Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Про Шурика, который «делал это»
Людмила Улицкая. Искренне ваш Шурик

22.09.2008
Владимир Елистратов
Знамя
2004, №8
        Людмила Улицкая. Искренне ваш Шурик. — Новый мир, 2004, #1, 2; Людмила Улицкая. Искренне ваш Шурик. — М.: Эксмо, 2004.
        Значит так. Жил-был мальчик Шурик. Он был способным к иностранным языкам и очень сильно любил маму и бабушку. А папа Шурика, который не был женат на маме Шурика, сразу после рождения Шурика попал под машину. Жалко папу, но почему-то не очень.
        Дальше. У мальчика Шурика есть два главных качества. Первое: ему всегда и везде ужасно жалко всех теть. Ясно почему. Потому что жалко несчастную маму с больной щитовидкой: «эдипов комплекс» и т.д. А дядь — нет, не жалко. Ну их! Второе: у Шурика изумительная половая потенция. Даже завидно. Про таких в народе говорят: «пошел в корень».
        Сочетание доброты, переходящей в полную безотказность, и непроизвольной похотливости героя позволяют автору провести его через целую, я бы сказал, анфиладу альковных перипетий. «Трахается» (это — не мое, это авторское выражение) Шурик напропалую. Он (прибегнем к эвфемизму) «делает это»: а) с Матильдой (женщиной родом из-под Вышнего Волочка, разводящей кошек), б) с Алей (казашкой, больной эпилепсией), в) с Фаиной (начальницей его, Шурика, мамы), г) с Леной (беременной от негра дочерью секретаря уральского обкома) и д) с Валерией (красивой хромой католичкой польско-литовского происхождения и непосредственной начальницей Шурика). Кажется, никого не забыл. Есть подозрение, что он еще «сделал это» с кем-то на вечеринке у своего школьного друга Гии, но Шурик был очень пьяный, «блевал в уборной и радовался, что попадает ровно в середину унитаза», и ничего не помнит. Мы, соответственно, тоже. Кроме того, он не смог (sic!) «сделать это» с Лилей, еврейской девочкой, которую он по-настоящему, чисто и трепетно любил. Платонической любви секс противопоказан. Подробности же кровавой (в прямом смысле этого слова) попытки «сделать это» с Лилей опускаю. Одно важно: попытка была равноценна обрезанию. Лиля как бы обратила Шурика в иудаизм. Если я правильно понял. Лиля, ясное дело, уехала в Израиль, и они с Шуриком сердечно переписываются. Вот, собственно, и все. Но не совсем. Почему?
        Во-первых, потому что это лишь «конец первой книги». Значит, будем ждать вторую. А потом и третью. И во-вторых, потому что автор — замечательная писательница Людмила Улицкая, а значит, за всем этим разгулом полового сострадания стоит, как, пардон, орган Шурика, что-то большое и мудрое. И довольно страшное. Но об этом чуть ниже.
        Что такое «образ Шурика»? Тут можно просто захлебнуться в аллюзиях и параллелях. За что спасибо Л. Улицкой: все-таки умеет мастер не оставить читателя равнодушным.
        Шурик — это где-то чеховская Душечка, сменившая гендер, подобно тому как сменила гендер Золушка в Гарри Поттере. Вообще, есть такая «трансвеститская» тенденция в современной литературе: женские архетипы вселяются в мужские, и наоборот. Впрочем, подобные вещи периодически случаются в истории литературы. Например, пишет четверть тысячелетия назад Ридчарсон знаменитые романы «Памела» и «Кларисса», где героинь все время искушают нехорошие герои, тот же Ловлас. А потом Филдинг пишет не менее знаменитые «Приключения Джозефа Эндруса», где Джозефа (читай: Иосифа Прекрасного) все время искушает нехорошая пожилая героиня леди Воову. То есть архетипы искушающих и искушаемых поменялись половой принадлежностью. Но у Филдинга — пародия на Ридчарсона. А у Л. Улицкой — нет, все всерьез.
        Шурик — это, пожалуй, и куртизанка Манон Леско, которая «делает это» со всеми, но любит сердцем только де Грие, как Шурик — Лилю Ласкину. Не считая, конечно, мамы и бабушки.
        Шурик — это, вероятно, и упомянутый уже библейский Иосиф, только падший. И Любовь, кстати, к маме-бабушке у Шурика — совершенно «библейская покорность родителям, легкая и ненатужная». Шурик вообще какой-то очень то ли неуловимо, то ли, наоборот, навязчиво библейско-ветхозаветный. Весь в фиктивных женах и наложницах, весь в иудейской любви к матери, весь в трогательных мелочах семейно-исторических традиций-догматов... Да еще после обрезания, проделанного Лилей...
        Далее. Автор окружает Шурика целым «каталогом» вариантов эроса. Шурик — это своего рода энциклопедия советской сексуальной жизни. Действие в романе Л. Улицкой происходит во времена «отказников», дефицита продуктов, «Голубого огонька», экзаменов по истории КПСС и т.п. Привычный антураж романов Л. Улицкой и других писателей, которые «родом из детства».
