Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Алексей Парщиков  .  предыдущая публикация  
Реабилитация покоя
О стихотворении Алексея Парщикова «Сельское кладбище»

28.10.2009
Досье: Алексей Парщиков
        Сквозные темы этого стихотворения Алексея Парщикова — изменение прошлого под различными взглядами из будущего, природа и техника, тоталитарность и органичность. Субъект речи (в данном случае — субъект воспоминания, потому что все стихотворение — воспоминания различных людей), как минимум, двойственен, причем автор не обозначает моменты перехода речи от одного к другому.
         «Я» в начале стихотворения — изобретатель дирижабля, вспоминающий свое прошлое полувековой давности (скорее всего — начало ХХ века, в котором — «брички», «кринолины» и т.д.). Дирижабль в это время, то есть в середине века, после ряда громких катастроф в 20-е и 30-е годы (итальянская «Италия», разбившаяся при полете к Северному полюсу, взорвавшийся у причальной мачты германский «Гинденбург», американские «Акрон» и «Мекон», погибшие в бурю, сгоревший английский R-101, исчезнувший французский «Диксмюде»), на фоне бурного развития самолетов — абсолютно устаревший объект, принадлежащий только истории техники. «Я» в конце стихотворения — человек, живущий еще через 50 лет, в наши дни, и знающий, что дирижабль вернулся — благодаря дешевизне, экологическим достоинствам, большой грузоподъемности, гелию, сделавшему дирижабль невзрывоопасным, благодаря новым двигателям, работающим от солнечных батарей и делающим полет бесконечным. Нагруженный коммуникационным оборудованием, дирижабль — фактически телебашня десятикилометровой высоты.
        Однако изобретатель в стихотворении идеализирует современный ему дирижабль, говоря о «праздничных гондолах и лентах на ветру». Чаще на гондолах дирижаблей висели не ленты, а бомбы. Первые стратегические бомбардировки городов с большими жертвами среди мирного населения были результатом налетов германских дирижаблей на Англию во время Первой мировой войны. Дирижабль же использовался в первой попытке межконтинентальной воздушной военной переброски — в 1918 году из Германии пытались доставить снаряжение войскам в Германской Юго-Восточной Африке, современной Танзании. В начале 1920-х годов дирижабль, чья дальность и грузоподъемность были огромны по сравнению с самолетами того времени, выглядел страшным оружием. А.Н. Толстой снабдил инженера Гарина не только гиперболоидом, но и дирижаблем, который летал на Камчатку и забрасывал бомбами с газом вражескую эскадру. Сегодня военное применение дирижаблей не рассматривается: они слишком уязвимы для современного оружия. В данном случае хрупкость, медлительность и неповоротливость дирижабля тоже оказались полезны, это — редкий пример изобретения, «снявшего военный мундир».
        Для жившего в XVIII веке английского поэта Томаса Грея и для переводившего в XIX веке его «Сельское кладбище» В.А. Жуковского прошлое — только в памяти, в стихах, но из реальности оно уходит окончательно. Так же окончательно, с точки зрения середины ХХ века, ушел дирижабль. Но второй, современный взгляд обнаруживает, что прошлое подвижно и может вернуться.
        Память тоже подвижна и переходит от одного человека к другому. Кто в стихотворении Парщикова вспоминает летательный аппарат д’Эскювели — изобретатель или наш современник? Неизвестно. Мы можем различить их голоса лишь с большей или меньшей вероятностью.
        В такой системе понимания аналогично забвению дирижабля можно рассмотреть смерть вообще. Изобретатель полагает ее бесповоротной — напрасно его коллеги полвека назад верили, что твердь пропустит их и вернет. А современный поэт, возможно, стремится показать, что смерть столь же неокончательна, как забвение дирижабля.
        Другая сквозная тема — техника и природа. Движение дирижабля — не полет, но плавание. Принцип полета дирижабля понятен неподготовленному человеку: легче воздуха, потому и летает (а самолет тяжелее и крыльями не машет). Дирижабль — знак одновременно спокойствия и тоски, которую испытывает по отношению к такому состоянию души и тела современный человек, удерживающийся лишь в динамическом равновесии — как само-лет, который упадет, если перестанет двигаться. Можно соотнести с этим естественность и покой природы у сельского кладбища (в представлении горожанина, разумеется, не думающего о естественной борьбе за существование или, например, о безличности рода). Полет на шаре проще и безопаснее. «Не виртуозы» тоже могут вести воздушные шары над пригородами.
        Вот самолет в прежнем стихотворении Парщикова «Бессмертник»: «Что — самолетик за окошком / в неровностях стекла рывками / бессмертник огибая? Сошка, / клочок ума за облаками!» Возможно, человек современной цивилизации устал от этих рывков, от динамики, от напористых деталей, толкающихся атомов — и хочет постоять на месте, не опускаясь? Или — плыть по течению, отказаться от активности, почувствовать себя несомым. «Паромщик поднял над водой весло, однако же не стал грести».
