Валентина Полухина известна во всем мире, в первую очередь, как российско-британский литературовед и главный специалист по творчесту Иосифа Бродского. О Бродском она написала 16 книг (скоро готовится к выходу еще одна) и бесчисленное количество научных работ и рецензий. Жаль, что в плотном рабочем графике не нашлось пока времени для еще одной книги — автобиографической. Жизнь Валентины Полухиной так и просится либо в кино, либо на страницы романа. Родившись в Сибири в семье ссыльных, она стала первым русским профессором в Англии, вышедшим из СССР. И путь этот был совершенно не тривиальный.
Russky London: Я, если честно, чувствую себя немного неловко, потому что мое российское воспитание не позволяет мне называть Вас просто по имени. При этом Вы здесь давно живете и, наверное, от отчества уже успели отвыкнуть…
Валентина Полухина: Нет-нет, ни в коем случае не называйте меня по отчеству! Я чувствую себя неуютно, когда меня называют Валентиной Платоновной — так меня не называют уже почти сорок лет.
Russky London: Сорок лет в Англии? Расскажите, как у вас получилось уехать из Союза — тогда же не выпускали так просто.
Валентина Полухина: Я жила и работала в Москве, преподавала русский язык в УДН иностранным студентам, африканцам. Моя зарплата была 100 рублей в месяц, а хорошие сапоги стоили 120 рублей. И вот на эти 100 рублей я должна была жить остаток своей жизни, потому что, родившись в Сибири в ссылке, я не была никогда членом партии и быть им не могла. Меня не посылали за границу, как посылали моих коллег. Они там зарабатывали что-то, возвращались, покупали квартиры и машины, а я была обречена на вечную нищету. В это время появился в Москве Евгений Ламперт, профессор русской истории из Англии. Я с ним была знакома, водила его иногда в музеи, даже однажды привела в гости в свою коммунальную квартиру (а туда запрещено было водить иностранцев — чтобы не позорить страну!). И он мне сказал: “Валентина, если тебе удастся выехать из Союза, я гарантирую тебе работу в Англии, в университете на моей кафедре”. Я посмеялась — как это мне может “удаться” выехать! А в 1972 году приехал Никсон в Советский Союз, и официально была разрешена еврейская эмиграция. Это была первая волна. Но еврейского мужа у меня не было, поэтому однажды я пришла в группу и полушутя сказала своим студентам: “Ребята! Среди вас есть джентльмены? Хочу, чтобы кто-нибудь вывез меня из страны!” Поднялось три руки. Я выбрала самого высокого студента из Кении и вышла за него замуж.
Russky London: Как в романе! В Лондон через Найроби!
Валентина Полухина: Да. Не без сложностей, но я смогла улететь. Хотя меня и отчислили с кафедры за брак с иностранцем. А на таможне отняли текст моей докторской диссертации, которую я писала, будучи аспиранткой МГУ, и все документы, в том числе свидетельство о браке, свидетельство о рождении — нужно было, оказывается, сделать копии, нельзя было оригиналы вывозить. От пережитого унижения я рыдала всю дорогу от Москвы до Найроби.
В Найроби уже на следующий день после прилета я пошла в посольство и подала на британскую визу. Но мне пришлось ждать около двух месяцев, так как нужно было получить не только визу, но и разрешение на работу.
Пока я ждала, я объездила страну — мои бывшие студенты были рады показать мне Африку. Это были удивительные виды! Я немного знала суахили, учила его в МГУ, и мои студенты мне кричали: “Валентина, осторожно, в кустах может быть лев!”, а я отвечала: “Ничего страшного! Я люблю кошек! Я его обниму!” С одной стороны, это было тревожное время — я не знала, получу ли я визу. С другой — замечательное: я познакомилась с удивительной страной.
Потом пришло приглашение от Килского университета, и, немного опоздав к началу учебного года, прямо из Хитроу, меня отправили на урок. Так я начала работать. Это было 7 ноября 1973 года — в день Октябрьской революции. Очень символично.
Russky London: Что Вы преподавали?
Валентина Полухина: Первые два года я была language assistant — преподавала только русский язык студентам. Потом я подала на lectureship. Но был большой конкурс, в тот же самый год на то же место подавала дочка Фадеева, Маша Энценсбергер, которая закончила Кэмбридж. Но все-таки место я получила и стала lecturer. Через несколько лет поднялась до должности профессора и долгое время была единственным родившимся в СССР русским профессором в Англии. Были другие русские профессора, но это были белые эмигранты, то есть люди не из Советского Союза.
Russky London: Кто тогда изучал русский язык?
Валентина Полухина: Во времена СССР русский язык был очень популярен! Это началось еще во время войны, и после войны открылись русские кафедры — трудно назвать университет, где бы их не было. Изучали русский язык, русскую историю и русскую литературу. Я специализировалась по 20-му веку. Я хотела восстановить диссертацию, которую у меня отняли на границе, но заново писать уже написанное было очень скучно! К тому же тема была экзотической: “Экспериментальная фонетика”. Когда я встретила Бродского, я подумала: “Боже мой, чем ты занимаешься! Занимайся тем, что ты любишь!”. Так я стала заниматься поэзией и готовить диссертацию о творчестве Бродского.
