«Серебряный век сосет»
Три молодых поэта

Анна Гилёва
Акция, 10.03.2006
        Накануне 21 марта, Всемирного дня поэзии, Анна Гилёва и Елена Белоусова побывали в гостях у трех молодых поэтов и попытались выяснить: а правда ли у нас сейчас расцвет поэзии?
        Инженер-электрик Ульяна Заворотинская, дизайнер музыкальных дисков Антон Очиров и журналист Кирилл Решетников пишут стихи. Кириллу 31 год и он самый младший в поколении тридцатилетних поэтов (среди которых Дмитрий Воденников, Андрей Родионов, Мария Степанова), известен под именем Шиш Брянский, в 2000 году получил премию «Дебют». Об Ульяне (25 лет) с Антоном (27 лет) еще 2 года назад никто не слышал. Их «продвижению» способствовал интернет: они ведут ЖЖ и выкладывают свои работы на Полутона.ру. И тем не менее, все они – поэты.


Антон Очиров


        Два года о том, что Антон пишет стихи, знали 5 человек. Под впечатлением от поэта Дины Гатиной Антон завел ЖЖ (kava_bata), где выкладывал свои стихи, и однажды его стихотворение откомментировал поэт Дмитрий Воденников. С тех пор, говорит Антон, в его жизни многое поменялось.
        «Деловитость тебя погубит», – говорит мне Антон Очиров, когда мы с фотографом объявляем, что у нас всего полтора часа. Он живет на окраине мегаполиса, и его время точно подчиняется каким-то своим законам. В его квартире в Солнцево голые стены, но очень уютно. Сегодня он покрасил зеленым и красным дверные косяки, и испачканная в краске кошка кажется перемазанной зеленкой. Детство Антона прошло в Переделкино, и он помнит, как гонял на велике в библиотеку имени Корнея Чуковского,– его дедушка приехал в Москву из Бурятии учиться в пединституте и, как выражается Антон, «завис» здесь, написал повесть «Найденыш» и даже получил за нее какую-то литературную премию.
        Антон сообщает нам, что вообще-то он ходит дома в юбке, но сегодня надел штаны, чтобы нас не шокировать,– Антон очень похож на индейца и тоскует по золотым 60-м годам: «В 60-е началась глобальная волна, которая прокатилась по всему миру: сменилась парадигма в представлениях человека о самом себе, а она не так часто меняется. Сломались привычные ролевые модели. Все новейшее время, в которое мы сейчас живем, оттуда. Мне очень интересно копаться в том, как все это тогда происходило». Антон закончил Московское академическое художественное училище памяти 1905-го, но живописью не занимается уже года три: сейчас ему интереснее поэзия. А как же, спрашиваю я, можно заниматься поэзией, если говорят, что не ты пишешь, а через тебя? «Стихи подбираются на слух,– говорит Антон,– это долгий процесс прислушивания... Иногда этот слух надо обострить, то есть стать невменяемым, и эти состояния служат утончению перегородки. Например, когда у тебя температура 40, тебе такие сны красочные снятся. И со стихами это очень похожий механизм». Но сознательно обострять это состояние «из соображений написать стишок» Антон не стремится, потому что, по его мнению, это все равно что заниматься любовью по расписанию.
        «А правда, что у нас сейчас расцвет поэзии?» – «Да, вообще! Я тебе сейчас скажу как на голубом глазу, как говорят чуваки на улице: “Серебряный век сосет!” Но это только не для диктофона. Какие признаки? Огромное количество первоклассных поэтов. Такое ощущение, что ты участвуешь в коллективном забеге и вместе с тобой бегут еще люди, они все разные, у них как у лыжников разного цвета шапочки и разные рюкзаки за спиной, но все они бегут в одну сторону». Антон оформляет диски независимых лейблов «Выргород», «Отделение Выход», его последние работы – альбомы групп «Рада и Терновник» и «Адаптация». Он жалеет, что не оформлял два вышедших на «Выргороде» альбома «Гражданской обороны» – был завален другой работой. От Антона я ухожу с «запрещенной» книжкой – «Электропрохладительный кислотный тест» Тома Вулфа, которая, на его взгляд, наиболее адекватно описывает то, что происходило в его любимую эпоху.