        Видимо, Парщиков соотносит дирижабль с природой, которая находится «за окоемом нервных окончаний». Там — множество деталей, которые человек в принципе не может предугадать и сосчитать. Может быть, дирижабль — это техника, которая находится в согласии с природой, в некоторой степени становится природой сама и потому выживает. Дирижабль — это облако, бегущая по небесам овечка. Он в согласии и с живописью: именно в «дирижабельном» контексте в стихотворении упомянут художник итальянского Возрождения Пармиджанино (настоящее имя — Джироламо Франческо Мария Маццола (или Маццуоли — Girolamo Francesco Maria Mazzola, Mazzuoli), 1503—1540).
        Современная архитектура (например, созданный Фрэнком Гери музей современного искусства в Бильбао — см. в стихотворении «Сельское кладбище» строку «кто из обрезков соберет Бильбао») тоже стремится к чему-то, напоминающему органические формы. Не рассчитанные параллелепипеды, а как бы само собирающее себя из кусочков пространство. Изобретатель становится художником, летательный аппарат — арт-проектом. Бельгийский художник берет псевдоним Панамаренко, соединяющий название авиакомпании «Pan American» с именем конструктивиста Родченко, и продолжает Татлина, строившего в последние годы жизни махолет «Летатлин». Возможно, сходными мотивами руководствовалась группа авторов из Нижнего Новгорода, назвавшая «Дирижаблем» выходивший там в 1990-е годы литературный альманах.
        Кладбище Грея/Жуковского протяженно на плоскости, сентиментально по восприятию и абсолютно атехнично. На трехмерном «кладбище» Парщикова порыв ввысь связан не с ангелами, а с дирижаблями. Техника предоставила шанс одиночке избежать забвения: не лечь туда, где рядом «Мильтон немой, без славы скрытый в прах», оставаясь при этом одиночкой, изобретателем, а не политическим, литературным, философским и т.п. деятелем, то есть властителем умов большого количества людей. Даже сейчас, когда самолет обычно создается многотысячным конструкторским бюро, одиночка не обречен. «Вояджер» — первый самолет, совершивший кругосветный беспосадочный перелет без дозаправки, — построен не «Боингом» или «Эрбас индастри», а маленькой фирмой конструктора Рутана.
        Возможно, дирижабль был уничтожен и тоталитарностью. Парщиков вспоминает о катастрофе советского стратостата «Осоавиахим», полеты которого были широко разрекламированы. Гитлеровская Германия также использовала громадные дирижабли, такие, как «Гинденбург», в целях пропаганды (тем более, что создателем первых жестких дирижаблей с большой дальностью и грузоподъемностью был немец, граф Цеппелин). Воздухоплавательные аппараты как пропагандистские символы создавали не только коммунизм и фашизм. Великобритания предполагала использовать R-101 для укрепления своего престижа в Индии, Франция демонстрировала «Диксмюде» в Алжире и Тунисе. Америка становилась империей — и обзаводилась гигантскими дирижаблями. Вид огромных «воздушных дредноутов» соответствовал имперскому духу. Но эта функция оказалось несовместимой с органичностью дирижабля. От конструкции требовали тех размеров, которые не могли быть достигнуты в то время при сохранении разумной надежности и безопасности. Американским дирижаблям не помогло и заполнение невзрывоопасным гелием. Размеры эти, в конечном счете, оказались и ненужными — вернувшийся современный дирижабль оставил гигантизм. Возможно, катастрофа старых дирижаблей в стихотворении Парщикова становится аналогом распаду империй: гигантское мощное тело оказалось пустым и сгорело за мгновение, похоронив под обломками многих людей. Освобождаясь от империи, мы освобождаемся также от идеи полета с чрезмерным комфортом — салоны современных самолетов и дирижаблей рациональны и не напоминают роскоши прежних дирижаблей, копировавшей роскошь трансатлантических пароходов.
        Взаимоотношения дирижабля с тоталитаризмом тоже не были прямолинейны. Геринг (кстати, хороший летчик и известный ас Первой миро-вой войны) к дирижаблям относился крайне отрицательно — видимо, как многие пилоты самолетов. Геббельс тоже дирижабли не любил — вероятно, отвечая на неприязнь их знаменитых пилотов к министру пропаганды. С другой стороны, дирижабль как олицетворение мощи государства часто становился объектом диверсий. Одна из весьма вероятных версий гибели «Гинденбурга» — бомба, подложенная механиком-антифашистом и сработавшая слишком рано, до выгрузки пассажиров и экипажа.
        Изобретатель дирижабля не смирился с аэропланом — мельтешение его реек (не забудем, что речь идет о старых конструкциях) напоминает автомобильные «дворники», годится только для стирания повседневной грязи, но не для торжественного плавания. Изобретатель не знает о втором пришествии дирижабля и может только поставить памятник баллону воздуха. Что остается делать изобретателю дирижабля? Наняться сторожем на склад самолетов, в Неваде, в пустыне, где можно хранить самолеты под открытым небом, без ангаров?
        Но он одержим идеей связи техники и природы. «Планеты озарятся. Оболочки,/ заряженные мертвецами, вспыхнут — катушка дает пробой в витке». Органичность дирижабля оказывается связанной с идеей полета как результата духовного усилия. Магическая линия тянется параллельно инженерной.
