Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Жизнь замечательного Чуковского
И. Лукьянова. Корней Чуковский. — М.: Молодая гвардия, 2006

20.08.2007
Прочтение
№2, 2007
        Книга о Корнее Ивановиче Чуковском (1882-1969), выпущенная издательством «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей», характерна для той установки, которую выбрало для себя издательство в последние годы: срочно издать биографии как можно большего числа знаменитых людей. Строжайший некогда отбор, продиктованный идеологией русского национализма (см.: Митрохин Н. Русская партия: Движение русских националистов в СССР: 1953-1985 годы. М., 2003. С. 267-269), сменился полной идеологической апатией и всеядностью. Переводы, переиздания старых книг, новые сочинения потоком поступают в типографию, а потом в магазины. Естественно, что о качестве уже не думают, как не думают и о том, кто становится автором этих книг. Теперь автором может стать любой более или менее грамотный человек. Такие категории, как «компетентность» или «талант», остались в прошлом, они отпали вместе с советской властью и цензурой.
        В результате типовой моделью книги серии «ЖЗЛ» оказывается компиляция, а типичным автором – неофит. Именно такова неведомая мне Ирина Лукьянова, которая никогда творчество К. Ч. (и любое другое творчество тоже) не изучала и не посвятила ему ранее ни одного исследования, ни одной статьи, не ввела в научный оборот ни одного нового факта, связанного с жизнью и творчеством К. Ч. Отсюда примитивный характер книги в целом, а ее главная отличительная черта – отсутствие нового. Это летопись жизни и творчества, которая и без книги И. Лукьяновой была хорошо известна, механически сложенная цепь фактов, к которым добавлены глупые исторические виньетки («Итак, революция кончилась. Наступило время, которое в советской историографии принято было называть „глухими годами реакции»«) и рассуждения о некоторых сочинениях К. Ч. Причем, рассуждения самые тривиальные, поскольку интерпретировать художественный текст и эпизоды биографии автор по понятным причинам не берется. Задача была облегчена публикацией дневников К. Ч. и целого ряда эпистоляриев, откуда факты было легко набирать и затем расставлять по хронологии. Книга получилась толстой (990 стр.), как Дмитрий Быков, и напоминает его двумя основными параметрами: банальностью содержания и пуленепробиваемым самодовольством.
        К тому же книга заметно испорчена участием наследницы – внучки Елены Цезаревны Чуковской, которой в послесловии выражена особая благодарность за замечания. Судя по подготовленным внучкой публикациям дневников (1991, 1994) и, скажем, переписки К. Ч. с Лидией Корнеевной, главной ее задачей являлась и является коррекция образа К. Ч. Конечно, она наследница и может публиковать своих родственников так, как ей заблагорассудится, с любыми купюрами, придавать К. Ч. любой образ, но есть же и научная ответственность публикатора. На старательном улучшении образа основана и биография К. Ч., подготовленная И. Лукьяновой.
        Хотя следует признать, что для «массового читателя», которому «ЖЗЛ» предназначена, который о К. Ч. не знает ничего, кроме того, что он «смешной» и еще автор «Мойдодыра» и »Айболита», такая книга вполне сгодится.
