Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку проектов досье напечатать
  следующая публикация  .  Дебют  .  предыдущая публикация  
«Я — одинокий человек в литературе»
Интервью с Ольгой Славниковой

15.08.2007
Интервью:
Олег Проскурин
Досье: Дебют
        Русский Журнал: Мы с вами встретились на пресс-конференции, посвященной открытию конкурса на соискание премии «Дебют» 2002 года. Вы – координатор этой премии. В этой связи: ваши общие впечатления от презентации, ваши ожидания от конкурса в текущем году?
        Ольга Славникова: Как вы уже поняли, на конференции произошел небольшой скандал. Радзинский высказался по поводу ненормативной лексики, которая нашу жизнь делает не такой, как нужно. Присутствующие высказались в том смысле, что ненормативная лексика может служить обогащению поэзии точно так же, как любая другая. Дмитрий Липскеров выдвинул православные контраргументы. Это было воспринято как попытка цензурировать входящий поток на «Дебюте». Я эту позицию опровергла. Ну, и так далее.
        Разговор шел вокруг языка, которым пишут молодые люди. Но это только одна из проблем, которые становятся видны при посредстве проекта «Дебют». «Дебют» – это не просто очередной литературный конкурс; это, с одной стороны, огромная поисковая программа, с другой – mеssage, который говорит молодым людям: литература существует, есть смысл писать художественные тексты, они где-то востребованы. Это очень важно, потому что молодым людям очень долго внушалось, что литературы нет и заниматься этим делом нет смысла.
        Премия «Дебют» отчетливо обнаружила многие проблемы – не только языковые, но и внутрилитературные, социокультурные, социальные... В частности – культурные модели российской провинции и российских столиц. Новые модели поколенческого шовинизма. Что характерно – шовинизма в обе стороны. Может быть, кто-то помнит тот скандал, который случился на телевизионной передаче «Пресс-клуб», где говорилось и о премии «Дебют». Против нее очень резко выступили многие товарищи, называя ее соблазнением малых сих... Задавались вопросами: можно ли вообще делать специальную премию для молодых людей? Писатели ли они?.. С другой стороны, в нашей почте постоянно звучит мотив: «Вот мы молодые, нас никто кроме вас не увидит, обратите на нас, пожалуйста, внимание». Есть совершенно четкое понимание, что существует какая-то живая очередь на звание классиков и что эту очередь нужно выстоять. Ведь что, собственно, происходит во многих премиях? Почему некоторые лауреаты вызывают определенные вопросы? Потому что реально существует феномен дедовщины – скажем, в том же «Букере». Пока шестидесятники не получили того, что они должны были получить по совокупности заслуг, 40-летние к премии не были подпущены. Бутов – это была первая ласточка. Впервые дали премию человеку, условно говоря, из поколения 30-40-летних. А сейчас получается так, что уже подходит очередь 40-летних, и они теперь получают «по совокупности» за прошлые заслуги. Их нынешние вещи, может быть, не столь значительны, но они получают за предыдущее... Просто до них дошла очередь.
        И молодые люди эту живую очередь отчетливо ощущают. Для них это большая внутренняя проблема, стимул создавать свою замкнутую субкультуру – по определению ущербную, потому что замкнутость, анклавность всегда создает ущербность... Этот поколенческий конфликт на примере премии «Дебют» достаточно очевиден
        РЖ: Вы сказали, что ситуация с премией «Дебют» достаточно отчетливо обнажила разницу культурных моделей столицы и провинции. Не могли бы вы пояснить, что конкретно имеется в виду?