        Пусть неживые, каменные «рельефы, истуканы, плиты, алтари» «работают локтями», воюя друг с другом, пытаясь подчинить мир, заключая сами себя в защитную ограду. А над ними — жизнь дирижабля. «Бумага не для букв, пишите на камнях». Для неживых записей и расчетов камень подойдет лучше. А бумага — для полета. Первый воздушный шар братьев Монгольфье был сделан из бумаги. И еще бумага — для поэзии, может быть.
        Дирижабль — парадоксальность летающей пустоты. (У Парщикова тема корабля, балансирующего между отсутствием и присутствием и в то же время несущего, есть в стихотворении «Минус-корабль».) Поэт оформляет воздух своей речью и делает его летящим.
         «Не раз я замечал...» — это уже голос современного поэта, для которого предметом воспоминаний становится не дирижабль, а его изобретатель. Странный, смотрящий в небо, гуляющий по воздуху («из города к утру он возвращался на воздушном шаре» — может быть, это метафора, может быть — полет воздухоплавателя-любителя).
        Верность делу конструкторов и пилотов порой поражает. Один американский офицер уцелел в катастрофе дирижабля «Шенандоа» (1925 год), в которой погибло около половины экипажа. После этого он летал на другом гигантском американском дирижабле — «Акрон», который погиб во время шторма над Атлантикой в 1935 году; этот офицер оказался одним из трех спасшихся из 76, бывших на борту. Казалось бы, для человека этого более чем достаточно. Но нет, он стал командиром еще одного дирижабля «Мекон», погибшего в 1938 году. В очередной катастрофе, к счастью, удалось спасти почти всех, в том числе и командира. Похоже, не прекрати тогда Америка строительства дирижаблей, он полетел бы и на четвертом... Постаревшие на полвека энтузиасты способствовали возвращению дирижабля своими деньгами и опытом.
        Чем является верность прежнему и, казалось бы, безнадежному делу? Тюрьмой? Каркас разрушенного дирижабля — как сетка концлагеря? «Полевые тюрьмы, сварганенные наскоро в степи / из ржавой рабицы». (Что хотел восстановить изобретатель дирижабля в стихотворении Парщикова? Органичность полета или грандиозность империи?) Но изобретатель продолжает чертить, и травы склоняются перед ним. Дирижабль возвращается, и поклонник старого оказывается предтечей нового. «По Иоанну, он позади себя и впереди».
        Изобретатель умирает — и исчезает, «присвоен небом», его могила пуста. Его дело продолжает современный поэт, для которого дирижабль — не только пример взаимопроницаемости техники и природы, но и пример воскрешения.
         «В других мирах, / где галереи тихих дирижаблей, еще не сшитых по краям». Дирижабли здесь кажутся душами, ожидающими воплощения. Есть в мире «планерная нега» свободного, безмоторного полета. Малое становится огромным («ландшафт на клеточной мембране», причем обнаруживается он благодаря микроскопу — снова единство техники и природы). Телефон можно отключить, потому что сквозь плющ-забвение говорит сова-мудрость, для которой нет разделения природы и техники, никакое прошлое не окончательно, никакое забвение не безвозвратно, и смерти, строго говоря, нет.
        Полеты и метафоричность стихотворения Парщикова заставляют вспомнить «Стихи о неизвестном солдате» Мандельштама, но динамика текста Парщикова, спокойно-повествовательное течение натурфилософской поэмы, отличается от Мандельштама примерно так же, как полет дирижабля от поле-та самолета, света «размолотых в луч скоростей». Может быть, это «переписывание» Мандельштама с экологических позиций? Интересно само возвращение к традиции натурфилософской поэзии, стремящейся литературными средствами решить проблемы не только личности, но и цивилизации (взаимоотношение природы и техники — типичная цивилизационная проблема).
        Парщиков осознает технику как добавляющую миру богатство, а вовсе не как отнимающую от него что-либо, как делающую прошлое, настоящее и будущее подвижным, многовариантным. Дирижабль «по Парщикову» не окаменевший, он сыпучий, то есть подвижный и множественный. Стихотворение о нем так же сыпуче и позволяет обнаружить много других линий. Например, антифеминистскую — или, быть может, антигламурную. Противники дирижабля — женщины. Кринолины, «велосипедистки с йодистым загаром» — это по их мнению, дирижабль безнадежно окаменел.
        На кладбище Жуковского/Грея присутствуют «пахари» (пусть стилизованные). На кладбище Парщикова являются изобретатель и авиатор (чье тело при падении с высоты оставило отпечаток в земле). Это — современные пахари. Мертвый летчик — прочная и прямая связь неба и земли. Могила изобретателя пуста, отпечатки тел заполнились водой, современное кладбище — не земля, а вода и воздух, подвижные стихии. Профессор аэродинамики, прозванный отцом русской авиации, отличается от В.А. Жуковского лишь инициалами — Н.Е.


  следующая публикация  .  Алексей Парщиков  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service