|
|
|
Города России
Страны мира
|
|
|
|
|
 следующая публикация . Игорь Сахновский |
|
Светлые аллеи
Игорь Сахновский «Счастливцы и безумцы»
|
Игорь Сахновский. Счастливцы и безумцы: Повесть и рассказы. — М.: Вагриус, 2005.
Писать лирично в наше время не принято — прямо-таки моветон. Впрочем, женщины-писатели еще могут позволить себе рискнуть — и честно расплачиваются за риск, когда произведения, к примеру, Людмилы Улицкой называют «женской прозой», словно подчеркивая, что есть на свете проза настоящая — и есть женская. Но писатели-мужчины уж точно не могут позволить себе никакой лирики. В их случае уместны: цинизм, ирония, самоирония, нигилизм и вымученная озлобленность, которая обычно зовется агрессивностью и бескомпромиссностью. Приветствуются различные виды стеба и пародии. Также приветствуются постмодернистские игры, когда творческий процесс сводится к созданию некой интеллектуальной головоломки и ни о каких эмоциях даже речи не заходит.
Тем удивительнее на этом фоне проза Игоря Сахновского — настолько лиричная, что в это даже с трудом верится, и поначалу при чтении подозреваешь подвох: а вдруг это не всерьез, вдруг это очередной стеб, только более изощренный? Но нет, Сахновский действительно глубоко, тонко лиричен, а если на первых страницах ему верится с трудом, то в этом виноват не он, а современный читатель, развращенный продукцией издательства «Ad Marginem».
Герой Сахновского может подойти к незнакомой женщине и сказать ей: «Не согласитесь ли вы пойти посмотреть — вон там — одну розу? Мне нужно понять запах...» Он вообще любит розы, этот лирический (во всех смыслах слова) герой: «Я прислонялся лицом к тяжелым розовым головам и дышал настолько полно, будто в последний раз проживал свою последнюю жизнь. То, что проникало в ноздри, по сладости и густоте превосходило мед и вино» («Бахчисарайская роза»).
Многие герои Сахновского наделены душой ребенка. Не случайно события рассказов и повести, составляющих книгу «Счастливцы и безумцы», часто излагаются детьми или показаны их глазами («Насущные нужды умерших», «Быть может»). Дети — оптимисты, и даже самые трагические коллизии у Сахновского разрешаются, оставляя неистребимую надежду на будущее. Дети верят в сказки, во всякую небывальщину — и взрослые фотомодели в книге влюбляются в пятнадцатилетних подростков, загадочные иностранки-миллионерши — в простых провинциальных врачей, а когда один из ссорящихся влюбленных с досадой срывает с пальца подаренное вторым участником драмы кольцо и выбрасывает его с балкона, это кольцо непременно отскочит рикошетом от балконной решетки и вернется бросившему в руки, после чего останется только вновь надеть его на палец и помириться. Что самое интересное, в это веришь, пока читаешь. Потом приходит неизбежная мысль: так, дескать, не бывает в жизни. Но хочется, отмахнувшись от этой мысли с досадой, гнать ее прочь и продолжать верить. У детей потрясающе зоркий глаз — отсюда эти тонкие, потрясающе верные сравнения: «У нее был взгляд — как у восточной рабыни, злой и покорный» («Если ты жив»). И в спонтанных, неожиданных до парадоксальности сопоставлениях тоже есть что-то детское — наивное и мудрое: оказывается, «общаться с женщинами и плавать в океане» — это практически одно и то же («Если ты жив»).
Сахновский — противник стройного, упорядоченного повествования. Его композиция сумбурна и зачастую нелогична, однако незатейливый сюжет не дает читателю запутаться. И то, что могло бы оказаться существенным недостатком, оборачивается несомненным плюсом: новеллы писателя так легко читать именно потому, что действие в них развивается по каким-то своим законам, более правильным и естественным, чем классическое сочетание «вступление — кульминация — развязка — заключение».
