Страх и отвращение к Баяну Ширянову, или «Ложный портрет современника, порочащий образ России»
Интервью с Баяном Ширяновым

Интервью:
Константин Рубахин
Gif.ru, 9 марта 2004 г.
        Поводом этого интервью стало начало судебного процесса над писателем Кириллом Воробьевым, подписывающимся псевдонимом Баян Ширянов. Его обвиняют в незаконном изготовлении и распространении порнографической продукции (ст. 242 УК). Причиной заведения дела стал иск, поданный летом 2002 года организацией «Идущие вместе» о незаконной продаже в книжных магазинах романа Баяна Ширянова «Серединный пилотаж», содержащего, по мнению истцов, порнографию. «Серединный пилотаж» является второй книгой трилогии, описывающей жизнь наркоманов (первая и последняя книги называются «Низший пилотаж» и «Верховный пилотаж»). Состоялось уже два заседания 3 и 5 марта, на которых так и не было доказано, являются ли два представленных отрывка романа порнографией. Фрагменты уже прошли 7 экспертиз. Порнографию в нем обнаружили специалисты МВД и дважды секретарь Союза писателей России Николай Переяслов. Экспертизы филологического факультета МГУ и Института философии РАН порнографии в произведениях Ширянова не обнаружили. Сейчас материал передан в Центр комплексной экспертизы и сертификации систем и технологий, перед которым поставлен только один вопрос - содержит ли роман элементы порнографии. Следующее заседание суда назначено на 19 марта.

        Константин Рубахин: Самое ужасное, что я читал у Баяна Ширянова - этот тот текст про экстрасенса и воров в законе...
        Баян Ширянов: «Пономарь»?
        К.Р.: Да. Странно было после прочитанного в сети «Низшего пилотажа» столкнуться с таким откровенным pulp`ом...
        Б.Ш.: Это написано задолго до «Пилотажей».
        К.Р.: С какой целью?
        Б.Ш.: Коммерческой!
        К.Р.:Сколько всего у тебя произведений?
        Б.Ш.:Пятнадцать романов и словарь наркоманов! Серьезно. Тридцать книг вышло.
        К.Р.:Я читал «Монастырь» - такое закрученное, четко выстроенное произведение. Меня удивило, что автор «Пилотажей» может еще и так писать.
        Б.Ш.: «Монастырь» - одна из самых моих любимых работ.
        К.Р.:Но что касается «Пилотажей» - тут ты показал конкретный такой культурный пласт, передал язык. Этот сленг и легенды ведь действительно были в пользовании от Ростова до Камчатки.
        Б.Ш.: Даже наоборот. Там есть несколько неологизмов моих собственных, которые потом распространились. Например - Стендаль (из-за романа «Красное и черное» - так в «Пилотажах» называется кристаллический йод и красный фосфор, участвующие в реакции получения первитина - К.Р.). Это чисто моя придумка.
        К.Р.:А разные наркотические легенды - про коллективные глюки, передачу мыслей -ходили до твоих романов?
        Б.Ш.: Да, но, как ни странно, не были описаны у других писателей (у зарубежных я имею ввиду - наши вообще почти эту тему не трогают). Хотя, казалось бы, это лежит на поверхности.
        К.Р.:Ну разница ведь есть между западной наркотической субкультурой и нашей.
        Б.Ш.: Конечно - вот фильм с Микки Рурком – «Spun» называется, что можно перевести как «увинченный». Тематика похожа, но там все как-то более механистично. Зато в русский прокат он вышел под названием «Высший пилотаж». Ссылка понятно на что.
        К.Р.:Если героиновая субкультура описана подробно, то про «винт» ты первый написал.
        Б.Ш.: Так, а теперь скажи - что в России написано про героиновую субкультуру. Она есть, но ее не видно: в интернете куча великолепных текстов, но их не печатают - не выгодно. А народу втирают, что героинщики говорят только о том, как достать и помирают быстро. Это не интересно. Хотя действительно, винтовые более продуктивны. Потому что они дохнут медленнее! Вообще нельзя все сваливать в одну кучу. Организация, называющаяся Госнаркоконтроль, уже взялась судить ветеринаров, которые пользуются кетамином для обезболивания животных при операции. Так на суде это и было сформулировано «незаконно распространил кетамин, вколов его потерпевшей кошке». Адвокат предлагал пострадавшую кошку вызвать в качестве свидетеля. Также и люди, которые используют психотропные вещества, называются у нас наркоманами, независимо от того какие препараты ими употребляются, и попробовали ли они первый раз или уже опустились и сидят на игле. И веществ, которые вызывают физическое привыкание немного: опиаты, алкоголь и никотин.
