Нестоличная литература, , Поэзия и проза регионов России

Тюмень


Владимир Богомяков

Чего тебе надобно, старчик?

О, хлеб тебя не насыщает,
Каким диавол угощает.
Все тварное тебя прельщает,
Хоть дней влеченье пресыщает.
Чего тебе надобно, старчик?
Чего тебе надобно?
Умрешь, не пробудившись,
Когда светлонебесны
Придут за тобой
Чувственный сон твой прервать,
Мысленный сон твой прервать,
Что-то мелькнет на долю секунды.
Мальчик, собака, берег реки...
Окунь, как ангел.
Окунь в очках.
Мама в очках...
До свиданья.
Чего тебе надобно, старчик?
Чего тебе надобно?
Старчик ответил:
«Сям-пересям,
Где море небесно
Все реки приемлет в себя,
Хочу быть уверен в невидимом я.
Хочу себя зреть
В этих водах небесных,
Текущих чирандо-выранто,
Ах, мощи хладны всегда.
Мощи хладны, чирандо-выранто.
Чёрна лутошка стоит без коры,
Не нарушив закона.
Бел мой правило, как сахар,
А я-то нарушил закон.
Жил понапрасну, и в небо взлечу понапрасну.
Череп мой псы отнесут
В высокую конопель,
Ах, вы простите, поля,
Звери и добрые люди,
Что, не крещен, не прощен,
В смерти всегда пребывал,
Что не видал я того,
Кто в тихий свет облачен...»
Старчик ты, старчик,
Не знать тебе вод тех небесных.
Правую руку твою держит враг видим.
Левую руку твою — враг невидим.
Не для тебя он придет, Трисолнечный свет.
Не для тебя дня и ночи Владыка
Откроет себя.
Закроют твой разум, как черную книгу.
И вниз твоя тень полетит
В холод и мрак.


Завтра

Художник-глазник по глазам меня мажет,
Как мажет купейный цыпленок. И даже
Как мажут плакаты, как мажут котлеты,
Как мажут свинцово и страшно газеты.
Но — завтра.
Оно наступает, как я на осколок бутылки.
Но — завтра.
Безвидно и пусто.
Так подо льдом задыхаются окна.
На всех его хватит священного холода.
Чего же просить?
На снегу хризантему?
Чтоб правило ночью иное светило?
Ах, в небесах незнакомый плясун,
И у мурзилок соски обморожены.


Шестерочка

Железные глазоньки скрытой природы,
Две циферки сонных в лице у хохлатого ибиса:
Единица моя — соловейкова церковка,
И горбата шестерочка, падла, фетинья.

Как пойду без рук, без ног Богу молиться.
И горбата за мной колыбается.
И горбата за мной, падла, шатается.
Сама поскрипывает.
Сама подпрыгивает.
Сама песни поет.

Как пойду на двенадцать зверей за советом.
Как пойду на двенадцать светил за ответом.
И горбата за мной, вертлянская,
И краснится, будто зарянская.
И всю ночь вертится вертушечка,
Пока не закукует кукушечка.

Как пойду по дорожке меж глаз,
А навстречу всё мертвые в чертовых шапочках.
«Вы откуда, друзья?»
«Из шестой из губернии,
Из шестерки-деревни
На шестой на версте».
«А куда вы, друзья?»
«Игогоница, милый, поспела.
Нам пора ерохвоститься».

Эх, Господь, для каждой шестерки
Припаси пожирнее туза.


Петька Ящур

Петька Ящур готовился лопнуть, как будто сарделя.
Мертвым в сахаре быть он хотел, а не мертвым в дерьме.
Тихой праной страна наполнялась, непрочна, как флокс, и кончалась неделя.
Тихой раной влажнела страна. Пионеры готовы к зиме.

Как закружит, как спросит: «Откуда ты, парень, откуда?»
И небесны глисты запищат из кровавых ресниц.
Петька Ящур идет, и, должно быть, готовится чудо.
Его ждет хоровод сероватых горбатеньких сниц.

Как за плечи возьмет, как в глаза и как в щеки заплачет.
Как подаст ему крест замороженной черной рукой.
Петька Ящур идет, и, наверное, что-нибудь значит
Вечный ветер, и голубь, и вечный сплошной беспокой.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service