        О.С.: Дело в том, что столица более открыта для интернациональных информационных потоков. Провинция более замкнута. И не потому, что там нет технических возможностей. Это, конечно, связано и с экономикой (там люди имеют меньше возможностей покупать книги, меньше возможностей пользоваться Интернетом частным образом). И кроме того, там существует такое явление, как местный патриотизм, в частности, в моем родном Екатеринбурге эта волна очень сильно поднимается. Уральский патриотизм – это явление, на которое следует обратить внимание. Это не сепаратизм, это именно патриотизм, интерес к своей истории, к своему краеведению, к своим писателям. И желание каким-то образом выгородить свое культурное пространство, «поднять» его. В связи с этим в провинции очень часто возникает своя система культурных мифов. И эта система строится на именах местных звезд (условно говоря), на местной мифологии. В частности, на Урале это все, что связано с Бажовым.
        РЖ: Бажовское наследие важно и для младшего литературного поколения?
        О.С.: Да. Безусловно. Дело в том, что Бажов затронул одну вещь, очень важную для людей, которые живут на такой богатой сокровищами земле... Мир горных духов... Это мир удачи, мир фарта, мир смерти, понимаете?.. Это то, что напрямую связано с жизнью. И это, в общем, очень актуально.
        РЖ: То есть бажовская мифология может находить новое литературное воплощение?
        О.С.: Да. Во всяком случае, следующий мой роман, «Период», использует эту мифологию. Действие у меня происходит в 2016-2017 году (отсюда – «Период»). И там у меня произойдут некоторые события, связанные и с уральской мифологией, и с уральским, скажем так, менталитетом. Местная субкультура и местная психология – все это туда пойдет.
        РЖ: Действие развертывается именно на Урале?
        О.С.: Ну, условно это у меня называется Рифейские горы. Но совершенно понятно, что это Урал. И совершенно понятно, что город, в котором происходит действие, – это новый Екатеринбург, в котором четыре миллиона жителей (против нынешних двух). Огромный мегаполис, а вокруг – «терра инкогнита»... Понимаете, на Урале терра инкогнита может расположиться между трех берез.
        РЖ: Почему?
        О.С.: А потому, что там может золото лежать.
        РЖ: Понятно.
        О.С.: Кроме того, есть вот еще какая вещь: провинциальный писатель себя подравнивает и моделирует не по своим сотоварищам по тусовке, а по мировым величинам. Такой вот провинциальный гигантизм: уж если писать, так только как Маркес. И замах очень большой. Считается, что провинция – это кондовый реализм, да? На самом деле – нет. Здесь есть склонность к мистике, к мистическому реализму. Провинция гораздо более мистична, чем столицы.
        РЖ: Хочу задать вам вопрос уже не как координатору литературных премий, а как писательнице. Вы уроженка Урала, живущая в столице. В какой степени вы сохраняете в Москве свое мироощущение именно в качестве уральского литератора? Произошли ли какие-то изменения в вашем сознании за то время, пока вы находитесь здесь?
        О.С.: Для меня было большой проблемой, сумею ли я укорениться в Москве именно как пишущий человек. Очень важно место, где пишешь. Его надо духовно обустроить. И я чувствую, что у меня здесь все отлично получается. В Москве мне безумно нравится. Москва действует на меня тонизирующим образом. Я вдруг почувствовала, что это действительно мой город. Энергетика мощного мегаполиса пришлась мне по вкусу. И что интересно: мне именно в Москве стало безумно интересно писать свой «уральский» роман, о Рифейских горах. Дистанция создала какую-то особую камеру-обскуру, и в ней очень много прояснилось. Меня называют писателем... ну не очень веселым, даже иногда мрачным, а в Москве произошло какое-то высветление моего самоощущения. Может быть, потому, что я здесь общаюсь с большим количеством коллег. Здесь «по определению» на единицу площади больше людей талантливых, чем где бы то ни было. И большую роль сыграла работа в премии «Дебют», когда таланты стали стекаться со всей России. Я вдруг поняла, что все разговоры о конце литературы – это... это такие фенечки... И когда говорят, что больной скорее жив, чем мертв, я хочу возразить: на самом деле он практически здоров.