Russky London: Я слышала, уехав из страны, Вы лишились гражданства?
Валентина Полухина: У меня был годичный советский загранпаспорт, и, когда скоро истек, я просто осталась в Англии, ибо понимала, что вернувшись в Москву, я уехать оттуда второй раз не смогу. Был период при Горбачеве, когда кто хотел, мог вернуть гражданство, но я этот период пропустила. А теперь я без российского паспорта, и получить его невозможно, только по личному разрешению президента.
Это очень неудобно, конечно, потому что книги мои издаются, в основном, в России, и всякий раз мне приходится получать визу. Но самое неприятное то, что я чаще всего останавливаюсь у друзей, и, согласно закону, должна регистрироваться в каждом городе, куда я приезжаю, если живу там дольше трех дней. Это такая нагрузка для друзей!
Russky London: Вы скучали по России?
Валентина Полухина: Как у всех, мои мозги были облучены советской идеологией, и я искренне верила, что русский человек не может жить вне родины! Я себе так и сказала: “Валентина, первое, что ты должна ожидать, это тоска по родине! Приготовься достойно перенести это испытание!” Жду месяц, два, три, а тоска не наступает. И тогда начинает мне сниться один и тот же сон. Что я дома, в Советском Союзе, и безумно тоскую по английским лугам, полям, цветам. И думаю — второй раз мне никак не убежать. Просыпаюсь и понимаю — я же в Англии! И я счастлива. Меня это немного встревожило. Я подумала, что, наверное, я ненормальная. И решила спросить, как это переживали другие. Я встретилась с поэтом Наташей Горбаневской, спросила, скучала ли она по родине, она ответила — ни минуты! Потом я спрашивала у самого Бродского, которому очень многие исследователи приписывали (и приписывают!) невероятную тоску по родине. Он тоже сказал: “Я никогда не тосковал”. Дело в том, что если мы по кому-то и тоскуем, это по русским друзьям. Такой дружбы в Англии не бывает! Ведь русские друзья заменяют нам и семью, и любовников, и психотерапевтов.
Russky London: А что Вас, как советского человека, в Англии первым делом смутило или удивило?
Валентина Полухина: Невозможно было не заметить, что это другая культура, другая ментальность. Она нас привлекала еще в Советском Союзе. Меня удивляло, например, почему советская идеология не преуспела сделать из Англии врага! Многие из нас любили английские манеры, нам была близка идея английской романтики, английская музыка. Нас очень многое привлекало в англичанах, и я пыталась понять, что это такое. В то же время я заметила, что они держат дистанцию. Соседи не здороваются с тобой, пока вы официально не представлены — в общем, многое чуждо и трудно принять. Но поскольку я понимала, что приехала на постоянное место, мне нужно заводить друзей, нужно со всеми быть любезной. И я сразу научилась вежливости. Постоянная улыбка, готовность помочь (но только на словах!) — это все очень английское, и этому можно научиться.
Я также скоро поняла, что, будучи русской, мне очень многое сходит с рук. Как ни странно, наша любовь была взаимной. Они нас любили. Не только потому, что мы победили в войне, но и потому, что у нас был Толстой, Тургенев, Достоевский. А Чехов вообще настолько часто ставился на английской сцене, будто это был английский драматург! Ничего почти не зная о Советском союзе, они считали, что мы — такие же, как героини Тургенева или Толстого, что наша советская идеология нас не изменила.
Russky London: А на самом деле? Изменила или нет?
Валентина Полухина: Да, меня тоже интересовало, отличаюсь ли я от русских, никогда не живших в СССР. Я стала искать таких знакомств, и мне повезло. Меня познакомили с принцессой Саломеей Андронниковой, грузинской красавицей из Санкт-Петербурга, подругой Ахматовой и Цветаевой, в нее был влюблен Мандельштам, он даже посвятил ей стихотворение “Соломинка”. Потом меня познакомили с сестрами Пастернака: Жозефиной и Лидией. С Жозефиной моя дружба продолжалась много лет. Она потеряла мужа, жила одна и часто просила приехать к ней на выходные или праздники. В Париже я познакомилась с княгиней Зинаидой Шаховской, которая основала “Русскую мысль”, знала князя Оболенского. Я стала с ними встречаться и поняла: да, мы как две собаки, но совершенно разной породы. Это действительно люди другие. Теперешние новоиспеченные аристократы, сумевшие вернуть себе титулы, требуют называть себя “ваше высочество”. А Саломея Андронникова рассказывала о своем аристократическом происхождении очень снисходительно, примерно так: “Когда последний греческий император Андроник прошелся по Кавказу, он оставил после себя десятки, если не сотни беременных, вот откуда пошел мой аристократический род”. С ними было легко общаться, хотя, конечно, отличия в образе жизни были очень заметны. Саломея Николаевна, например, часто звала меня на завтрак, но завтрак у нее начинался в 12 дня.
