«Смотри, ты видишь синий абажур,
вон там, чуть-чуть левей, под потолком?
Надень очки и обрати вниманье
на маленькие вспышки белизны
вокруг него». «Привидится же спьяну!
Болезнь незакрывающихся глаз.»
«Ну полно, не пугайся, это только
ночные насекомые — жучки,
стрекозы, бабочки, другая мелюзга,
крылатые ночные организмы,
похожие на белые снежинки.
Вообрази, что каждая снежинка
несёт в себе бесплотное подобье
слепого лётчика, который отпустил
штурвал, отдав себя на волю Бога,
и тот его вращает по спирали.
Давно пустуют топливные баки,
заглох мотор, а он ещё летит
в своём миниатюрном синем небе,
и синие глаза его открыты.»
«Признаться, я завидую тому
пилоту, не имеющему плоти.
Поскольку он, в отличье от меня,
имеет за спиною только крылья.
Но как же его выпустил диспетчер?»


* * *

Пора ни о чём не заботиться мне.
Количество свежего воздуха не
уменьшилось. В щель между рамой и за-
навеской по-прежнему смотрит звезда,
лишь ветер её иногда заслоня-
ет листьями чёрных кустов от меня.
Тогда ей, наверное, перестаёт
быть виден мой взгляд, но она не сдаёт
позиций, хотя ей осталось совсем
немного: проходит каких-нибудь семь
коротких часов, и июльская ночь
обычно кончается. Чтобы помочь
звезде не погаснуть, достаточно, в грудь
набрав никотина побольше, заснуть.
И время удобно для этого. Су-
ществует для этого. В пятом часу
окно представляется просто пятном,
виной сему — свет, привлеченный окном,
какой-то зелёный сегодня. Источ-
ник света не виден. Волшебная ночь!


* * *

Положусь на усталость. Она меня не подведёт
и поможет заснуть. Завтра утром другие законы
будут властвовать мной —
                                    надо будет бороться за что-то...
Я не знаю, как мне они осточертели — все эти
постоянные эксперименты, попытки, потуги
на какую-то жизнь: результаты невзрачны, убоги.
Например, рассмотрев повнимательней некий предмет,
обнаруженный мною примерно в четыре утра
(я включил специально для этого лампу), вернее —
я СЕБЯ обнаружил сжимающим этот предмет,
неизвестно каким оказавшийся образом в пальцах, —
я увидел... какую-то дрянь, что-то чёрное — с виду
сгусток грязных волос или даже... стесняюсь сказать.


* * *

В сером-сером городе зажглись
фонари. Ещё не наступил
вечер, а они уже зажглись —
жёлтые, как все на свете солнца,
или фиолетовые, как
море, освещаемое в полночь
вспыхнувшей под облаком зарницей.
В некоторых дальних фонарях
чувствуется близость к городским
звёздам, что появятся позднее,
где-то в полдвенадцатого, если
там, куда смотрю, не будет туч,
смога, дыма, прочих испарений,
что мешают мне смотреть на звёзды,
звёздам же — следить, переливаясь,
за моей пришибленной походкой.
Фонари, как родственники звёзд,
склонны вызывать все те же чувства,
что и звёзды. Если посмотреть
на фонарь вблизи, можно заметить
лампочку с дрожащею спиралью,
либо — галогеновый источник,
бьющийся под кварцевым стеклом:
иногда он жёлт, а иногда
бел до синевы, но чаще — жёлт.
В сером-сером городе зажглись
фонари. Их бледное сиянье
разлилось по улицам, проникло
в подворотни, осветило пьяных,
полилось всё дальше, дальше, дальше...,
заглянуло в тёмные подъезды,
выманив оттуда котофеев...
Кто-то прошептал: «...тепло сегодня,
да и ветер стих, как бы не сглазить,
ночью ожидается гроза».
Кто-то повторил, наверно теле-
визор или радиоприёмник:
«ночью ожида...» и, недокончив
фразу, заморгал зелёным глазом.


