Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Правое выравнивание

04.08.2007
        Цикл стихотворений Сергея Завьялова «Переводы с русского» – это откровенный эксперимент, и эксперимент очень интересный. Цикл построен на демонстративно выраженной схеме, откровенной, как декларация. Берется очень известное, классическое стихотворение и переводится на современный поэтический язык, или, более точно, – на поэтический язык Сергея Завьялова, который выступает в данном случае как некоторая универсальная мера современной поэзии.
        В качестве объекта перевода берутся: «Белеет парус одинокий» (Лермонтов), «Я помню чудное мгновенье» (Пушкин), «Вот бреду я вдоль большой дороги» (Тютчев), «Я по лесенке приставной» (Мандельштам), «Свеча горела на столе» (Пастернак) и державинская «Грифельная ода». Кроме того, в цикл вошли – перевод «юной болгарской поэтессы Достены Ангеловой», авторимейк – вариация на тему самого себя и некоторый усредненный текст Анонима – «неизвестного начинающего поэта».
        Идея этого цикла прозрачна и верна. Мы не понимаем стихи. Они откладываются в нашей памяти неразложимыми блоками. Продумывать, вдаваться в подробности и частности мы или не умеем или не хотим. Очень редко мы вдруг наталкиваемся на известные с детства строчки и смотрим на них, не понимая почти ничего.

        ...все стихи всегда –
        Про что-то непонятное, не станет
        Нормальный человек писать стихи.
        «Друзья мои, прекрасен наш союз!» –
        Еще понятно; все, что дальше, – дико:
        «Он как душа неразделим и вечен».
        И как это? «Под сенью дружных муз?».

        Александр Кушнер. «Белые стихи»

        Именно самые известные, заполированные до непроницаемости стихи оказываются самыми странными. Странными настолько, что необходима интерпретация, необходим перевод. Станут ли они понятнее в переводе? Может быть, и не станут, но попробовать все-таки стоит. И Сергей Завьялов предпринимает такую попытку.
        Конечно, задача, которую решает поэт, это не теоретическая обоснованная интерпретация. Он преследует вполне художественные цели. Он строит собственную поэтику, но строит ее таким образом, чтобы все коммуникации и подходы к собственной поэзии стали явными. Так иногда в современной архитектуре выносят на внешние стены зданий все кабели и трубы подачи тепла и воды.
        Поэт демонстративно указывает источник и генезис собственного творчества, переходит к патетике, традиции, отказываясь, вроде бы от авангардного заговаривания будущего.
        Чего можно добиться при таком резком и отчетливо артикулированном движении? Завьялов показывает совсем неочевидную вещь. Когда «неизвестный начинающий поэт пытается найти свою тему и свою интонацию, сказываются влияния многочисленных предшественников и современников». Конечно, это так. Но если мы точно укажем все влияния всех предшественников и современников на сформировавшегося, уже обретшего свой голос поэта, все равно что-то останется. Поэт несводим к сумме влияний. Не все, что он делает, есть перевод. Какой-то неуловимый и непередаваемый рационально оттенок тембра остается недоступен пониманию и интерпретации в уже существующих терминах.

        ты умеешь
        так трогательно раздеваться:
        два легких удара
        башмачков по полу.

        Не узнать пастернаковскую строфу, даже если бы и не был явно указан автор, конечно, нельзя. Но в тоже время все немного не так. Отчетливо слышны интонации хайку. Завьялов экономит на глаголах: «два легких удара \ башмачков» – вместо «и падали два башмачка». Динамика пастернаковского стихотворения остановлена, как бы заморожена, но прошедшее время заменено настоящим – воспоминание сменилось действием. Завьялов как бы снимает слои лака, копоти и «песен с талантливым описанием полового акта» (как однажды представили «Свечу» на веселой дискотеке). Пастернаковская строфа проступает отмытая и свежая, как проявленный палимпсест. Завьялов подставляет ей зеркало, и это его собственная поэтика. Есть в этом жесте и скромность, и смелость.
        Действительно, мы можем думать о стихах и думать стихами, но нельзя давать себе поблажек, потому что стихи нуждаются в продумывании, даже погруженные в нашу память, они слеживаются и задыхаются, они – не живут без света и воздуха. И это относится ко всем стихам: и к Лермонтову, и к Пушкину, и к Сергею Завьялову.
        Последнее стихотворение цикла (их всего 9, вероятно, по числу муз) звучит так:

        9. ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН

        После сердечного приступа;
        страх смерти на время отступает.


        поток времени медленный и неостановимый
        размывает меня
        и вместе со мною в нем растворяется
        память о языке моего народа его богах его героях
        каков будет этот остаток при впадении в океан вечности?
        записи приезжих фольклористов
        истлевающие в библиотеках книги
        пентатонный звукоряд разрывающих душу песен?

        Державинское стихотворение трактуется Завьяловым совсем свободно, хотя оно и угадывается за строчками, поэт думает о другом. Он думает не только о вечности и времени вообще, как Державин, но и о растворении мордовского языка и ассимиляции народа мордвинов – потерь чутко и близко переживаемых поэтом. «Мои предки действительно из царского места – древней столицы Арзамаса (Эрзямаса), района, который был центром мордовской полуудавшейся-полунеудавшейся в 13 веке при инязоре (царе) Пургазе государственности, района, сопротивлявшегося христианизации дольше других».
        Время, впадающее в вечность, оказывается неожиданно конкретным и осязаемым – вплоть до «пентатонного звукоряда», характерного для распевов поволжских народов. Поэт присутствует при исчезновении языка и народа, и это его язык и его народ. Редкий опыт.
        Все стихи в цикле «Переводы с русского» напечатаны с неожиданным правым выравниванием, и мне кажется, этот правый ровно подрубленный край – фронт настоящего, сегодняшнего, от которого влево, в глубину времени, уходят корни слов – строки: и совсем короткие – из одной буквы, и длинные многословные, разделенные неравными пробелами. В некотором смысле именно такова и семантика цикла «Переводы с русского» – мы отталкиваемся от сегодняшнего современного языка, чтобы уйти далеко или близко в прошлое и опять вернуться, принося с собой какое-то знание о нашем сегодняшнем дне, о стихах, которые соседствуют нам всю жизнь и которые мы почти не узнаем, потому что полагаем, что они не о нас, а о чем-то совсем постороннем.
        И этот правый, ровно подрубленный край движется, движется...


  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service