        К.Р.: Но вернемся к поводу нашего интервью - суду.
        Б.Ш.: Тут такая получается ерунда. Судят явно не меня - а моего литературного персонажа. Мой литературный герой, к тому же, умер от передозировки 7 сентября 2000 года. Как известно, мертвые сраму не имут и судить их нельзя, но этим сейчас почему-то занимаются.
        К.Р.: Почему иск был подан в связи с «Серединным пилотажем»? В «Низшем...» ведь даже жестче все...
        Б.Ш.: Потому что «Низшего...» уже давно нет в продаже. Хотя когда он появился у Саши Иванова (руководителя издательства «Ad marginem», выпустившего книжку - К.Р.) были неприятности. Ему сделали серьезное предупреждение, обещав еще более серьезное, если он еще что-нибудь подобное издаст.
        К.Р.:Мне кажется, процесс можно назвать «делом постмодернистов»...
        Б.Ш.: Да. «Идущие вместе» подали четыре иска - против Сорокина, Пелевина, Ерофеева и меня. На Ерофеева и Пелевина прокуратура не отреагировала - там, видимо, чуть-чуть вменяемые люди сидят. А у меня и Сорокина что-то нашли. Причем, как признано было в суде, те экспертизы, которые легли в основу дела, написаны с процессуальными нарушениями и доказательствами не являются.
        К.Р.:Все экспертизы?
        Б.Ш.:Единственно правильной оказалась та, что составлена в Институте Русского языка имени Виноградова. Она гласит, что в рамках лингвистической экспертизы невозможно ответить на заданный вопрос.
        К.Р.: А ты сам как считаешь - оказывается давление на литературу?
        Б.Ш.: Это все е***я политика. В какой-то момент стало кому-то выгодно погнобить писателей. Естественно, просто так подобные процессы не начинаются.
        К.Р.: А как ты сам чувствуешь - могут тебя в тюрьму посадить?
        Б.Ш.: Это ты спрашиваешь как человек или как журналист? Отвечу как журналисту: «Да - посодять меня на х*й!». А как человеку вообще не отвечу.
        К.Р.:Получается, что молодежная организация «Идущие вместе» себя компрометирует такими процессами.
        Б.Ш.:Они себя много чем компрометируют. Ты сайт их видел? Там какой-то бегемотик в маечке с их логотипом. Там еще есть игра - закидай помидорами меня. Сначала меня, а потом Сорокина и Иванова, в качестве бонуса. Хотя, я уже давно в нее не играл - может что-то путаю.
        К.Р.: Говорят, Сорокин сильно выиграл на этом процессе - продажи взлетели, каждый лоточник считал за честь продавать «Голубое сало» - а ты как?
        Б.Ш.: Никак! Ты видишь перед моей дверью очередь из издателей? Мои книги уже год не печатают. За то время, что идет процесс, я обошел ножками все крупные московские издательства и везде получил отказ. И я не могу это объяснить ничем другим, как каким-то неизвестным мне давлением со стороны власти.
        К.Р.:А зарубежные организации не пытались тебе помочь?
        Б.Ш.: Нет - только какие-то статейки появляются. После того как Сорокин на франкфуртской ярмарке выступил в мою защиту.
        К.Р.: Сам ты туда не поехал?
        Б.Ш.: У меня год уже подписка о невыезде.
        К.Р.:А что следователи говорят?
        Б.Ш.:Один из следователей вообще в марте прошлого года закрыл дело за отсутствием состава. Через неделю дело открыли заново.
        К.Р.:Какие вопросы задают на допросах?
        Б.Ш.: Как вы незаконно изготовили свой роман?
        К.Р.:С усмешкой спрашивают или серьезно?
        Б.Ш.: Они, разумеется, понимают весь маразм ситуации. Но статья, по которой меня обвиняют, гласит «незаконное изготовление и распространение порнографии» и т.д. И это надо было все записать для протокола. Я ответил, что я незаконно ничего не распространял, а романы просто пишу. Второй вопрос - считаю ли я это порнографическим. Естественно, я это порнографическим не считаю и считать не могу. Потом спрашивается - кому и когда вы это все передали, я рассказываю. На этом допрос заканчивается.