        Мне приятно общаться с талантливыми людьми. Когда происходят какие-то тусовки, я понимаю, что кому-то здесь это уже надоело, а я всегда с удовольствием хожу на них, потому что я вижу там людей, чьи тексты я читала. Мне их приятно видеть. И я думаю, что в дальнейшем я просто буду жить на два города. У меня много друзей в Екатеринбурге, и жить на два города – это нормально. Это вполне современный европейский способ жизни.
        РЖ: Иногда и на две страны живут.
        О.С.: На самом деле – это и есть жить на две страны. Я ценю в себе и то, и другое. В Москве я очень многое приобрела. В Москве я увидела иные ракурсы жизни. Вот это циркулирование интернациональной информации – я его буквально своими жабрами ловлю. Мне это все очень интересно. Я здесь себя чувствую как рыба в воде
        РЖ: Это в вашем творчестве как-то отражается?
        О.С.: Да, потому что копится московский роман. Вот тот, уральский, напишется, и года через два будет московский.
        РЖ: Сейчас можно говорить о Екатеринбурге как о центре, из которого произошел мощный вброс культурных сил в российские столицы. Поддерживаете ли вы какие-нибудь особые отношения с людьми, которые приехали в Москву из Екатеринбурга?
        О.С.: Наверное, все-таки нет. Потому что здесь это не так важно. Землячество – это некоторая консервация, определенная «закрытость от»... А зачем консервироваться в таком замечательном месте, когда можно расти, расширяться?.. Мне сейчас интересно общаться и с москвичами, и с теми, кто приехал в Москву из других городов. С Украины, из Петербурга... Вот это варево, вот этот Вавилон – самое лучшее, что тут есть.
        РЖ: Мне приходилось читать о том, что ваше «провинциальное» происхождение мешает вашей литературной карьере в столице – в частности, препятствует получению безусловно заслуженных Вами литературных премий. Ощущаете ли вы в московском литературном мире недоброжелательство или вражду к вам именно как к провинциалу?
        О.С.: Нет. Абсолютно нет. Это какой-то зловредный миф, который порочит честь и достоинство тех людей, с которыми я здесь общаюсь. Может быть, где-то кто-то и впрямь думает, что Славникова – это вот такая уральская выскочка... Может быть, где-то кто-то решает, что Славниковой не надо там давать какую-то премию... Но, вы знаете, на самом деле мне до этого дела нет. Как-то раз была какая-то тусовка – по-моему, это было вручение премии журнала «Октябрь». И на ней Сергей Иванович Чупринин, оглядев присутствующих, московскую «литературную элиту», сказал: «А вы знаете, что все мы здесь – лимита?» И в самом деле: если оглядеться, «коренных москвичей» в Москве обнаружится не так много. И я просто не вижу здесь проблемы. Вот и все.
        РЖ: Вы сочетаете в себе активного участника литературной жизни и активно пишущего литератора, который не раз выдвигался на самые престижные литературные премии. Механизм этих премий вы знаете, что называется, изнутри. Вам это не мешает? Не опускаются ли руки: мол, успех зависит не от литературных достоинств, а от сложного взаимодействия экстралитературных факторов?
        О.С.: Ну, во-первых, все знать изнутри нельзя. У меня в литературной биографии был щекотливый момент, связанный с шорт-листом предыдущего «Букера». Тогда мне говорили многие: «Если вас не включат в шестерку – это будет уже слишком». Тогда у меня, действительно, было ощущение, что вот, произошла вещь несправедливая, что некий мой потенциал абсолютно не оценен. Острота тогдашних переживаний связана с моим особым отношением к Букеровской премии. Ну и кроме того, все-таки, это премия романная, а я – романист, это мой жанр... Тем не менее, литературные премии, в том числе и «Букер», способствуют развитию литературы и продвижению ее к читателю, стало быть, в этом участвовать надо, премии затевать надо, входить в жюри нужно. Я лично, как член жюри, любого сужу исключительно по качеству текста. А что касается «Дебюта», то тут никаких тусовочных соображений вообще быть не может – по той элементарной причине, что наши авторы пока никуда не включены. Поэтому здесь все чисто.
