|
Города России
Страны мира
|
|
|
|
следующая публикация . Гали-Дана Зингер . предыдущая публикация |
Эпос божьих коровок
О стихах Гали-Даны Зингер
|
Говорить о стихах Гали-Даны Зингер трудно, отчасти потому, что такой разговор, как в случае с любым значительным автором, легко может увести в сторону, к обсуждению «что такое поэзия и какой она должна быть», отчасти потому, что внутренняя структура ее художественного пространства оставляет множество возможных интерпретаций. Гали-Дана живет в Израиле, представляя русскую диаспору, однако очевидное столкновение двух контекстов, двух культурных пластов в ее случае более чем нетривиально и не столь ощутимо в тексте. Другой выдающийся израильский русскоязычный автор Михаил Генделев в свое время декларировал: «Я поэт израильский, русскоязычный. А человек — еврейский» («Послесловие автора» в книге Генделева «Неполное собрание сочинений», 2003). У Зингер же два контекста «сплавляются», подменяя друг друга — характерны в этом плане нарочитые вкрапления слов на иврите в русский стихотворный текст: двум языкам дана полная свобода в общении друг с другом, как бы без вмешательства автора. Пересечение языков даже вне стоящих за ними контекстов вдвойне интересно, так как Зингер пишет и на иврите, а переводит поэзию как в одну, так и в другую сторону. В принципе поэтика Зингер во многом строится именно на взаимодействии различных культурных систем и пластов — от поэзии Гельдерлина до труднейшей философской риторики Дунса Скотта. Редкий вид «культурной поэзии» здесь предстает в качестве фона, бэкграунда к частному повествованию, которое как бы диалектически переносится на общекультурный фон и предстает уже как культурно значимый феномен. Никто не хотел ложиться Никто не хотел вставать Бел перстенек был с ядом часовых и минутных стрел Никто не смотрел на стрелки как будто встали оне Надет был перстень с часами на одно из двух голых тел — строчки с характерной для ленинградского авангарда «скачущей» звукописью (тут уместно вспомнить, что Гали-Дана родом из Ленинграда); для параллели можно привести цитату, скажем, из Виктора Сосноры: Спи, мой мальчик, мой матрос. В нашем сердце нету роз. Наше сердце — север-сфинкс. Ничего, ты просто спи. … Сигаретки-маяки, на вершинах огоньки. Я куплю тебе свирель слушать песенки сирен. Такие ритмические параллели, направленные на определенный контекст, для Зингер характерны. Первые же строчки первого стихотворения книги «Часть це» ритмически воскрешают в памяти уже бронзовую строчку Мандельштама «Нет, никогда ничей я не был современник» — здесь почти элиотовский гипертекст, перемежающий ритмические цитаты, создающий как бы случайные аллюзии и отсылки: нет никогда ничья не станет пораженьем нет ни за что нигде никоим образом ни от чего ни для чего никак Обратим внимание на третью и четвертую строчки: обычные для Зингер уточняющие вставки «нет ни за что нигде никоим образом», в прежних книгах выражавшиеся вопросами и местоимениями («Но тогда (когда?) все (кто?) (что сделали?) / усомнились в услышанном (в чем?)»), фактически полностью деконструируют стилизацию. Практически вся книга «Часть це» построена на этом приеме: создании сложного поэтического языка с тщательными стилизациями и его немедленной, одновременной деконструкции. Зачем это нужно? Книга Зингер завершается (уже после содержания) своеобразным текстом-приложением «Поиск / чужие подобия» — имитацией результатов поиска имени Дунса Скотта в поисковой системе Интернета. Упоминания Дунса Скотта нарочито нелепы, химеричны, их череда деконструирует художественное пространство целиком, заставляя читателя сомневаться в реальности каждой фразы и каждого факта, травестируя любое культурное явление, ставшее объектом письма. Более ранние поэмы-пьесы Зингер «Изображения растений, камней, животных», «Морфей и Душенька» (из предыдущей книги «Осажденный Ярусарим») уже являли собой деконструкцию классических жанров моралите и фарса: в этих высоких пародиях живые существа, предметы и понятия ведут непрекращающийся гармоничный диалог, создавая что-то вроде общего большого эпоса, субъектами которого выступают уже не персонажи и сюжеты, но предметы и понятия, и жанровые законы. Это в своем роде космическая задача: создать метафизический эпос, построенный на рассмотрении простых понятий и деталей с их метафизическим подтекстом. То же и в позднейшем цикле «Ваш покорный слуга Скарданелли» (журнал «Воздух», 2006, №2): стихи этого цикла отчасти варьируют, отчасти имитируют известные «фрагменты» Гельдерлина периода его сумасшествия, травестируя реальный сюжет фрагментов, взамен нагружая его другим, метафизическим наполнением. сперва любовь потом ея предмет а прежде бабушка и мама и вот теперь души моей собака но ты не покидай меня мой друг два года собираю я примет приданое из ветоши и хлама в дорогу года два как собираясь и спят живые с мёртвыми вокруг не успеваю тянется чулком червь дождевой из ящика полгода как будто это из носка резинка а то вдруг дырка и ищи другой Пристальное внимание Зингер к простым бытовым деталям, их одушевление и согласование с абстрактными понятиями подтверждает: художественное пространство Гали-Даны представляет собой огромный, непрекращающийся метафизический эпос, выстраиваемый от текста к тексту, от книги к книге, с отдельными главами и эпизодами. Эпос частной жизни человека в метафизическом мире зеркала, отражения реальности. Здесь ползают божьи коровки, позабыв про горящих деток чёрно-белого хлеба свежей типографской краски толстых неподъёмных подшивок старого «Огонька». — и величие замысла спасет нас.
|
|
|
|
|
Герои публикации:
Персоналии:
06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
28.12.2019
Дмитрий Кузьмин
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов
|
|
|