Язык имеет много обратных сторон
Беседа с Никитой Сафоновым
Интервью:
Артём Мельник
Петербургский авангард: Интернет-журнал о культурной жизни Санкт-Петербурга, 12.12.2015
|
|
|
В прошлом году вы получили престижную поэтическую премию имени Аркадия Драгомощенко. В этом году, по регламенту конкурса, были в жюри, выбирали нового лауреата. Можете сравнить ощущения?
Опыт радикально другой. Но это объяснимо все-таки ты смотришь на премиальный процесс уже не с точки зрения претендента и видишь поэтическое сообщество контрастнее. С точки зрения одного из «экспертов», имеющих индивидуальный голос. Свой голос я старался выразить максимально ясно на мой взгляд, это получилось как в общей переписке жюри, так и на открытых дебатах, и в речи о Станиславе Снытко на вручении.
Существует ли сложившаяся индустрия современной поэзии в России? У нас ведь есть премии, журналы, критики, сообщество...
При подготовке к дебатам в рамках премии Драгомощенко думал о формате премии (и раньше думал, но будучи в жюри особенно плотно) как о средстве, при помощи которого небольшое сообщество людей напоминает себе о собственном существовании и расставляет ориентиры своего же развития. Одновременно это хорошо это действительно группа людей, обладающая неким знанием, которое они развивают. С другой стороны интересно, как само это средство можно менять, подстраивать его под разные внутренние и внешние изменения. В этом отношении премия, на мой взгляд, может потенциально развиться в нечто более интересное, чем конкурс молодых авторов. По крайней мере стремление к этому продуктивно. Но в текущих реалиях этот процесс по скорости тектонический, скорее. Это касается и журналов они тоже являются «подсветкой» этого сообщества. Собственно, частями индустрии. Я говорю в первую очередь о журналах «Воздух», «Носорог», «НЛО», платформе «Транслит», которые наиболее интересны на сегодняшний день. Хорошо, что они вообще есть, но не менее потенциальными и не менее важными мне кажутся взаимосвязи с другими областями знания. По большому счету такая закрытость сообществ проявляется почти везде, не только в искусстве. Люди редко выходят за рамки собственных профессиональных принципов и интересов. Иногда это удается и это огромный успех: когда встречаются представители разных сообществ, которые занимаются разными вещами, и внезапно понимают, что говорят о чем-то одном и том же. Проясняют отдельные моменты каждый из своей области. Договариваются, тем самым еще и получают новый ракурс на собственную деятельность. Новый способ подхода к идеям, который можно использовать. Художник и орнитолог, например. Или программист и геолог. Или поэт и математик. Ну, и так далее. И тем самым через экстремальные ситуации мышления специалисты расширяют поля своих дисциплин.
Поэт это профессия?
Стараюсь не думать подобными категориями и редко осознаю себя в образе «поэта». Художественную литературу (в том числе современную) я читаю мало, но точечно. Зачастую меня интересуют вещи из других областей как внутри искусства, так и вне его: философия, наука, политика и так далее. Конечно, чтение занимает свое место среди других интересов, но пропорционально остальным. Для меня нет отдельной процедуры поэзии, а есть художественные практики. Они, конечно, отличаются друг от друга форматом работы, но так или иначе связаны. В этом отношении, наверное, маркировать собственную деятельность как «художник» более корректно. К тому же у меня было несколько работ, которые экспонировались на выставках. Но это делать не менее сложно, чем говорить о том, что я «поэт». Зачастую художественная практика в современном мире воспринимается либо как хобби в дополнение к основной деятельности, либо как терапия, либо как что-то еще в том же духе. Необязательное занятие. Сами авторы иногда походят на членов клуба по интересам. На самом деле это реальная проблема задачи художника призрачны и смутны. Это ведет к тому, что художественные процессы (в том числе критика как их неотъемлемая часть) иногда протекают по инерции, и термин «профессия», который подразумевает действительную работу, кажется неуместным. Но я склонен считать, что работа в поле искусства скорее профессия, да. Со своим особым набором инструментов и своими задачами. Для меня художественная работа это работа в первую очередь с мышлением (как и всякая работа садоводство или плотницкое дело) через воображение. Воображение как мышление.
Нужно ли специально готовиться к восприятию современной поэзии? Или достаточно школьной программы по литературе?