        РЖ: Насколько мне известно, последняя премия, на которую выдвинут ваш роман «Бессмертный», – это «Национальный бестселлер».
        О.С.: О да.
        РЖ: Не могли бы вы как-нибудь прокомментировать сам феномен «Национального бестселлера», ваше положение в ряду финалистов?
        О.С.: «Национальный бестселлер» – премия нужная, но не очень хорошо продуманная. Малое жюри, которое будет выявлять победителя, формируется по принципу не профессиональной экспертизы, но чисто читательской реакции. Из людей, достаточно, ну, скажем, интеллектуально состоятельных.
        РЖ: Это Малое. А Большое?
        О.С.: Что касается Большого жюри, то оно формируется как экспертное, то есть по тому же принципу, по которому формируется группа ридеров, скажем, в «Дебюте». Премия «Национальный бестселлер» могла бы быть гораздо эффективней, если бы организаторы премии лучше продумали свою издательскую программу. То есть если бы они имели в виду, например, что лауреат может иметь договор с другим издательством. Кроме того, формуле «Национальный бестселлер», если делать упор на второе слово, более всего отвечает госпожа Донцова. Если же эту премию назвать «Интеллектуальный бестселлер» или «Интеллектуальный литературный бестселлер», тогда это лучше отражало бы идею премии, как я ее понимаю.
        Что должно быть результатом этой премии? Хорошо написанная книга, которая, тем не менее, способна разойтись заявленным в положении о премии 50-тысячным тиражом. Чтобы такое случилось, должно быть выполнено хотя бы одно из двух условий: либо рукопись должна быть очень сюжетной и занимательной, либо должны быть приложены изрядные усилия по ее промоушену. Таких усилий «Национальный бестселлер» в должной мере не прилагает. Нечто подобное сейчас пытается делать «Российский сюжет», где все это лучше продумано.
        Что касается нынешней ситуации с «Бестселлером»... Именно потому, что не определен конечный продукт, в шорт-листе оказались очень разные тексты. То есть: конь, трепетная лань и ледебь-рак-и-щука. Плюс Проханов.
        РЖ: Один из фаворитов «Национального бестселлера», не так ли?
        О.С.: Да. Что касается меня, то я на своей счет в этой ситуации не заблуждаюсь. И вот почему. Я считаю, что если применять к шорт-листу мерку художественного текста, я, безусловно, могла бы претендовать на эту премию. Если так судить, то там я, собственно говоря, конкурента вижу только в Олеге Павлове. Правда, я не читала этого парижского молодого человека, Дмитрия Бортникова. Но критерий «художественности» не есть исключительный критерий данной премии. Здесь ведь важна идея именно «бестселлера», понимаете? Я уверена, что мой «Бессмертный» может собрать 30 тысяч тиража, это абсолютно точно. При известных промоутерских усилиях может быть и 50, и 60. Но поскольку эти промоутерские усилия предприняты не будут, то в категорию «бестселлера» скорее может попадать Носов, например. С гораздо более облегченной творческой задачей, в сущности фельетонной, но тем не менее живо и весело читающийся текст. Да, и Денежкина, если говорить о молодежном пласте...
        РЖ: Денежкина ведь тоже из Екатеринбурга.
        О.С.: Да. И мне это очень приятно. Я страшно обрадовалась. Сначала я даже думала, что это Аня Матвеева шутит, моя подружка, тоже екатеринбургская писательница. Я позвонила ей, она мне честно, положа руку на сердце, сказала, что это не она.
        РЖ: Насколько я понимаю, это действительно совсем молодая писательница.
        О.С.: Да. И я с большим интересом жду встречи с ней, знакомства и так далее. Я испытала такую гордость за то, что, вот, смотрите, Екатеринбург дает и дает новые имена. Неиссякаем.