        Однако по »гамбургскому счету» претензий вызывает много. Не смогу охватить все сюжеты, укажу лишь на некоторые. Одни произведения, существенные для понимания идеологии К. Ч., проанализированы, другие лишь названы, третьи не упомянуты. Не странно ли, например, что подробно изучены «Нынешний Евгений Онегин» и »Бородуля», но без анализа оставлены статья «Поэт и палач» и очерк «Миша» о Лонгинове. Или – что еще существеннее – сочинения об Александре Блоке. Не проанализирована, например, многолетняя работа К. Ч. над книгой о Чехове, закончившаяся полной неудачей: книга вышла совершенно советской, немногим лучше, чем у В. В. Ермилова. Часто цитируется «Серебряный герб» (1963), но не сделано сравнение текста этой повести с ее прототекстом – «Гимназией» (1940), совсем не проанализированы существенные в смысловом отношении различия текстов. Полностью проигнорированы воспоминания секретаря К. Ч., Клары Израилевны Лозовской, сообщение которой об отце К. Ч., еврее Эммануиле Соломоновиче Левенсоне, было обнародовано еще в 1985 г. (И. Лукьянова как на единственный надежный источник сведений о национальности отца К. Ч. ссылается на работы Н. Панасенко, вышедшие в 2002 и 2003 гг.). В очень важных и откровенных воспоминаниях Ольги Моисеевны Грудцовой (Наппельбаум), опубликованных в 1996 г., использовано далеко не все существенное, многое (например, о сексуальной природе К. Ч.) просто отброшено. Воспоминания Л. Р. Когана, гимназического приятеля, фрагментарно публиковались в разном составе трижды – И. Лукьянова ссылается на одну из публикаций, причем советского периода. Однако в солидной книге лучше было бы ссылаться на полный архивный первоисточник (Коган Л. Р. Воспоминания. Часть вторая. Гимназия // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 1035. #35. Л. 56-63об.), а если автор не доверяет этим мемуарам, то критиковать их надо было на основании собственного анализа полного текста. В книге И. Лукьяновой упоминаются мемуары Е. Л. Шварца о К. Ч. – «Белый волк» (1953). Между прочим, «Белым волком» в 1910-е гг. именовался известный тогда китайский разбойник («Сообщают, что Белый волк грабит Гунчжанфу в провинции Ганьсу» – День. 1914. 9 мая). Именно это значение и имел в виду Шварц, который был литературным секретарем К. Ч., за этим стоит целая концепция личности К. Ч. как «разбойника», но И. Лукьяновой злободневное значение «Белого волка», естественно, неведомо, а концепция Шварца ей, очевидно, вообще осталась непонятной. Поэтому на эту тему вообще не сказано ни слова.
        Раньше при создании биографий, претендующих на фундаментальность и универсальность, считалось хорошим тоном проводить собственные архивные поиски. В данном случае этого нет. Между тем хорошим комментарием к процитированной в книге фразе К. Ч. о взяточничестве директора гимназии Андрея Карловича Юнгмейстера (Бургмейстер в »Серебряном гербе») могло бы послужить письмо генерала П. Г. Курлова (исправляющего должность министра внутренних дел) министру народного просвещения А. Н. Шварцу от 24 апреля 1909 г.: «В департаменте полиции получены сведения, что учредитель частной гимназии Юнгмейстера в г. Одессе <...> производит за плату мошенническую выдачу свидетельств о прохождении курса нескольких классов своей гимназии лицам, в этой гимназии или даже в г. Одессе вовсе не бывавшим; затем названное учреждение устраивает при содействии секретаря попечителя Одесского учебного округа поступление этих лиц в следующий класс казенной гимназии; за одну из таких сделок названный учредитель, по тем же сведениям, потребовал 1250 рублей (250 руб. за право учения, а 1000 руб. за самую сделку), но сторговался за 900 рублей...» (Российский государственный исторический архив. Ф. 733. Оп. 201. Д. 77. Л. 1).
        Есть моменты и концептуальные. Например, И. Лукьянова не распознала значительный игровой и мистификативный пласт в автобиографиях К. Ч. и в его автобиографических повестях, что связано с игровым характером его личности в целом, с одной стороны, и с комплексом ненависти к отцу (бросившему мать К. Ч.), с другой, который К. Ч. выражал многообразно. Это психологический фундамент личности. Не случайно именно на отца К. Ч. попытался возложить вину за свое исключение из гимназии в одной из мистифицированных биографий: «Вероятно, отец давал ей (матери. – М. З.) вначале какие-то деньги на воспитание детей: меня отдали в одесскую гимназию, из пятого класса которой я был несправедливо исключен» (биография «О себе», 1964 г.). Определенно о вине отца не говорится, но вместе с тем фраза туманна настолько, чтобы читатель мог подумать, будто прекращение денежных поступлений от отца и послужило причиной исключения из гимназии, в то время как исключен он был по совсем иной причине – за »диссидентство», за издевательство над тем самым взяточником Юнгмейстером, статским советником, директором 5 й одесской гимназии.