        К.Р.:Исходя из существующих определений порнографии, содержащихся в Законе «О культуре» и комментариями к статье 242 УК, выделенные фрагменты из твоего романа можно определить как порнографию. Но как быть с контекстом?
        Б.Ш.: В этом то вся и фишка. Если брать Брокгауза и Эфрона, то у них порнография вообще определена, как описание жизни проституток. При этом у них приведен очень подробный анализ развития значения этого термина. И говорится, что к порнографии можно отнести и работы Апулея, и Рабле, и даже Свифта. И я рад оказаться в этой компании.
        К.Р.:Разумеется, истцов больше всего напрягает то, что ты пишешь о наркотиках, а не порнография. Вот мы сейчас выйдем с тобой на улицу и купим на лотке сразу несколько бульварных штук с описаниями секса покруче чем во всех «Пилотажах»...
        Б.Ш.: Напрямую об этом ведь не говорится. Говорится именно о порнографии. А существование некоей наркотической субкультуры у них вообще вызывает сомнение. Свидетель Смолин (генеральный директор издательства «Зебра Е» - К.Р.) на заседании пятого марта объяснял, что есть такая культура, а секретарь Союза писателей России Переяслов говорил, что я «даю ложный портрет современника, порочащий образ России». То есть он практически заявляет, что наркоманов у нас нет. Если бы в России все были такие писатели, то на нее надо было бы сбрасывать ядрену бомбу. А, возвращаясь к порнографии, ведь действительно, есть четкое определение, что порно вызывает похоть.
        К.Р.:Да - ты говорил это на суде, обращая внимание, что у истцов твои тексты вызвали только отвращение. Но дискуссия - вызывает ли порнография похоть в любых условиях - ведется уже давно...
        Б.Ш.: Что здесь дискутировать! Собачье говно на столе какие у тебя эмоции вызывает? Омерзение. И эти мальчики «Идущие...» не могут объяснить, чем отличается описание полового акта, которое вызывает омерзение, от описания говна на столе. А если они возбуждаются от слова «х*й», написанного на заборе, то не моя в этом вина.
        К.Р.:Но в том, что это их может возбуждать, они не признаются. Даже, наверное, себе.
        Б.Ш.: В этом весь комизм ситуации.
        К.Р.: Где, по мнению истцов, должна продаваться твоя книга?
        Б.Ш.: Они хотят, чтобы книги такого рода продавались в специально отведенных местах. Я согласен. Для неподготовленного читателя такое чтение может вызвать культурологический шок. Но такими отведенными местами нужно сделать несколько стеллажей в центральных книжных магазинах города. Специальных стеллажей, где будет продаваться так называемая современная маргинальная литература.
        К.Р.: И на ответственности продавцов будет организация предупреждения читателей и возрастные ограничения при продаже таких книг?
        Б.Ш.: Пусть делают фэйс-контроль и так далее. А если идти до конца по этому направлению, то каждая книга должна сопровождаться в анонсе следующими словами: «в этой книге вы можете встретить...» и перечислить все опасности, которые ждут читателя в следующем тексте: расовую нетерпимость, описание половых актов, описание убийств (если кто-нибудь не ожидает их встретить в покупаемом детективе) и т.д.
        К.Р.: Еще можно учить читать с восемнадцати лет.
        Б.Ш.: Да - а до этого пусть колются и е***ся.
        К.Р.: Сорокин подавал встречный иск к «Идущим», что именно они напечатали порно, вырвав из контекста эпизоды его романов, когда издавали контрпропагандистский сборник. Ты не хочешь ничего подобного сделать?
        Б.Ш.: Честно говоря, хотелось это все поскорей бы закончить, потому что ущерб мне приносит сам процесс - это действительно угнетает. Пока все это продолжается, я не смог написать ни строчки. Когда дело ненадолго закрыли, я обрадовался, начал новый роман. Только возобновили расследование - прекратил.
        К.Р.: Что скажешь в заключение по поводу всего этого литературно-уголовного процесса?
        Б.Ш.: Заключения быть не должно!






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service