Не стоит обманываться этой мнимой легкостью. Читателю предстоит потрудиться, поразмыслить, потому что Сахновский подбрасывает ему непростые задачки из области философии. Он глубокомыслен и афористичен, как какой-нибудь старинный классик: «Бог Случайностей ревнив как никто — поэтому нет более тоскливой затеи, чем женить его на Закономерности, которая с умным видом принадлежит всем и каждому» («Ревнивый бог случайностей»). Хотите поспорить — сколько угодно. Но эту фразу в книге вы непременно подчеркнете, запомните и процитируете при случае. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что философствования автора не всегда отличаются новизной: вот в эссеистическом повествовании «В тему» он ударяется в рассуждения о сходстве и различии мужчин и женщин и, понятно, приходит к выводу, что мужчина сильнее и талантливее женщины (как же иначе-то?). Но даже эти рассуждения читать приятно — может быть, за счет того, что Сахновский и в них может внести неожиданный, парадоксальный и глубоко лиричный обертон: «У Тарковского в гениальном стихотворении Он (лирический герой) говорит Ей (героине) с пафосом повелителя: «Я — наместник дерева и неба...» (казалось бы, что может быть выше!). Но тут же добавляет: «А ты сама — и дерево, и небо». Иными словами, мужчина как творческая личность одержим стремлением к совершенству. А женщина — сама совершенство. И с таким распределением ролей хочется согласиться — по крайней мере на момент чтения. Это потом приходят всякие критические мысли, которые опять же с досадой отгоняешь: «Ну да, не прав Сахновский. Допустим. Зато как красиво сказал!..»
Сахновский, если я правильно понимаю изначальный авторский замысел, предпринял отважную попытку повторить творческое усилие Бунина — создать книгу новелл о любви. Конечно, «Счастливцы и безумцы» — не «Темные аллеи». Любовь — прекрасный, однако весьма трудный материал, и автору не всегда удается удержаться в русле любовной тематики. Так в книге появляются не лишенные остроумия, но не слишком оригинальные зарисовки из жизни «новых русских» и сатира на представителей литературного бомонда. Сатира, на мой взгляд, — не самая сильная сторона Сахновского. Да и стоит ли ему идти по этому пути? Писать сатиру у нас умеют многие, а вот писать о любви — практически никто.
Действующие лица историй писателя — такие же люди, как мы, наши друзья и соседи. Сами истории разворачиваются в знакомой, обыденной обстановке — в провинциальных городках, где-нибудь на юге, в студенческом общежитии или даже в Интернете, в популярном чате. И герои, и ситуации исключительно нормальны и типичны, но эта нормальность и обыкновенность не смущают и не раздражают: в обыкновенности героев Сахновского и заключается их прелесть. Может быть, она позволяет читателю лелеять тайную сладостную мысль: уж если с этим насквозь обыкновенным персонажем случилось такое чудо, значит, и со мной в любой момент может случиться? Любовь у Сахновского преображает простых людей, превращает их в поэтов и героев. Однако она никогда не длится долго, заканчивается скоропостижно и зачастую трагически, и это правильно, потому что чудо не должно быть навсегда — иначе утрачивается ощущение чуда.
Но любовь — это не только метафизика чуда. Игорь Сахновский с удивительной легкостью переходит от метафизики к твердым телам. Ему почти удается опровергнуть распространенную точку зрения, согласно которой русский язык в сущности своей очень целомудрен и не предназначен для откровенных эротических описаний (якобы легко можно удариться в одну из двух крайностей — либо в грубый натурализм, либо в жеманную туманность и иносказательность). «Почти» — потому что эротические описания у него подчас грешат излишней вычурностью: «Стройный поцелуйный сюжет то и дело отклонялся в стороны из-за неловких вторжений под халат, вынимания тонкостей и пышностей из жаркого трикотажа, расширения тесных прав и набега мурашек» («Нелегальный рассказ о любви»). Впрочем, даже эта вычурность как-то неуловимо поэтична и лирична.
Герои Сахновского любят не только героинь. Они любят еще много чего — например, литературу. Они много читают и говорят о прочитанном. Еще они любят путешествовать и охотно делятся путевыми впечатлениями. Любовь к путешествиям легко и непринужденно сочетается у них с любовью к родине, спокойной и совершенно аполитичной. Родина, родной город, запросто может ассоциироваться у них с «ни с чем не сравнимыми по вкусу и запаху старогородскими жареными пирожками с требухой» («Насущные нужды умерших»). Эти герои так много всего любят, что долго перечислять. Проще перечислить, чего они не любят... Но тут как раз ничего не приходит в голову.
Слишком уж много любви, скажете вы? Увы, отвечу я, ее, к сожалению, так мало — и в литературе, и в жизни. Поэтому нам нужен Сахновский — в гомеопатических дозах, чтобы не выработалась привычка, потому что как только выработается привычка, утратится чувствительность.
Наверное, это не совсем честный прием — закончить рецензию теми же словами, какими заканчивается рецензируемая книга, но я, пожалуй, не удержусь: «...Самая правильная и счастливая «форма существования белковых тел» — жить, умирая от нежности и желания».
|
|
|
 |
 |
Герои публикации:
Персоналии:
06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
28.12.2019
Дмитрий Кузьмин
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов
|
|
|
|