Russky London: А с английскими аристократами Вы знакомы? Какие они?
Валентина Полухина: Сейчас я принадлежу к самому аристократическому английскому клубу — Atheneum, — где действительно много настоящих, многолетних, многовековых даже, английских аристократов. Это такие джентльмены, о которых мы только в романах можем прочитать. Мы собираемся на разные вечера — посвященные поэзии или музыке, — а потом у нас ужин. Мы садимся и знакомимся. И они ведут себя так же открыто и дружелюбно, как русские. Они тебе доверяют, потому что знают, что ты член клуба, а случайных людей там не бывает. Чтобы туда попасть, нужны рекомендации как минимум десяти других членов. Поэтому с соседями по столу можно говорить о чем угодно: о политике, о литературе, о личной жизни. Кроме того, меня привлекает как филолога то, что только там ты можешь услышать Queen English, который почти утерян. Это так прекрасно! Такая музыка для ушей!
Когда я говорю, что я из России, то становлюсь центром внимания. Потому что англичан интересует, что происходит в этой стране. Хотя я всегда оговариваюсь, что не гражданка России и мало, на самом деле, знаю.
Russky London: Вы следите за новостями в России?
Валентина Полухина: Только за тем, что говорят о ней в Британии. У меня нет российского телевидения. Я не могу жить на две жизни, и все-таки с Англией я связана уже сильнее. При этом у меня в России много друзей среди писателей и поэтов, я общаюсь с ними по скайпу и по телефону, и этого мне достаточно. Я до сих пор убеждена, что лучшее, что Россия дала миру, — это русская литература. Мы известны и любимы в мире (если любимы вообще) прежде всего благодаря Толстому, Достоевскому, Пушкину.
Russky London: Насколько быстро Вы смогли впитать в себя английскую культуру?
Валентина Полухина: Я не думаю, что впитала в себя ее! Я старалась и стараюсь до сих пор, но это не так просто. Хотя мой муж — переводчик Даниэл Вайсборт — был англичанин. И когда мы ссорились иногда, я сердилась и кипела — в общем, вела себя несдержанно, совсем не по-английски. Я виню в этом свою русско-польскую кровь, британцы совсем другие.
Russky London: Вы никогда не жалели, что именно Англия стала вашим домом?
Валентина Полухина: Нет, и даже более того — если бы сегодня я выбирала страну для жизни, я бы все равно выбрала Англию. Уже имея опыт жизни в Европе, Канаде, Америке… Англия притягивает и отталкивает одновремнно, но больше притягивает. Никто не вмешивается в твою жизнь, никто не навязывает тебе свой образ мыслей. Это воспитывает независимость и самостоятельность. Если ты не попросишь, тебе никто не будет навязывать своих советов — как мы, русские, вечно учим друг друга жить.
Russky London: Вы сказали, что, когда начинали преподавать здесь, русский язык был популярен среди британцев. А что происходит сейчас?
Валентина Полухина: Увы, увы, увы. Сейчас очень грустное положение вещей. Еще при миссис Тэтчер закрылось 8 русских кафедр, после нее они стали закрываться одна за другой. Причем объяснение этому было очень нелогичное: Россия больше не потенциальный враг Англии, зачем нам тратить деньги, поддерживая русские кафедры? Сейчас нам нужны арабские, китайские кафедры и т.д. Британские школы, в которых сегодня изучают русский язык, вы можете посчитать по пальцам одной руки. В университетах тоже осталось очень немного русских кафедр. Когда я преподавала, еще в советские времена, я могла приглашать сюда поэтов: Ахмадулину, Вознесенского, Бродского… В общей сложности, я пригласила более 80 русских писателей и поэтов. Естественно, студенты, услышавшие их живьем, шли в библиотеку и читали их произведения.
Russky London: Недавно Вы были награждены медалью Бенсона за вклад в современную поэзию России и Великобритании и за развитие отношений между поэтами обеих стран. Мы Вас уже поздравляли, но рады поздравить еще раз. Это действительно большое событие!
Валентина Полухина: Да, я тоже была рада. Эта премия была основана в 1916 году, а получило ее всего 55 человек за все время! В том числе несколько Нобелевских лауреатов. Так что я в неплохой компании. Но еще приятно вот что. Как только стало известно, что я награждена медалью Бенсона, главный редактор литературного журнала “Гвидеон” Вадим Месяц предложил мне вести у них регулярную колонку: “Валентина Полухина представляет британских поэтов”. И это в год культурного обмена между Россией и Великобританией очень приятное предложение! Я тут же составила себе список из 18 лучших британских поэтов, и уже получила согласия от бывшего поэта лауреата Эндрю Мошен, и нынешнего — Кэрол Энн Дафи; отправила стихи Саши Дагдейл и Майкла Шмидта русским переводчикам, так что скоро они будут появляться в русском журнале в Москве. Кстати, если среди живущих в Англии и России молодых людей есть переводчики, знающие и любящие поэзию, они могут со мной связаться — я с удовольствием предоставлю им для перевода стихи лучших британских авторов.
|