        С Матильдой Шурика связывает чистая физиология. И как бы символично он приходит к Матильде каждый раз с треской для кошек. Все кушают с аппетитом и обстоятельно.
        Аля Тогусова — казашка, похожая на японку, когда очень старается. Про интимную экзотику умалчиваю. Лучше автора не расскажешь. Прочитайте: там все очень подробно описано. Про преимущества кривых ног и т.д.
        Фаина — тетя-вамп — грубо насилует Шурика. То есть присутствует садо-мазохистский, брутальный привкус.
        История с Леной Стовбой сродни ситуации qui pro quo. Лена должна родить негритенка от кубинца Энрике, сидящего в тюрьме на Кубе. Шурик соглашается быть ее фиктивным мужем, чтобы спасти репутацию Лены и ее родителей. Беременная Лена, опять же, «делая это» с Шуриком, шепчет ему: «Энрике, Энрике...». А он думает: «Бедная Лена!» (ср.: «Бедная Лиза!», «Бедная Настя!» и т.п.) Ну и... Как всегда.
        Валерия — красавица-инвалид. То есть налицо некий элемент извращения в рамках советских приличий.
        Правда, на вечеринке у Гии была какая-то «подозрительная толстенькая карлица с сияющим плоским личиком», которая утром «неопределенно улыбнулась» ничего не помнящему Шурику, отчего в душу Шурика «смутное подозрение закралось на мгновение». Ой, чует мое сердце, нечистое это дело с карлицей! Дай бог, чтоб я ошибся! А то уж совсем... Не до скотоложества же дойти бедному Шурику в алкогольном беспамятстве.
        В чем же трагические, реалистические, социально-психологические и прочие глубины образа Шурика?
        А вот в чем. Шурик, всей душой жалея женщин и, так сказать, всей душой и телом отдаваясь им, незаметно для себя и для них приносит и себе и им горе. Как-то подспудно, косвенно. Он — не ангел, а демон сострадания. Неслучайна первая фраза романа: «Отец ребенка (Шурика. — В.Е.) Александр Сигизмундович Левандовский, с демонической и несколько уцененной внешностью, с гнутым носом и крутыми кудрями, которые он, смирившись, после пятидесяти лет перестал красить, с раннего возраста обещал стать музыкальным гением». Гением Александр Сигизмундович не стал, демоном он тоже был «уцененным». Но как бы передал сыну и то и другое, только в инофорах. Сын стал неким «демоническим гением чистого сострадания». Чистого, как музыка. И совершенно, в общем-то, безвольным человеком. Вернее, волевым в мелочах и полностью ведомым «по жизни». Шурик — это оксюморон. У него изумительная мужская потенция, но «вечно бабье», выражаясь бердяевской фразой, — в душе. Он направо и налево сострадает своим титаническим фаллосом и «заботами по хозяйству», он все время обо всех хлопочет, бегает весь в поту, что-то улаживает... Он никому не отказывает, не может сказать «нет». Он любит маму. Он — маменькин сынок и заботливый «мамин папа». Он — горьковский Лука и шлюха-»безотказка» в одном лице. Символично, что папа Шурика попадает под машину именно в тот момент, когда наконец-то решается жениться на его маме. Первое и единственное мужское решение в его жизни. И оно было «сбито машиной».
        И начинаются демонические подмигивания Шуриковой судьбы. В то время когда Шурик романтически бродит по Москве с Лилей, его бабушка умирает. Когда он удовлетворяет Матильду с кошками, его мать чуть не умирает. На его глазах впервые случается эпилептический припадок у Али, а он ей, ничего не помнящей, о припадке не говорит: жалеет. А потом Аля попадает под машину (как Шуриков папа) из-за очередного эпилептического припадка (кстати, на это автору потребовалось полстраницы, хотя до этого Але была посвящена чуть ли не треть романа). Здесь в романе — сюжетная развилка, другая дорога отработана в книжном варианте (столь же стремительно): Аля вылезает из-под этой машины едва оцарапанной и тут же находит себе жениха — мента, которому нужно жениться, чтобы получить жилье.
        Насчет «попасть под машину» — явная идейная окольцовка. И потом: это очень хороший способ отделаться от отработавшего свое героя. Под машину — и кирдык. Хотя замужем тоже пропадают без вести...
        В душе у Шурика — незаживающий комплекс вины перед всеми. Как у Сони Мармеладовой. И, желая подавить его, он все охотнее и активнее сострадает и жалеет.