Ульяна Заворотинская


        «Маяковский – это моя большая любовь. Его сейчас нет, а на самом деле он был живой. Он ходил по Лубянке, читал в Политехническом музее, ему действительно присылали записки, он ходил по улице и размахивал руками, кушал кашу, с кем-то ругался. И когда я это поняла, для меня это было таким чудом. Я не знаю, может, я сейчас глупости говорю, но раньше мне не казалось, что до меня жили люди, я думала, это просто истории такие».
        Ульяна встречает нас у метро «Рязанский проспект». По дороге выясняется, что она окончила Институт нефти и газа им. Губкина, работает по специальности инженером-электриком, проектирует электрические сети зданий. У нее нет конфликта ролей: ведущего инженера и поэта, который еще и публично читает свои стихи. «У меня был очень интересный преподаватель в институте, который вел ужасный предмет «электрические машины» и достаточно профессионально занимался коллекционированием старых монет. И он мне сказал однажды, что у человека должны быть разные области, куда он может себя приложить. Потому что часто так бывает, что что-то заканчивается не по вашей вине и, чтобы вместе с этим «что-то» не закончилась вся ваша жизнь, вы должны быть человеком разносторонним. В меня это как-то запало и, видимо, стало какой-то установкой».
        Ульяна варит кофе и рассказывает, что, когда она стала писать на «Стихи.ру», ее определили в «Полутона». Чем этот проект, объединяющий поэтов до 30 лет, отличается от других, не может сказать даже его куратор Павел Настин. «Скорее, это определение от противного,– говорит Ульяна,– мы не те, не те и не те. Но прямо видно, как время отражается в этих текстах: мы поколение компьютеров, интернета, сотовых телефонов, быстрой и мгновенной связи. От этого тексты рваные и более меркантильные, потому что страшно то, что происходит вокруг, что показывают по ТВ, думай об этом или не думай. Этот страх отражается в этих текстах – изменяется речь, становится менее связной и последовательной. Там нет истории, там рваные куски сознания, но это личное безумие может совпасть с вашим. И вы найдете в этом отражении себя, как будто посмотрите в зеркало».
        Ульяна уверена, что каждый поэт пишет свою личную историю, и даже Андрей Родионов, который пишет о рабочих районах. Поэтому она любит читать со сцены не только свою историю: «Когда ты читаешь чужие стихи, есть возможность голосом прочесть и дать людям понять еще что-то кроме того, что автор закладывал. И мне кажется, это получается глубже и плотнее». Но в то же время она чрезвычайно скептически относится к проекту «Поэты за стеклом». Ей кажется, что идея показать контрасты поколений и призвать всех к признанию друг друга провалилась: «Почему-то все стали друг с другом конфликтовать. Как у Хармса: «Я поэт. Нет, ты не поэт. Ты говно». А во-вторых, худо сочетается поедание котлет и попивание пива со стихами. Cтоит человек на сцене, читает что-то свое, очень личное, крик души, и тут же на первом ряду сидит другой человек, который кушает гамбургер и у него капуста валится изо рта».
        Ульяна радуется, что «Акция» пишет про поэтов: «Понимаете, ведь в 60-е поэзия была социальным явлением. А сейчас это превратилось... сидят поэты, как геи и лесбиянки, в каком-то своем мирке, чего-то там делают, у них происходят войны, ссоры, подъемы, спады, а все считают, что их нет. А ведь они – есть!»

Шиш Брянский


        «ЖЖ – это такая симуляция ноосферы в электронном виде,– говорит Кирилл Решетников.– Обычно же ноосфера – это сущность, которую трудно непосредственно ощутить, а тут, пожалуйста,– запах умов. Для себя я не вижу необходимости писать туда, но это не значит, что я как-то пренебрежительно к этому отношусь – просто мне интереснее за этим наблюдать».
        Интеллигентный юноша Кирилл Решетников в 2000-м одновременно с получением «Дебюта» защитил кандидатскую диссертацию по глагольным системам в языках древних народов, живших в Центральной Сибири, сам живет окнами на Измайловский парк и работает литературным обозревателем газеты «Газета». Ему кажется, что проект «Шиш Брянский» завершен, потому что из этого рудника он выкопал все, что можно. По его собственным словам, он, как музыкант, нашел новую, неизвестную науке тональность, но не видит смысла все время повторять одно и то же. Его называют деконструктором, ругают за мат, но он не расстраивается: «С одной стороны, всегда было 2 человека, которые меня всегда признавали, а с другой стороны, есть люди в толстых журналах, которые меня никогда не признают, да это, наверное, и не нужно. Есть замечательная статья одного человека, который доказывал, что я вообще шарлатан, – и это моя любимая статья».
        В его маленькой квартирке все завалено книгами, дисками, бумагами. Кирилл разрывается между журналистскими заданиями, назначить ему встречу практически невозможно, но что такое дедлайн – Кирилл знает и всякий раз с изумлением обнаруживает, что в других изданиях тоже все делают в самый последний момент. На вопрос «А что у нас сейчас происходит в поэзии?» Кирилл пожимает плечами и советует обратиться к теоретикам. «Кто вам сказал про Серебряный век? – выпытывает он у меня. – У них, наверное, Серебряный век на корпоративной основе весь. Я тебя читаю, ты меня тоже – у нас Серебряный век». Он отказывается комментировать наличие или отсутствие расцвета поэзии и советует за истиной в последней инстанции идти к тем, у кого Серебряный век.
        Кирилла не очень волнует, понимают ли его читатели: «Когда я писал эти стихи, я обращался к субъектам иного порядка. Это было связано с тем, что со мной происходило. Задача была – выживания, возможно, физического даже. И вообще это побочный продукт некоторого процесса, который не сводится к общению с людьми». Но, с другой стороны, он предполагает, что бомж в минуту откровения может понять Марию Степанову не хуже, чем Татьяна Толстая. Ведь бомж – это божий человек, а Мария Степанова – посланец бога, потому что поэт. Кирилла смущает замкнутость поэтического сообщества, и он также, вслед за писателем Прохановым, уверен, что художник не должен быть маргинальным, а должен идти в народ, в супермаркет, как говорит Проханов, в «подлый мир», иначе эта «квазиэлитарная культура» умрет.
        Мы расстаемся, потому что сегодня день смерти Ахматовой и Кириллу надо собрать юбилейные «голоса» из Америки и Москвы. «Я бы прочел ваш автореферат»,– говорит мне на прощание Кирилл, узнав, что я защитила кандидатскую диссертацию по английской филологии.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service