Автору этих строк все чаще кажется, что современной поэзии свойственна некая безжизненность. Звучит парадоксально, ведь, казалось бы, именно в поэзии, в лирике, говоря словами Цветаевой, «неостановимо хлещет жизнь». Однако ныне многие произведения поэтического жанра, возможно, весьма содержательные по части пресловутого message, зачастую оказываются эмоционально выхолощенными, «неживыми». Тем ценнее живые лепестки, изредка нарушающие монотонность бутафорских натюрмортов и давно засушенных гербариев.
Именно таким вот живым букетом, а вернее, целым шелестящим садом представилась мне новая книга Лидии Григорьевой, русской поэтессы, в последние годы живущей в Лондоне.
Лидия Григорьева – автор поэтических книг, изданных в России и за рубежом. Событием литературной жизни конца 1980-х был ее роман в стихах «Круг общения» (1986). В 1995 г. избранные стихотворения поэтессы вышли в Японии на английском, японском и русском языках. Григорьева была автором и ведущей литературных программ «Поэтические встречи» и «Мастерская поэта» на российском радио, создала несколько больших передач о современных поэтах на русской службе Би-би-си, была создателем документальных фильмов «Цветаева в Лондоне», «Гумилев в Лондоне», «Скрябин в Лондоне» и других.
Последний стихотворный сборник поэтессы, вышедший в серии «Русский ПЕН-клуб» петербургского издательства «БЛИЦ», называется «Воспитание сада». На мой взгляд, столь богатое ассоциациями заглавие оправданно. Это и призрачные сады юношеских мечтаний, и сады творчества, и «сады души», и, конечно же, страстно желаемый и счастливо обретенный сад-пристанище. Для автора сад – и формула мироздания, и священная территория, где можно услышать голоса других художников (в стихах Григорьевой часто звучит эхо цветаевского «моления о саде», блуждают тени Бетховена, Ван Гога, Бодлера), и живое существо со своим календарем, жизненным ритмом и даже характером:
Так случилось, что сад завели
на другой половине земли.
Ублажали, поили с лихвой,
но ему захотелось домой.
То ли ветром его унесло,
но взлетел он – и лег на крыло.
Затерялась меж звезд,
не оставив следов,
перелетная стая садов.
Наряду со стихотворениями двух последних лет в книгу вошли и ранние, нигде до этого не публиковавшиеся. Обширна их география: конец 1960-х – Казань, Чукотка, 1980-е – Москва, Ялта, Венгрия, Чехословакия, конец 1990-х – Англия; весьма разнообразны обстоятельства их написания. Но, как бы ни жилось поэтессе Лидии Григорьевой, куда бы ни забрасывала ее судьба, сад ее всегда был с ней, даже если он принимал какое-то иное обличие – например, форму заветного одиночества:
Навязчива любовь, она
мешает спать,
и жить она мешает так,
как хочется.
В забытую прохладу
одиночества
ныряю, как в прохладную
кровать,
и спать хочу.
В кажущихся бесхитростными стихах Лидии Григорьевой – мудрость, не книжная (хотя и прочитано было немало), но жизненная, добытая, а вернее, выращенная и вскормленная терпением, любовью, страданием и сочувствием. Таким плодам мог бы позавидовать любой садовник.
Автор замечательно развивает метафору сада и в прозаическом послесловии, нанизывая на нее увлекательные факты своей незаурядной биографии. Как пишет Григорьева, «мой маленький лоскутный мемуар – всего лишь садовая дорожка, путеводитель по перелетному, блуждающему по белу свету – саду». Гибель отца-летчика, скитания с совсем еще юной матерью-вдовой по неоглядным советским просторам, райские сады детского туберкулезного санатория, черные от химикатов сугробы Казани (университет), работа в золотой кассе на Чукотке (штука посильнее Хемингуэя!), толстые журналы и вылазки в свет – в Москву, собственно Москва, и, наконец, Лондон... Необычная судьба и очень нетривиальное повествование.
В завершение хотелось бы привести еще одну цитату из Лидии Григорьевой, совпадающую с основной формулой вольтеровского «Кандида», которая и подсказала название моему тексту:
Во времена крутых надсад
куда нам всем деваться?
Но и тогда попробуй – Сад
создать и любоваться!
Итак, дамы и господа, поэтессы и поэты, будем возделывать свой САД. А то все склепы да кунсткамеры...
|