        Журнальный вариант оканчивается сюжетным многоточием. Думается, что дальше роман пойдет по пути наращивания трагических оборотов. Шурик окончательно «запутается в бабах». Может быть, кто-нибудь увидит штамп в его паспорте о (фиктивном) браке с Леной и умрет от горя (кто? мать? приехавшая из Израиля Лиля? — не знаю). Энрике, скажем, может выйти из тюрьмы, приехать и увидеть штамп в паспорте Лены. Или их совместную фотографию (плюс — ребенок) после роддома. И покончить с собой. Или убить Лену (архетип Отелло?). Кажется, что автор настроен своих героев «мочить». Правильно: пусть расплачиваются за «это». Явно что-то будет делать автор и с религиозной темой. Уже был момент, когда Шурик возвращается домой после операции его мамы. Он — в разбитом состоянии... «А вдруг Бог где-нибудь есть?» — пришло ему в голову, и тут же, как из-под земли, выскочила приземистая церковка». Но Шурик в этот раз не приобщился к вере, а «ускорил шаг, почти побежал», подумав боязливо: «А что бы сказала бабушка?». Ближе к концу первой книги Шурик «делает это» с глубоко верующей Валерией. Чу! Что-то будет! Уж очень Валерия похожа на потенциальную юродивую. Нет, скорее, он уедет к Лиле в Израиль. Там, во-первых, интереснее, во-вторых, не зря же его Лиля, так сказать, «обыудеила»... Куда-то надо будет деть и Фаину-вамп, и Матильду с кошками (на родину ее, в деревню!), и карлицу от Гии... Скорее всего, все они плохо кончат, извините за непроизвольный каламбур. И все из-за Шурика с его сердобольным фаллом.
        Трудно сказать, как закрутит свой добротно намыленный дорогим мылом сюжет (это комплимент!) автор. Уж очень автор в этом деле искушен. Шурику еще только 19 лет! Может получиться эпопея. И сериал. Поэтому давайте сверим наши предположения с подоспевшим книжным изданием «Шурика».
        Здесь явлен еще ряд женских персонажей, которых в журнальном варианте нет. Связь с одним из них — сумасшедшей Светланой — чуть не стоила Шурику жизни. Но приехала Лиля. Проездом из Америки в Японию бизнесвумен Лиля на сутки оказалась в Москве — и Шурик впервые смог отказать даме по уважительной причине: не мог одновременно оказаться в двух местах. И Светочка не стала его резать. Повесилась сама. А Лиле он не понравился — хотя это она проговорила уже в самолете, во внутреннем монологе. Асексуальным показался. Что еще? Неожиданно умерла Валерия — но тут же свалилась на голову Шурика ее подруга Софья, алкоголичка со сросшимися бровями. Религиозная тема так и повисла где-то рядом с основным сюжетом. Про штамп в паспорте мама, конечно, узнала — но в таких обстоятельствах, что было ей от этого радостно: девочка Лены оказалась так красива и талантлива, что возлюбила ее Шурикова мама пуще Шурика, и, пока Стовба воссоединялась со своим Энрике, растила ее дочку, которую Шурик водил в балетную школу Большого театра. Но пришлось расставаться: влюбленным наконец повезло — с четвертой, кажется, попытки. И девочка была увезена за границу. Там ее судьба сложилась хорошо. А Шурик вздохнул с облегчением: он уже знал, что и ей не откажет, стоит ей подрасти...
        Но дело, в конечном счете, не в закрутке-раскрутке сюжета, а, как говорили в школе, в идейном содержании произведения. О чем же новый роман Людмилы Улицкой? О многом. Можно сказать, обо всем сразу. О евреях, казахах, кубинцах, кошках, сексе, советской жизни... Но в том числе и в первую очередь — о том, что мужик измельчал. Что не мужское это дело — быть сострадательной тряпкой. О драме российского сиротства-безотцовщины. О том, что женщина, хотя ее и жалко, — «это звучит гордо». О том, что хотя мужики и «делают это» и говорят «про это», но «это» — совсем не то и не так... Нету здесь любви, Истинного Эроса. «Это» есть, а Любви нету. В общем, роман Л. Улицкой о том, о чем все другие романы Л. Улицкой. О тяжелой женской доле в контексте мужской. О вечном томлении фатально одинокого гендера в темнице повседневности. Л. Улицкая написала нам новую, не безнадежно пессимистическую, впрочем, «Крейцерову сонату» от Л. Улицкой. С умеренно половым уклоном.
        Все или почти все, вроде бы, в новом романе хорошо, основательно. Этакая «добротно сколоченная» проза. И читаешь с хорошим, здоровым интересом. Это вообще талант Улицкой — рассказать о неинтересных вещах интересно. Но есть все-таки странное ощущение. Во-первых, это все уже раз сто ты где-то читал. И про советский быт, и про отказников, и про сдачу истории КПСС в институте... Эффект навязчивого дежа вю. И еще: читаешь и чувствуешь себя как бы зрителем боксерского боя, где великий боксер дерется с выбранной им темой вполсилы. То ли силы экономит, то ли не в духе. Читаешь — как будто «делаешь это», как Шурик, без Любви. Технически все безупречно, но без огонька. Улицкая — ясно — не боксер. Но отчего же не махнуться для красного словца-сравнения — по ее же примеру — гендером? Тем более что женский бокс уже существует.


  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service