Мне кажется, хватает способности рассматривать текст как объект, внутри которого существуют свои законы взаимодействия смыслов. Уметь понимать этот объект как систему, связанную с реальностью, или стараться выработать такое понимание. То есть готовиться не к современной поэзии или чему-то еще, а вообще быть в готовности думать.
Какая у вас любимая книга?
Можно было бы выделить несколько книг, которые с тобой все время, независимо от текущих занятий и интересов, просто строят твою жизнь. Но для меня работа с идеями и материалами это подвижная система, где комбинации «любимых книг» как объектов или даже инструментов в работе меняются. В моей концептуальной библиотеке разные штуки: картины, камни, книги, записи о разных проявлениях природного интеллекта, восемь тезисов платоновского «Парменида», программа визуализации метеоданных о потоках ветра на планете и многое другое. Например, любимой можно было бы назвать книгу «Воображаемые пейзажи воды» это несуществующий сборник рисунков, похожих на графики, объединенные принципами их построения. История такая: человек посидел на берегу, «повтыкал» в океан, выделил геометрические и акустические паттерны, сформировал систему, с помощью которой можно представить океан без океана, а затем в разное время реконструировал водный массив без доступа к нему. Чтобы развивать океаническое мышление.
Ваши стихи, как пишет критик Александр Скидан, лишены признаков стихотворного строя нет привычных ритма, рифмы и так далее. Чем же поэзия отличается от прозы, на ваш взгляд?
Любое произведение мне удобнее рассматривать как самостоятельный объект, о чем я уже говорил. Жанровое распределение с какой-то стороны важно, но у меня просто оптика иначе работает. Интересует в первую очередь то, что происходит и как происходит в этих разных объектах, какое событие и как именно разворачивается на «полотне», с помощью каких авторских операций и приемов. А в каком именно виде оно явлено перед глазами вопрос второстепенный. При этом я, конечно, не стану отрицать, что между массивным куском текста без разделения на строки и хайку есть разница.
Как вы пишете? Просто садитесь за стол и берете в руки карандаш, стучите по клавиатуре?
Правильнее сказать сажусь перед белой страницей, которая воспринимается как пространство. В нем происходят разные преобразования языка. Меняется пластика, ритмика, смысловые движения, язык принимает почти скульптурные формы. Наверное, это можно назвать конструированием среды. Больше всего меня интересует момент, когда привычная связь с языком нарушается. Когда перечитываешь записанное, оказываешься в этом пространстве, где все происходит по неизвестным тебе правилам, и понимаешь, что язык имеет много обратных сторон, о которых ты раньше не подозревал. Можно назвать это изменением смысловой гравитации.
Вопрос о связи «художественной работы», как вы говорите, с повседневностью. У вас есть определенное расписание дня?
Расписанием вряд ли это можно назвать, но у меня есть определенный метод настройки текущих идей в конкретный день. Можно взять несколько тем, феноменов, которые в течение дня развиваются в голове. Эти размышления не пространны, а вполне конкретны. Признаки и следы этих конкретных феноменов можно искать вокруг в прочитанном или увиденном. Эти следы собираются в общую картину, за изменением которой можно наблюдать. Тут находится место и для произведений, и для бытовых вещей, и для наблюдений за происходящим в информационном поле.
Знаю, что вы работали инженером-технологом и вообще закончили Горный институт...
Да, четыре года я работал на стройке канализационного коллектора в Петербурге в качестве горного мастера. Коллектор переключает сливы отходов в Неву на очистные сооружения. В общем, отчасти контролировал процессы устройства тоннелей на глубинах 20-70 метров от уровня поверхности в обводненных грунтах. Итогом этого времени стали два приобретенных навыка. Они кажутся мне крайне важными. Во-первых, ко мне пришло понимание о системе как о совокупности объектов и процессов. А еще умение наблюдать за тем, как разные факторы входят во взаимодействие, способность смотреть на событие, состоящее из разных ситуаций. Рабочие, машины, время, случайность, природные стихии подземные реки, залежи гранитных осколков, отложения песка. Во-вторых, я приобрел навык работать с масштабом восприятия этой системы. Когда ты сидишь в горизонтальном цилиндре тоннеля под дном Невы, то понимаешь, что способ твоего мышления кардинально изменяется, потому что ты в другой ситуации, крайне экстремальной по отношению к обычному опыту. Вокруг может быть кембрийская глина то есть ты находишься в массиве древнего морского дна, сформированного в том числе следами дочеловеческой жизни. Осознается способность мышления странствовать. Дальше, чем история самого этого мышления.
|
|