Роман не про это
«Проза поэта» Юрия Малецкого в журнале «Континент»

Александр Гаврилов
Независимая газета, 02.11.1999
        ЗРИТЕЛИ, как известно, любят детективы потому, что приятно чувствовать себя умнее автора и героев. И читатели тоже любят детективы — со стрельбой, «мужчинскими» героями, которые сперва действуют, а потом чуть-чуть думают, чемоданами денег и простыми страстями. Читатель любит, чтобы все было понятно.
        А писатели любят читателей и поэтому тоже неравнодушны к детективам. Правда, вечно норовят на детективный костяк (это чтобы, значит, читатель не заскучал) навесить умного чего-нибудь. Вот Достоевский, например, Федор Михайлович, — что ни роман, то пара трупов. Когда в финале, а когда и ближе к началу.
        Юрий Малецкий предлагает читателю труп прямо с порога. Как если бы «Преступление и наказание» начиналось с «Вы и убили-с, Родион Романович». К герою, густо помеченному автобиографическими обстоятельствами (тоже писатель, тоже эмигрант «экономической волны», тоже в Германию, тоже еврей) является некто Мухтар и — с места в карьер: «Скажите, а что вы почувствовали, когда узнали, что ваши люди убили Акопа?»
        Таковой приемчик шоковой терапии понуждает героя лихорадочно отступать в свое прошлое, рывками и перебежками вводя в повествование события то недавнего прошлого (эмиграция, первые впечатления от Германии), то прошлого давно прошедшего (отчаяние скудных перестроечных лет, попытки давать деньги в рост чулочному предпринимателю — он-то и есть Акоп; полное и бесследное оных денег исчезновение). Но зловещий Мухтар, бывший профессиональный психолог и, видать, сторонник психодрамы, требует гораздо более подробной проработки этого травматического прошлого: герой должен вернуться в Москву и сам разыскать убийц своего неисправного должника Акопа Джагубяна. Средства убеждения применяются совершенно классические: кнут («тогда я буду решать, что с вами делать»), пряник («дам денег на ресторанчик») и основной арсенал Бендера — «заграница нам поможет» и «я дам вам парабеллум».
        Но не бойся (или — не надейся), добрый читатель, — стрельбы, «разборок по понятиям» и прочих понтов корявых не будет. Забегая в самый конец, скажу сразу, что в следующий раз Мухтар появится в книге уже неживой (понятное дело, разборки; трупом больше — трупом меньше) и ни к чему такому героя понуждать не будет.
        Потому что роман — про другое.
        И стремительное развитие действия первой части сменяется неподвижностью второй, в которой ничего так и не произойдет. Герой будет сидеть в баре мюнхенского аэропорта и надираться со случайно встреченным компатриотом, ныне — американским славистом. А славист будет рассказывать три истории про предательство и по профессорской профессиональной привычке преподавать его (предательства) теорию. Вместо американского «романа на бегу» читатель погружается в шахрезадистое сплетение, где каждая история вытягивает следующую, а та — другую, словно связанные платки из кулака иллюзиониста. И эта убаюкивающая трясина заставляет героя, словно в сон, проваливаться в свое прошлое, урывками и проблесками вводя в повествование события то недавнего прошлого (бессмыслица переезда в чужую страну, нежелание жить на местный лад), то прошлого давно прошедшего (попытки выбить из Акопа деньги, знакомство со специалистами этого рода занятий — двумя Владиками, бесполезное содержание ими должника в пыточном подвале, роковое «У него и правда нету денег»).
        Но не надейся (или не бойся), милый читатель, — публичного покаяния и целования мюнхенской земли посреди аэропорта не будет. Посудачат и разойдутся.
        Потому что роман не про это.
        Собственно, автору от своего героя ничего особенного не надо. Как это ни странно, в романе, органично примыкающем к традиции русской психологической литературы, героя не будут выворачивать наизнанку, выжимать и вывешивать на просушку. Для того и речь вся целиком передана ему, чтобы случайно не вмешаться, не обогнать логику развития характера.
        Автор не нависает в небе с седой бородой, а помещается — невидимый — сзади, за плечами героя, лежащего на ковровой фрейдовской кушетке и бесконечно выговаривающего свои конфликты вплоть до момента продуктивного кризиса, когда и самому герою все становится ясно и бездна своего человеческого падения открывается ему самому. Не автор сует его носом в бездну, словно нагадившего котенка, а сам герой снимает с себя ложь за ложью, чтобы пробиться к своей подлинности. В этом смысле «Проза поэта» восходит не столько к «Преступлению и наказанию» (поминаемому в самом романе), а к повести «Кроткая» из «Дневника писателя», которая вся есть монолог мужа у гроба выкинувшейся в окно жены.
        Однако где герою вольготно, там читателю несколько жмет. Одно читательское неудобство такого рода повествования состоит в том, что все развивается на пространстве одного и того же неизменного языка. Герою бесконечно являются языковые двойники: «Я понял, что по душу мою откуда ни возьмись грядет еще один, непрошено говорящий со мною моими словами, только этот уже — совсем-совсем неотличимо от меня. Господи ты Боже мой, с чего вдруг послал ты в два последних дня такой урожай ягод одного со мною поля — после двух лет интеллектуального затворничества?» И Мухтар, и профессор предательства, и оба Владики — неразличимы, словно кружащиеся листья в ноябре.
        Другое сводится к школьному вопросу «Ну, и чем кончилось?». Русский читатель-классик с брезгливостью относится к хеппи-эндам, но совсем без какого-нибудь «энда» обходиться еще не привык. А с этим сложно. Никакого финала у «Прозы поэта» нет и быть не может. Вся структура романа направлена на то, чтобы создать бесконечное количество напряжений, шахматных боев, вынуждающих героя на последний шаг признания самого себя — неприкаянного, грешного, отягченного всем, что только может туманить духовный взор, и все же — удостоенного жизни и не оставленного горней любви. Но охватить само это движение возможно только сторонним взглядом. А завершить роман словами: «Я раскаялся и просветился истинным светом» — невозможно. Это ведь выйдет, как в телевизионном ролике против СПИДа: «Потом я умер. Очень жаль».
        А роман — не про это.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service