        РЖ: Вы читали какие-то ее тексты?
        О.С.: Да, я читала фрагменты того самого текста, который сейчас вошел в шорт-лист «Национального бестселлера». Я думаю, что это автор, несомненно, с задатками. Еще мало что умеющий, но у меня есть ощущение, что из этого человека выйдет писатель. Выйдет обязательно. Там есть очень живые куски. Она еще просто не умеет строить прозу.
        РЖ: А в чем тогда ее достоинства?
        О.С.: Ее достоинства – в живом воображении и в умении схватить в слове первое впечатление от поразившей ее вещи. Да, именно такое словесное схватывание. То же самое, что у Геласимова. У него, кстати, очень хорошая вещь в шестом «Октябре» – «Жажда» называется.
        РЖ: Я не читал еще – пока нет в Сети...
        О.С.: Почитайте обязательно. Так вот, Денежкина обладает качествами, роднящими ее с Геласимовым. В совершенно простых вещах вдруг схватывается воздух. Я думаю, что это будет писатель. Если она подпадает под наш возрастной ценз, я ее обязательно приглашу участвовать в «Дебюте».
        А вещь Проханова – вне литературы абсолютно, это сгусток пошлости и безвкусицы. Правда, я читала ее «на языке оригинала» – в газете «Завтра». Не захотела, извините, платить деньги за эту книгу. Ну, вы знаете, «Ad Marginem» может убрать фразы типа «некоторые из которых занимались наркотиками», но в целом книга все равно останется написанной так, как она написана... Но самое мое большое желание, чтобы Проханов, наконец, получил эту премию.
        РЖ: Почему?
        О.С.: А вот почему. Мы все оказались втянуты в неприятную окололитературную историю. Это, действительно, очень нехорошая история, и даже люди, которые ни разу об этом произведении не высказались, все равно оказались в положении человека, которому сказали: «Не думай о белой обезьяне». И я хочу, чтобы Проханов получил эту премию и наконец бы эта история закончилась. На вечеринке, бывает, кто-нибудь напьется и начинает вести себя плохо. Так вот, ждешь, чтобы этот человек поскорее уж захрапел, а нормальные люди могли бы выпить кофе, понимаете? Если он не победит, а победит кто-то другой, это будет означать, что те самые люди, которые нам этого Проханова предложили, будут нас еще несколько месяцев лечить на тему: вот настоящий бестселлер, вот настоящая литература... А дали вот этому козлу либеральному. И на лауреата – ушат грязи. Если Проханов получит, может быть, это все уляжется. И пусть заткнутся. Ну, хватит уже! Потому что если это литература, тогда я, извините, капитан Флинт. Я человек маловнушаемый. И никакой Ольшанский мне не докажет, что это есть хорошо.
        И есть еще одна интересная вещь, которую я жду от вручения «Национального бестселлера». В романе Проханова плохой человек обязательно проявляется на фуршете. Отрицательный герой тут же начинает кушать семгу или мясное ассорти. И он является перед «внутренним видением» положительного героя (и автора) в образе ящерицы, в образе мочевого пузыря и так далее. Я очень жду момента, когда сам Проханов, получив эту премию, пойдет к фуршетному столу и начнет кушать эту самую семгу. Я не пропущу это зрелище и всем советую на эту картину посмотреть. И представить себе Проханова в качестве одного из персонажей его книги. Я думаю, что это будет очень забавно. У многих воображение разыграется, и сразу можно будет написать второй том коллективно. Вот так, между делом. Тем более писать так, как пишет Проханов, очень несложно... Такую прозу можно писать километрами. С ее пресловутыми метафорами, которые представляют собой по большей части пафосные фальшивки... Я ответила на ваш вопрос?
        РЖ: Вот вам новый: могли бы вы в нескольких словах определить свое место в современном литературном движении? Как вы сами видите особенности, специфику вашего письма?