        Вообще сюжеты «Гимназии» и »Серебряного герба» содержат многочисленные цитаты из литературных произведений соответствующей проблематики, например, есть явные заимствования из »Моей жизни» (1896) Чехова, где описана ненависть главного героя, Мисаила Полознева, к своему отцу (автобиографические мотивы Чехова) и уход из гимназии после четвертого класса, следствием чего стало «опрощение»: Мисаил становится маляром, красит крыши. Соответственно и герой «Серебряного герба» (но вряд ли сам К. Ч.) становится подручным маляра Анаховича и оказывается на крыше («И чтоб завтра с утра вы уже были на крыше...» – Чуковский К. »Серебряный герб»). Все это в книге И. Лукьяновой осталось неотмеченным, игровую природу К. Ч. и его текстов, равно как и феномены интертекстуальности она и не могла распознать, потому что не является специалистом. Ее подготовки – повторю – хватило только на компилирование. Что же касается датировки и причин исключения К. Ч. из гимназии в 1898 г., то описана она у И. Лукьяновой в точном соответствии с ее методом: путем механического соединения разных источников и противоречивых свидетельств, чужих и собственных. В результате история исключения в ее изложении получилась запутанной донельзя, и так и осталось неясным, по каким причинам К. Ч. оказался вне гимназии.
        Другой важный момент – отказ от занятий литературной критикой в советский период.
        И. Лукьянова пишет верно: до октябрьского переворота Корней Чуковский был одним из самых лучших, если не самым лучшим в России литературным критиком: блестяще остроумным, беспощадно злым и вместе с тем глубоко проникавшим в суть текста и схватывавшим суть литературной позиции и творческой психологии автора. Это же касалось и литературоведческих работ. Однако в середине 1920-х гг. К. Ч. критику и литературоведение бросил – безусловно, повлияло много причин, но среди них не последнее значение имела установочная «рецензия» Л. Троцкого на книгу К. Ч. о Блоке. Троцкий: «Среди того, что написано о Блоке и о „Двенадцати», едва ли не самым несносным являются писания г-на Чуковского. Его книжка о Блоке не хуже других его книг: внешняя живость при неспособности привести хоть в какой-нибудь порядок свои мысли...» С учетом того, что именно Троцкий был самой известной фигурой на революционном Олимпе, особенное значение приобретает тот материал, который Троцкого в »Книге об Александре Блоке» не устроил: это мысли о национализме (читай – антисемитизме) А. Блока, уже официально признанного «поэтом революции». Антисемитизм Блока был хорошо известен, но официально говорить об этом было нельзя, а К. Ч. сказал. Ведь, согласно К. Ч., открывавшему шкаф, в котором был спрятан скелет, Блок, «не смущаясь ничем, хочет видеть святость даже в мерзости, если эта мерзость – Россия». Это обстоятельство, весьма существенное, И. Лукьянова вообще не заметила, как не прописала и линию К. Ч. – Троцкий.
        И. Лукьянова подробно описала скандальную историю с публикацией в литературном приложении к берлинской «Накануне» частного письма К. Ч. к А. Н. Толстому (1922. 4 июня), но не сделала одного, главного: не написала про русофильство и почвенничество К. Ч., проявившиеся в этом письме, о порицании в этом письме «евреев в русской литературе», что также добавило тогда скандальности. Таково, на мой взгляд, прямое следствие политкоррекции образа со стороны внучки: радикальное отсекается, образ К. Ч. сознательно сглаживается, идеологически острые углы старательно обходятся. Таких примеров я могу привести десятки, но к характеристике книги И. Лукьяновой они уже ничего не добавят.
        И потому последнее замечание: о личности К. Ч. в целом. Он был вечным диссидентом, инакомыслие, враждебность официальному порядку и благочинию (и в России до 1917 года, и в СССР) были его самой характерной чертой: от конфликта в гимназии с директором до конфликтов с »Софьей Владимировной» (советской властью). Он против всегда. И критиком он был потому, что эта профессия позволяет все время быть против, быть последовательно конфликтным, беспощадным, выступать против канонов и канонизированных писателей, которых почитают все. Такова «формула» личности К. Ч., та »порождающая модель», которая собирает в одно целое все частные проявления, жизненные и творческие, это и тот план, идеальный образ, по которому К. Ч. сознательно строил себя (см. в этой связи принципы реконструкции биографии, изложенные Ю. М. Лотманом). Об этой модели, о психологическом ядре личности К. Ч. в биографии, естественно, не говорится ничего, исследование И. Лукьяновой слишком для этого примитивно и лишено осознанного метода, а сама она слишком беспомощна как исследователь. Но без «порождающей модели» цельного образа К. Ч. создать не удалось.


  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service