* * *

Ночь. Полыхание газа
на кухне. Около часа
или начало второго.
Ни звука. Радиолампы
безмолствуют. Головного
мозга кристалл сжимают
тьмы мохнатые лапы.
Шершавые сигареты.
Ни звука. Собаки лают.
Ночь. Думаю, где-то
без двадцати пяти
три. Я хочу пойти
на железнодорожный мост
осмотреть пути.
Там, между белых рельс,
красных сигнальных ламп —
васильки, васильки.
Поезда поздний рейс,
склады «Саратовснаб» —
глаза мои велики,
будто читаю некий
перечень грузов: изгарь
всякая, фосфор, нефть,
металлопрокат, печные
выломки, якоря, переводы
стрелочные. Ночь — порожний
вагон, загнанный маневровым
тепловозом в тупик. Ночь —
лисьи хвосты за Базарным
Карабулаком. Ночь —
жёлтое в тёмно-синем,
оранжевое в гробовом.
Ночь — первый автобус.
Деньги при выходе. До
подстанции. Остановите.


* * *

И опять мимо мрачных вокзальных строений,
одинаково мрачных и ночью и днём,
где дымы расползаются в северном ветре,
где в течение часа проходит примерно
восемь-девять машин, да и то с тормозным
ярко-красным сигналом, где ты задыха...
задыхаешься, чувствуя дрожь в локтевых
и коленных суставах, что симптоматично
для таких ситуаций... Как руки дрожат!
Третий час. Слава Богу, осталось полпачки...
Как тепло и уютно, наверное, в зданьях,
из которых исходят дымы. В этот час
только дым поднимается в чёрное небо,
да ботинки скользят по пустому шоссе.
Лишь ботинки скользят, лишь дымы уползают
в одинаково чёрное небо, в пустоты
мирового пространства, где звёзды, кометы,
словно окна в огромных ночных поездах:
под колёсами трупы различных животных,
на которые смотрят с мостов фонари,
отражё... преломлённые в лужах мазута.
А в строеньях вокзальных электротепло
поднимает чучмеков с колен. Раздаётся
резкий голос диспетчера: поезд такой-то
прибывает... с хвоста... Находясь на вокзале,
ты пытаешься вспомнить, о чём ты подумал,
помнишь только, что мысль показалась безумной
и похожей на то, что творится вокруг:
например — вот на этот пожарный рукав,
что висит возле двери в мужской туалет,
нет, скорее — на сам разговор в туалете,
где сверчки поднимаются с мокрого пола,
угрожающе выпятив нижнюю челюсть.
В крайнем случае можно сослаться хотя бы
на пустое шоссе, уходящее вдаль,
на шоссе с одиноким ночным пешеходом,
рассуждающим о направлении ветра.


* * *

Связка ключей, забытая на столе,
может пролежать тысячелетие,
прежде чем я вспомню о ней.
Вечер, окружающий эту вещь,
будет достаточно светлым, чтобы,
не включая электрического освещения,
различить её блеск.
Внешний вид этой связки вряд ли
сильно изменится. Я обычно
не обращаю внимания на такие мелочи.


  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  

Об антологии

Все знают, что Россия не состоит только из Москвы и Петербурга и что русская культура создается не в одних столицах. Но откройте любой общероссийский (а значит — столичный) литературный журнал — и увидите, что российская провинция представлена в нем, что называется, «по остаточному принципу». Эта книга — первая попытка систематически представить литературу (поэзию, короткую прозу, визуальную поэзию) российских регионов — и не мертвую, какою полнятся местные Союзы писателей, а живую, питающуюся от корней Серебряного века и великой русской неподцензурной литературы 1950-80-х, ведущую живой диалог с Москвой и Петербургом, с другими национальными литературами со всего мира. Словом — литературу нестоличную, но отнюдь не провинциальную.

В книгу вошли тексты 163 авторов из 50 городов, от Калининграда до Владивостока. Для любителей современной литературы она станет небезынтересным чтением, а для специалистов — благодатным материалом для раздумий: отчего так неравномерно развивается культура регионов России, что позволяет одному городу занять ощутимое место на литературной карте страны, тогда как соседний не попадает на эту карту вовсе, как формируются местные литературные школы и отчего они есть не везде, где много интересных авторов...

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service