Стихи поэтов, давно не живущих в России, обладают некоей общей трудноопределяемой молекулой инобытия – отсутствия в... или, скажем, присутствия вне... Стихи эти могут быть о России или, например, о Канаде; они могут быть талантливы более или менее, энергичны или элегичны, но мы все равно почувствуем: сии строки написаны теми, кто живет там, а эти – теми, кто присутствует здесь. То ли груз проблем и забот до большей сухости отжимает творожок наших тутошных мозгов, то ли присутствует у зарубежных коллег элемент превосходства – наблюдателя над участником (но ведь со стороны – не свысока?..), то ли проблемы и заботы другие: Бог весть... Это предисловие нужно мне для того, чтобы напомнить банальное: из каждого правила бывают исключения. Таковым исключением и явилась для меня новая книга стихов Лидии Григорьевой «Воспитание сада». Григорьева, автор поэтических книг, изданных в России и за рубежом, уже много лет живет в Англии. Чем же достигается ощущение пребывания автора и российского читателя в едином жизненном пространстве? Удачной ли композицией книги, включением в нее стихов разных лет, вплоть до юношеских, написанных еще в России, или не утраченным ощущением себя – здешней и только здешней, в какие бы географические точки ни забросила судьба, – трудно сказать...
Степь взлетает, раздутая как цеппелин, и летает сама над собою. Воздух мягкий и вяжущий, как пластилин, под тяжелой прогнулся стопою...
Скорее всего здесь – и то и другое и – что-то еще. Ощущение единства. Единства – в масштабе мироздания. Божий дар – Сад. Все живое в нем – родственно друг другу. Чужое воспринимается всего лишь как непривычное, в худшем случае – неуютное, но не как враждебное. Нужно только притерпеться, вникнуть, понять – и почувствуешь это спасительное умиротворяющее единство. Даже небольшой внутренний цикл «Свобода выбора и кокон кокаина» – это как зарисовки пороков, не «Каприччос», а, скорее, русские лубочные картинки. Лучшие стихи книги оставляют у читателя необычное, по нашим временам, эмоциональное послевкусие: целостности мира и присутствия надежды. Это, скорее, синтез, а не анализ. Из разнокалиберных забот, печалей, переживаний, радостей произрастает свой личный сад, сплетающий ветви с бескрайним, звездным. Если не удается изменить в лучшую сторону материальный мир, надо попробовать сделать это в собственном космосе – в Саду:
...кипит шиповник, пенится у губ! Я штопаю дыру в миропорядке...
В этом Саду все зависит не столько от внешних движений жизни, сколько от движений души:
Распластался под тяжкою тучей то ли ворон крутой и горючий, то ли призрак иссиня-пурпурный, то ли образ литературный.
И то! Не затем ли и дал Господь человеку свободную волю, чтобы он смог примерить на себя Его занятие – творить? Но если в реальной жизни для этого нужна почти неподъемная соборность и терпимость, ощущение себя, каждого, – клеткой организма, которая не может быть лучше или важнее других, то в уединении за письменным столом – хозяин-барин, и сотворяемый мир, читай – Сад, сообразен лишь с количеством гармонии, отпущенной Богом твоей душе... Кто только не поселяется в этом Саду:
В сумраке сознания ежик копошится: Роется, вздыхает и шуршит, Если что-то кажется, надо побожиться, Сумрак сразу съежится, ежик убежит.
То ли это заговор, то ли – колыбельная? Тепло и спокойно, как в детстве. Но бывает и по-другому:
Вот дикий сад души заброшенной безлюбый неухоженный безликий жасмином и сиренью запорошенный малинничий, колючий ежевикий ...его тоска неявно ненамеренно от страха увеличится стократно и потому я вовсе не уверена войдет ли кто и выйдет ли обратно.
Мир бесконечен и разнообразен. Сад – многолик и неповторяем. В нем каждый может найти заветное место для себя. Может приволочь свой домашний бонсай, и он впишется, врастет в общую картину, точно здесь и родился. Лишь бы не разрушать, не жечь, не гадить. Приподниматься над собой, хотя бы во сне, и тогда:
Замордован жизнью скверною Там, несомый силой крестной, Воспаришь над бездной серною, Словно ангел бестелесный.
Для тех, кто еще собирается жить, а не мрачно отчитываться в толпе Апокалипсиса, книга Лидии Григорьевой – глоток свежего воздуха. Растение, животное, человек, по Григорьевой, заслуживают надежды. Ставила ли она перед собой такую задачу или нет, но так получилось:
бесценные небесные дары они на землю волглую роняют в ночных садах, где множатся миры, где гром гремит и молнии сверкают.
|