        О.С.: Специфика в том, что я, видимо, принадлежу к тем логоцентричным писателям, которых пытается долбить Марк Липовецкий в своих статьях. Существует такой постмодернизм, который деструктурирует что-то. И существуют логоцентричные писатели, как бы отсталые, которые думают, что слово – это то, что важно для прозы и тем более для поэзии; что в слове заключены большие смыслы и так далее. Так вот, я – писатель, прежде всего, языковой. Я вижу в каждом сюжетном повороте возможность и языкового сюжета тоже. Я понимаю, что по большей части это не прочитывается. Поэтому мои книги не подпадают под категорию комфортного чтения. К сожалению – это так. Что с этим делать? Ну, я думаю, что, во-первых, мне моих читателей хватает. «Стрекоза» разошлась большим тиражом, и «Один в зеркале», вышедший в издательстве «Грантъ», разбежался быстрее всех остальных изданий... Ну а во-вторых, если говорить серьезно, я сейчас устремляюсь в сторону сюжетности. Не потому, что это модно или востребовано рынком, а потому, что я чувствую необходимость в опорно-двигательном аппарате. От присваивающего литературного хозяйства я перехожу к хозяйству устроительному. Видимо, заканчивается какой-то ранний период, период первой прозы, и начинается более зрелый. Что из этого получится – я еще не знаю, надеюсь, что-то получится.
        Ну а в целом, поскольку литература сейчас разделена на страты, в каждой страте распознается более-менее адекватно только один тип письма. В своей страте (условно говоря – такой модернистской языковой прозы) я занимаю нормальное место. Есть люди, которые меня прочли. А в других стратах меня не видят, и это понятно. Почему меня не видит Ольшанский, это я тоже прекрасно понимаю: потому что Ольшанский, в частности, и читать не умеет. Вообще же, к сожалению, я разделяю судьбу вот таких некомфортно читаемых авторов, которые являются пока неопознанными летающими объектами.
        РЖ: Видите ли вы в современной литературе писателей, которые так или иначе эстетически близки вам, которых вам читать интересно? В нынешнем поколении, в младшем поколении, в старшем поколении?
        О.С.: Дело в том, что я – как читатель – страшно всеядна. Мне нравится читать очень многих. С одной стороны, я получаю удовольствие от нового романа Крусанова «Бом-бом» (который сейчас читаю), а с другой стороны, я с удовольствием читаю Олега Павлова. Вот что со мной делать теперь?
        РЖ: Насколько я понял, вы «всеядны» как читатель. А как писатель?
        О.С.: То есть что я читаю, когда я хочу писать... Знаете, бывает вот такое чтение, когда набираешься витаминов. Существуют какие-то авторы, которые находятся на столе, когда пишешь, да? Из современных мне российских литераторов я, пожалуй, выделю в этот пласт Вишневецкую. А еще – Мамлеева. Ну и Сашу Соколова, естественно. Правда, это уже не совсем современная литература... А вообще я читаю и переводную литературу и классику. Я Бунина читаю много, когда пишу. Иногда попадется что-то из поэзии...
        РЖ: Поэзия как источник вдохновения для прозаика – это особенно интересно.
        О.С.: Вот в последнее время, на днях, прочла книгу Кирилла Медведева, и мне так понравилось... Хотя это практически проза, да? Но я поняла, какой это будет романист через 10 лет. Какой будет романист! Дай Бог, чтобы получилось... То есть из самых разных источников вдруг что-то ловишь. Буквально из воздуха.
        А вот если говорить о связях с каким-то сложившимся течением... Если так ставить вопрос и отвечать на него совершенно честно... Я пыталась подобрать авторов, которые мне близки, – их нет. На самом деле – нет. В этом смысле я, наверное, действительно одинокий человек. Приходится это признать.


  следующая публикация  .  Дебют  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии: Проекты:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service