Анри Волохонский. Лицо новой поэзии
Стихи бесстрастного поэта

Евгения Лавут
Независимая газета, 20.01.1993
Досье: Анри Волохонский
        Поэтам-модернистам достался язык, в котором каждое слово, каждое имя выстраивает в сознании пишущего, а тем паче читающего целый ряд предметов. прямо или косвенно связанных между собой. Поэтому писать стихи становится всё сложнее — важно, чтобы эти многочисленные предметы, то есть смыслы слов, не задавили друг друга, не разрушили единство стиха. Язык поэта — это набор имен, образов, символов, хранящийся в литературной памяти, общей у него и его читателя. Чем дальше, чем длиннее история нашей цивилизации, тем обширнее этот набор, тем интереснее и сложнее выстраивать свою неповторимую комбинацию из его составляющих.
        Теперь поэт редко говорит «я». Он склонен бежать от прямого манифеста. Но в этом бегстве тем ярче проявляется неповторимость комбинации, выуженной им из культурного запаса своего времени. Те, кто следует этому, формально безличностному, но требующему большой личной ответственности подходу, резко отличаются от поэтов старой школы. Один из таких «новых» поэтов, умеющих подойти к своему культурному прошлому как к ценному багажу и в то же время с приемлемой долей иронии, — Анри Волохонский.
        По недоразумению в России плохо знают его стихи, звукописью своей наследующие Хлебникову, символикой и тематикой — Мандельштаму и Гумилеву, разрушительной силой иронии — обэриутам. Восток и Запад, чистота языка и намеренная расшатанность ритма, певучесть фольклора и изыски ученой поэзии слились в стихах Волохонского, чтобы создать неповторимую вселенную, где мировая эстетика охвачена и преображена русским словом.
        «Вселенскость» поэзии Волохонского, даже определенная нерусскость — в том, что привычные нам трогательные образы родины-матери или невесты, пыльной дороги и поэта-пророка не являются для него абсолютом, их у него просто нет; надрывность и надлом для него не суть положительная характеристика стиха, он стремится скорее к обратному. Волохонский — бесстрастный поэт. За него говорит тот мощный культурный поток, который он сквозь себя пропускает, роль же поэта — в тщательном его фильтровании.
        Немногие русские поэты решались воспринимать Библию как текст, входящий в культурную традицию, а не свод догматических истин, самое соприкосновение с которыми обязывает к серьезности и возвышенности стиля. Для Волохонского библейские образы живы и потому могут быть развиты. Поэтому остолбеневшая жена Лота может быть названа соленым болваном, серафим высокий — держать ботинок за шнурок. Поэтому смогли появиться на свет слова песни, известной всем в исполнении Гребенщикова: про город золотой, и звезду, и животных.
        Животных в поэзии Волохонского вообще много, в этом он преемник европейской традиции: вспомним Бодлера. Верхарна, Аполлинера. Животные — часть мифологической среды поэта; многочисленные мифы, которыми легко оперирует Волохонский. изобилуют зверями, птицами, рыбами и рептилиями.
        Очень жаль, что при нынешнем расцвете поэтического авангарда мы по своей врожденной неспособности из живущих выбирать лучших не то чтобы не замечаем, но не выделяем Волохонского. Пока даже для тех, кому известно это имя, оно в равной мере принадлежит и обозревателю радиостанции «Свобода», и поэту.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service